«Он был и остался авантюристом, – подумал Итон после ухода Доминика. – Как долго нам предстоит идти рука об руку?»
Пока «армия» Итона бездельничала в Дерне, паша Триполи торопился заручиться перемирием с американцами, которых он прежде презирал. Итон возмутился, узнав о договоре: он, подобно коммодору Преблу, не сомневался, что точку следует поставить раз и навсегда на поле брани. Баррона поспешно заменили капитаном Джоном Роджерсом. Тобиас Лир, штатский посредник, договорился о заключении мира и освобождении команды «Филадельфии». «Америка жаждет мира», – объяснял Лир, поджимая губы. В июне 1805 года был подписан мирный договор.
В том же месяце Дональд Макгир и его бывший капитан, на котором неважно сидела одежда, называемая Дональдом «цивилизованной», получили разрешение отплыть в Америку на борту военного корабля. Их сопровождала Селма Микер, муж которой, как выяснилось, умер в неволе от лихорадки. Четвертым был мальчик Кристиан, которого пестовала миссис Микер.
Капитан канонерки, на борт которой ступила компания, был молод и наивен. Он слышал о капитане Челленджере – кто же о нем не слышал? Но увидев своего идола в обществе некрасивой особы, не в пример старше его, да еще с общим как будто ребенком, он был вынужден распроститься с иллюзиями.
Что до вдовы Микер, то вдовство не очень повлияло на состояние ее духа, ибо она давно приговорила себя к этому состоянию. Вся любовь, копившаяся у нее в душе на протяжении долгих лет, подчиненной строгому порядку, вылилась теперь на дитя, которое она сама назвала Кристианом. Она не слишком одобряла отца Кристиана, однако терпела его, покуда он не препятствовал ей возиться с младенцем.
Как-то вечером Дональд, не выдержав, обратился надтреснутым голосом к своему спутнику:
– Вы отдаете себе отчет, что думают все вокруг? Что эта женщина – мать вашего ребенка! Я со многим в вас мирюсь, капитан, и все же спрашиваю вас: как вы можете ходить с таким клеймом?
– А ты не спрашивай! – отрезал Доминик. – Думаешь, для меня имеет значение чья-то болтовня? Если бы не добрейшая миссис Микер, я бы лишился сына. Если бы ради пользы дела мне пришлось жениться на этой старой ведьме, я бы ни секунды не задумывался!
– Боже мой! – укоризненно вскричал Дональд и удалился, чтобы хмуриться в одиночестве, а также распространять среди экипажа слух, что дитя произвела на свет возлюбленная капитана, наложившая на себя руки от позора после его рождения. Так ему было легче смотреть в глаза матросам.
Уворачиваясь от французских и английских кораблей, они держали курс на Каролину. Однажды Доминик, предварительно напившись, сделал миссис Микер предложение. Как оказалось, его опьянение было недостаточно сильным, так как ее отказ он встретил с явным облегчением.
– Говорю вам как на духу: никто не разлучит меня с Кристианом! Но ни о каком замужестве с вами или таким, как вы, не может быть и речи. Я буду его нянькой и вашей экономкой, пока вы будете содержать приличный дом, и только. Вам понятно?
Он пробормотал, что все понимает, и попросил прощения за утрату самообладания. Пятясь в свою каюту, он врезался в Дональда, согнувшегося от неудержимого приступа хохота. Вцепившись весельчаку в глотку, Доминик тряс его до тех пор, пока смех у того не сменился испуганным хрипом.
– Все в порядке! Она меня отвергла, и я ее не виню. Лучше ответь мне: как ты дожил до седых волос, не обзаведясь женой? Между прочим, она пресвитерианка. Вы составили бы славную пару. Я, с точки зрения нашей непорочной Селмы, – никчемный ветреник и язычник в придачу. Зато к тебе она вроде бы относится со всем почтением. А посему…
– Нет! – прокаркал Дональд. Бывший капитан усмехнулся, и Дональд умоляюще закатил глаза. Обретя дар речи, он взмолился: – Может, без этого можно было бы обойтись? Я всегда думал, что изберу себе в спутницы жизни стройненькую да молоденькую…
– Разве такая на тебя польстится? – не без жестокости молвил Доминик. – Увы, нет, мой немолодой друг. Боюсь, что твой выбор – это честь по чести предложить руку и сердце вдове Микер или вывалиться за борт.
– Вот она, плата за дружбу и преданность! – пробормотал Дональд, растирая багровую шею.
Некоторым облегчением для него стало то, что Селма Микер, внимательно изучив его багровую физиономию и припомнив шаркающую походку, выговорила себе право принять решение только после того, как получше его узнает. Весь остаток неблизкого пути Дональд был вынужден одаривать ее знаками внимания под недреманным стальным оком Доминика; в редких случаях, когда она расщедривалась на предназначенную ему улыбку, у него тряслись поджилки.
Глава 38
На другом, французском, корабле Мариса, опершись об ограждение борта, смотрела не мигая на синевато-зеленые волны с венчиками белой пены. Ей казалось, что она провела в море большую часть жизни и должна была давно усвоить урок, согласно которому морские путешествия не сулили ей ничего хорошего, однако снова плыла, на сей раз – в Новую Испанию, к дяде-епископу.
Казалось бы, она описала полный круг и возвращалась к своим корням. Франция императора Наполеона осталась далеко позади вместе с роскошными нарядами и недолгим пребыванием в роли императорской любовницы.
Наполеон оказался далеко не таким нежным и преданным, как Камил, и не предложил ей ничего, кроме сомнительной привилегии – положения его любовницы. Император Франции и почти всей Европы оказался таким же, как большинство мужчин: с одной стороны, боялся, как бы о его слабостях не проведала жена, с другой – жаждал уверений, что столь восхитительного любовника еще не видывал свет.
Возвратившись из Триполи во Францию, Мариса провела месяц в уединении, а потом четыре месяца пребывала возлюбленной Наполеона. Они устали друг от друга почти одновременно, однако благодаря ее здравому смыслу, не позволившему показать ему, насколько ей все надоело, он остался при убеждении, что сам благоразумно прекратил их связь. Привыкший щедро одаривать своих бывших возлюбленных, Наполеон распорядился осыпать ее деньгами и предоставить в ее распоряжение восхитительный гардероб, драгоценности и эскорт до самой Кубы.
«Он по крайней мере красиво избавляется от бывших любовниц», – с горечью думала Мариса, стараясь не вспоминать Камила и гадая, что ожидает ее в будущем.
Она была молода. Благодаря обретенной ею женственной округлости мужчины наперебой твердили ей, насколько она хороша собой, но все эти слова неизменно были предлогом, чтобы забраться к ней в постель. Это утомило ее до крайности. «Все мужчины одинаковы», – думала она, подозревая, что образ ее мыслей все больше смахивает на образ мыслей последней потаскухи. Неужели она действительно пала так низко?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164