— Вижу, что мое присутствие здесь больше нежелательно. Прощай, Мэгги.
Я смотрела, как он уходит, я хотела, но не могла окликнуть его и позвать обратно. Теперь мне казалось, что я оттолкнула от себя единственного человека, который знал и любил меня, пожертвовав им ради того, кто меня не узнавал и, судя по всему, не стремился узнать, кто не любил меня теперь, а возможно, и никогда не любил. Но ведь я вышла за него замуж, за Николаса Уиндхэма, графа Мал-хэма, лорда Уолтхэмстоу и обещала быть с ним в радости и в горе. И несмотря ни на что, я любила его.
Мой друг дошел до двери и остановился. Не поворачивая головы, он сказал:
— Думай головой, а не сердцем, Мэгги, и ты постигнешь одну простую истину: Джейн умерла. Ее череп был раскроен, а тело обгорело. Безумие, убившее ее, глубоко укоренилось в нем, и оно смертоноснее, чем любой опиум. Возможно, скоро тебе станет ясно, что лучше было бы не лишать его наркотика. Как бы не получилось, что ты выпустила джинна из бутылки.
Его слова наполнили мое сердце леденящим страхом. Я все еще хранила в памяти портрет Джейн со слегка склоненной головкой, синими, как китайский фарфор, глазами, и волосами, золотыми, как летнее солнце. Представлять себе ее жестоко сбитой с ног было для меня пыткой. Подумать о том, что это мог сделать мой муж, — было мучительно. Это причиняло мне невыносимую боль.
Сомнение! Сомнение продолжало грызть меня, сколько бы раз я ни уверяла себя, что Николас не способен на убийство. Но ведь он ударил ее. Он явственно помнил, что ударил.
Проведя рукой по глазам, я бросилась к двери в коридор, но Брэббс уже ушел.
В сердце мое заполз холод и распространился по всему телу, проник до костей. Я совсем пала духом, мне было хуже, чем когда бы то ни было со времени заключения в Оукс. Голова моя раскалывалась. Я была так одинока. Сегодня утром у меня было два близких друга в этом мире: Розина Барон и доктор Брэббс. Одна умерла, другого я жестоко и непоправимо оскорбила.
Я продолжала свой путь по коридору, желая теперь только одного — поскорее попасть в свою комнату. Мне была видна открытая дверь приемной Тревора. Я замедлила шаги, а приблизившись к двери, затаила дыхание и прислушалась.
Осторожно заглянув в комнату, я обшаривала взглядом каждый угол тускло освещенной комнаты. Никого не увидев, я вошла. Я по-новому подозрительно оглядывала ее, полная особого интереса, обдумывая, взвешивая, осматривая каждый тигель, каждую склянку, каждый перегонный куб. Я брала в руки и обнюхивала каждый флакон, запах которого казался мне горьким, пробовала на вкус каждый порошок, который находила там.
Я уже собралась уйти, когда услышала тихий шелест платья, легкие шаги, приближавшиеся к приемной. В поисках укрытия, я оглядывала комнату. И нашла выход: дверь, ведущую во двор, наружу. Быстро! Инстинкт говорил мне, что я должна скрыться, что меня не должны здесь застать. Я попыталась повернуть ручку двери. Она не поддавалась, я никак не могла ее открыть. Я сделала новую попытку, сжимая зубы, я старалась заставить дверь отвориться. И она открылась. Я вышла в полумрак и закрыла за собой дверь. Остановилась и подождала, затаив дыхание.
Кто-то задвинул болт изнутри, оставив меня во дворе.
Лицо мое быстро покрыла изморось. Я все продолжала прислушиваться, чувствуя, как тело мое леденеет от холода. Подойдя к окну, я раздвинула плети плюща, отчаянно цеплявшиеся за кирпичную стену, потом осторожно вытерла пыль со стекла и попыталась разглядеть, кто был в комнате, сквозь неплотно задвинутые шторы.
Я разглядела какую-то фигуру, как мне показалось, женскую, одетую в белое. Эта фигура грациозно двигалась среди длинных теней. Я не могла ее разглядеть как следует. Мысленно я уговаривала ее: остановись на мгновение, постой спокойно, чтобы я могла тебя разглядеть, но без особого успеха.
Отойдя от стены, я бросилась бежать по льду и снегу.
Ночной воздух, морозный и свежий, был тихим: не было слышно ни звука. В эту ночь все было окутано каким-то особенным туманом, светящимся, потому что он отражал снег, покрывавший землю. Странность состояла в том, что луны в ту ночь не было видно.
За стеной тумана послышался вой собак и печальный звук, отражавшийся эхом от сарая и исходивший, как мне показалось, из низины, где была расположена конюшня. Однако я просто регистрировала все это, не проявляя особого интереса, потому что целью моей было попасть назад в дом как можно скорее и вернуться в комнату, пока там оставался таинственный гость.
Я ворвалась в дом через кухонную дверь, и, испуганная моим неожиданным появлением, Матильда уронила свиную ногу, из которой собиралась что-то приготовить. Полли всплеснула руками, рассыпав по столу муку и расплескав тесто для пуд-динга, которое сбивала.
— Леди Малхэм! — вскричала Тилли. — Что случилось? Что вы делали на улице в такую погоду без… О, миледи, в чем дело?
— С дороги! — закричала я.
— Она рехнулась, как и ее муженек, как пить дать! — выпалила Полли.
Я мчалась по коридору, достаточно хорошо зная дорогу, чтобы не натыкаться на мебель. Я повернула за угол. Тени здесь были гуще. Обогнула еще один. В тишине был слышен звук моих торопливых шагов. Когда наконец я добежала до нужной двери, она оказалась закрытой. Я схватилась за дверную ручку одной рукой, другой опираясь о стену, и что есть силы толкнула дверь. Она легко поддалась.
Комната была пуста.
— Как это может быть? — спросила я себя вслух.
В отчаянии я ударила кулаком в стену и вернулась в коридор, откуда пришла. Слева от меня коридор упирался в стену. Единственный путь отсюда был тот, которым я пришла.
Я ждала, пока мое сердцебиение не утихло, прежде чем вернуться в коридор. И тогда я его увидела — лоскуток белой ткани, зацепившийся за гвоздь и оторвавшийся от платья. Я наклонилась и взяла его.
Я поспешила назад, в большой зал. Там никого не было. В одиночестве я села к секретеру, пододвинула ближе сальную свечу и расправила клочок ткани, чтобы получше рассмотреть его. Я ошиблась — это был не клочок платья, а женский носовой платок, изящный, из тонкого полотна, отороченный кружевом.
Я легонько провела пальцем по затейливой вышивке в углу платка, потом поднесла его к лицу и ощутила слабый аромат цветов.
Этот запах вызвал у меня смутное воспоминание, но, как ни пыталась, я не могла вспомнить, откуда он мне знаком.
Я размышляла, перебирая в уме варианты. Должно быть, он принадлежит Адриенне, потому что в доме не было никого, кто мог бы пользоваться столь изящной вещичкой из полотна и кружев. Я могла бы притвориться перед собой, что его не существовало или могла встретиться лицом к лицу с его владелицей и спросить, что она делала в приемной своего брата. И решив, что сделаю последнее, направилась в комнаты Адриенны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86