Епископ подошел к девушке и спросил, не хочет ли она, чтобы во время венчания он прочел что-то особое, может быть, любимое стихотворение. Габриэлла отрицательно покачала головой. Взгляд ее в этот момент был прикован к женщине в сером. Та смотрела на нее, как тигрица и, казалось, вот-вот набросится на незадачливую невесту.
Послышался скрип открывающейся двери, и в церковь вошел Питер. Он немного задержался у входа, закрывая зонт и, отряхивая капли дождя с рукавов, а потом подошел к собравшимся. Лицо его было непроницаемым, но глаза светились ожесточенным блеском.
Обменявшись короткими приветствиями, новобрачные подошли к алтарю. Епископ указал, какие места следует занять жениху и невесте, и уже раскрыл молитвенник, как вдруг откуда-то сзади послышался резкий, полный страдания возглас:
— Габриэлла!
Габриэлла обернулась и увидела свою мать. Розалинда, одетая в ярко-желтое шелковое платье и такую же шляпу, спешила к ним по проходу. Она улыбалась, и это была первая частичка человеческого тепла, коснувшаяся Габриэллы за последние три дня. Не думая о возможных последствиях, девушка вырвалась из рук герцога и оказалась в материнских объятиях.
— Габби, детка, ты в порядке? — прошептала Розалинда, взволнованно глядя на дочь.
— Да, мама, все хорошо.
Розалинда облегченно вздохнула, но тут же нахмурилась.
— Почему ты выходишь замуж в этом… убожестве? — спросила она, неодобрительно рассматривая простенькое голубое платье Габриэллы.
— Герцог сказал, что так будет лучше, — ответила она и заморгала, чтобы не разреветься.
— Ах, вот как? Тогда понятно, — отозвалась Розалинда, натянуто улыбаясь. — Ничего другого я от него и не ждала.
— Спасибо, что пришла, — шепнула Габриэлла. — Зная, как ты относишься к браку, я думала…
— Что я останусь дома? Глупышка! — рассмеялась Розалинда. — Ты — моя дочь, и как бы я ни относилась к браку, такого события я не могла пропустить, — она замолчала, силясь обуздать нахлынувшие эмоции, а потом легонько подтолкнула Габриэллу к алтарю. — Иди, дорогая, произноси свои клятвы и будь хорошей женой. Ты ведь этого хотела, а?
— Да, но не таким способом. К тому же ОН этого, кажется, совсем не хочет, — девушка чуть не плакала и выглядела такой несчастной, что Розалинде ничего не оставалось, как прижать ее к себе и погладить по волосам, с трудом скрывая собственные слезы.
Успокойся, малышка, сегодня ночью он получит именно то, чего желает. Только пообещай мне, что нынче на тебе не будет ничего, кроме простыни и улыбки, — она сжала ее плечи. — Обещаешь?
— Обещаю, — краснея, пробормотала Габриэлла и вернулась к алтарю заметно повеселевшая. Несколько удивленный епископ откашлялся и спросил:
— Я вижу, к нам присоединилась новая гостья. Позвольте узнать ваше имя и то, кем вы приходитесь жениху или невесте?
— Я Розалинда Леко, — звонко ответила Розалинда. — Мать невесты.
Епископ смущенно взглянул на Карлайлза, глаза которого метали громы и молнии, и сказал:
— В таком случае ваше место здесь, — он указал на скамью в первом ряду справа.
Розалинда бодро прошествовала вперед и, заместив женщину в удручающе сером платье, занимающую первую скамью слева, вызывающе ей улыбнулась, получив в ответ полный презрения взгляд. Епископ призвал собравшихся к тишине, и церемония бракосочетания началась.
Герцог вложил руку Габриэллы в руку Питера и отошел. Этим символическим, жестом он как бы передавал свою власть, как впрочем, и ответственность за дочь, жениху.
Габриэлла вслушивалась в слова клятвы и чувствовала себя маленькой и бессильной. Любить… почитать… подчиняться… иметь и владеть… в болезни и здравии… Сможет ли она выполнить все эти обещания?
Девушка была как в тумане. Вот Питер произнес свою часть клятвы, а затем развернул ее к себе и надел на палец золотое кольцо с крупным рубином. Они посмотрели друг другу в глаза, и словно искра пробежала между ними. Все печали сразу отошли на второй план: остались только нежность, любовь, страсть…
Отныне они муж и жена.
Габриэлла вдруг осознала, что не просто вышла замуж, а стала женой Питера Сент-Джеймса, графа Сэндборна. Того самого Питера, который подарил ей французские туфельки, распевал куплеты, читал потешки и просил назвать первенца в его честь. Того самого Питера, который слушал и утешал ее, когда она плакала, и смеялся вместе с ней, когда она радовалась. Сможет ли она любить и почитать его всю жизнь? Ответ на этот вопрос пришел сразу. Ну, конечно, сможет! Кого же, как не его, ей почитать, и кому же, как не ему, она готова быть верной до конца своих дней?
Питером в этот момент владели совсем иные чувства. Он никак не мог отделаться от мысли, что это она, Габриэлла, повинна во всех его несчастьях. Да, у нее глаза летнего неба, она наивна и беззащитна, но все же… Питер не мог забыть о своем унижении и том позоре, который ему пришлось пережить. И все это из-за НЕЕ.
Епископ заколебался, не в силах решить, предлагать ли жениху поцеловать невесту, но Питер не нуждался в напоминаниях. Он схватил Габриэллу за плечи и соединился с ней в долгом поцелуе, в котором было не только вожделение, но и вызов, злость и негодование. Словом, все кроме счастья и любви.
Он оттолкнул ее от себя так же резко, как и привлек, подошел к столу и быстро расписался в регистрационной книге. Когда с формальностями было покончено, Питер повернулся к свидетелям и объявил:
— Мы с женой немедленно уезжаем в Сассекс. Надеюсь, вы понимаете, что в данных условиях о традиционном свадебном обеде не может быть и речи.
Он бросил свирепый взгляд на Глад стона, горький — на мать, подхватил Габриэллу на руки и вынес ее из церкви.
Питер ногой распахнул входные двери и направился к карете. Когда он проходил через галерею, то повернул так неловко, что стопа Габриэллы задела за одну из колонн.
— Питер, пожалуйста, — ахнула она, но он уже вышел на улицу под холодный дождь.
Габриэлла прижалась к нему и закрыла лицо руками, спасаясь от крупных капель. Питер, не обращая на это ни малейшего внимания, донес ее до экипажа и поставил на подножку.
— Полезай внутрь, — сердито приказал он. — Я не намерен здесь мокнуть по твоей милости.
— Но я потеряла туфельку, — взмолилась она, усаживаясь на сиденье и, пытаясь сквозь залитое стекло разглядеть туфлю на крыльце. — Она свалилась, когда ты вынес меня из церкви.
— Подумаешь! — хмыкнул Питер и нетерпеливо постучал по крыше кареты. — Это всего лишь туфли, к тому же у тебя наверняка есть другие.
— Да, но не такие, — ответила Габриэлла и удивленно посмотрела на него, словно видела впервые. Эта пара была мне особенно дорога, девушка сняла с ноги вторую туфлю и прижала ее к груди.
Это была изящная белая туфелька из белого атласа, украшенная бантами и голубыми розочками, та самая, что он ей подарил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Послышался скрип открывающейся двери, и в церковь вошел Питер. Он немного задержался у входа, закрывая зонт и, отряхивая капли дождя с рукавов, а потом подошел к собравшимся. Лицо его было непроницаемым, но глаза светились ожесточенным блеском.
Обменявшись короткими приветствиями, новобрачные подошли к алтарю. Епископ указал, какие места следует занять жениху и невесте, и уже раскрыл молитвенник, как вдруг откуда-то сзади послышался резкий, полный страдания возглас:
— Габриэлла!
Габриэлла обернулась и увидела свою мать. Розалинда, одетая в ярко-желтое шелковое платье и такую же шляпу, спешила к ним по проходу. Она улыбалась, и это была первая частичка человеческого тепла, коснувшаяся Габриэллы за последние три дня. Не думая о возможных последствиях, девушка вырвалась из рук герцога и оказалась в материнских объятиях.
— Габби, детка, ты в порядке? — прошептала Розалинда, взволнованно глядя на дочь.
— Да, мама, все хорошо.
Розалинда облегченно вздохнула, но тут же нахмурилась.
— Почему ты выходишь замуж в этом… убожестве? — спросила она, неодобрительно рассматривая простенькое голубое платье Габриэллы.
— Герцог сказал, что так будет лучше, — ответила она и заморгала, чтобы не разреветься.
— Ах, вот как? Тогда понятно, — отозвалась Розалинда, натянуто улыбаясь. — Ничего другого я от него и не ждала.
— Спасибо, что пришла, — шепнула Габриэлла. — Зная, как ты относишься к браку, я думала…
— Что я останусь дома? Глупышка! — рассмеялась Розалинда. — Ты — моя дочь, и как бы я ни относилась к браку, такого события я не могла пропустить, — она замолчала, силясь обуздать нахлынувшие эмоции, а потом легонько подтолкнула Габриэллу к алтарю. — Иди, дорогая, произноси свои клятвы и будь хорошей женой. Ты ведь этого хотела, а?
— Да, но не таким способом. К тому же ОН этого, кажется, совсем не хочет, — девушка чуть не плакала и выглядела такой несчастной, что Розалинде ничего не оставалось, как прижать ее к себе и погладить по волосам, с трудом скрывая собственные слезы.
Успокойся, малышка, сегодня ночью он получит именно то, чего желает. Только пообещай мне, что нынче на тебе не будет ничего, кроме простыни и улыбки, — она сжала ее плечи. — Обещаешь?
— Обещаю, — краснея, пробормотала Габриэлла и вернулась к алтарю заметно повеселевшая. Несколько удивленный епископ откашлялся и спросил:
— Я вижу, к нам присоединилась новая гостья. Позвольте узнать ваше имя и то, кем вы приходитесь жениху или невесте?
— Я Розалинда Леко, — звонко ответила Розалинда. — Мать невесты.
Епископ смущенно взглянул на Карлайлза, глаза которого метали громы и молнии, и сказал:
— В таком случае ваше место здесь, — он указал на скамью в первом ряду справа.
Розалинда бодро прошествовала вперед и, заместив женщину в удручающе сером платье, занимающую первую скамью слева, вызывающе ей улыбнулась, получив в ответ полный презрения взгляд. Епископ призвал собравшихся к тишине, и церемония бракосочетания началась.
Герцог вложил руку Габриэллы в руку Питера и отошел. Этим символическим, жестом он как бы передавал свою власть, как впрочем, и ответственность за дочь, жениху.
Габриэлла вслушивалась в слова клятвы и чувствовала себя маленькой и бессильной. Любить… почитать… подчиняться… иметь и владеть… в болезни и здравии… Сможет ли она выполнить все эти обещания?
Девушка была как в тумане. Вот Питер произнес свою часть клятвы, а затем развернул ее к себе и надел на палец золотое кольцо с крупным рубином. Они посмотрели друг другу в глаза, и словно искра пробежала между ними. Все печали сразу отошли на второй план: остались только нежность, любовь, страсть…
Отныне они муж и жена.
Габриэлла вдруг осознала, что не просто вышла замуж, а стала женой Питера Сент-Джеймса, графа Сэндборна. Того самого Питера, который подарил ей французские туфельки, распевал куплеты, читал потешки и просил назвать первенца в его честь. Того самого Питера, который слушал и утешал ее, когда она плакала, и смеялся вместе с ней, когда она радовалась. Сможет ли она любить и почитать его всю жизнь? Ответ на этот вопрос пришел сразу. Ну, конечно, сможет! Кого же, как не его, ей почитать, и кому же, как не ему, она готова быть верной до конца своих дней?
Питером в этот момент владели совсем иные чувства. Он никак не мог отделаться от мысли, что это она, Габриэлла, повинна во всех его несчастьях. Да, у нее глаза летнего неба, она наивна и беззащитна, но все же… Питер не мог забыть о своем унижении и том позоре, который ему пришлось пережить. И все это из-за НЕЕ.
Епископ заколебался, не в силах решить, предлагать ли жениху поцеловать невесту, но Питер не нуждался в напоминаниях. Он схватил Габриэллу за плечи и соединился с ней в долгом поцелуе, в котором было не только вожделение, но и вызов, злость и негодование. Словом, все кроме счастья и любви.
Он оттолкнул ее от себя так же резко, как и привлек, подошел к столу и быстро расписался в регистрационной книге. Когда с формальностями было покончено, Питер повернулся к свидетелям и объявил:
— Мы с женой немедленно уезжаем в Сассекс. Надеюсь, вы понимаете, что в данных условиях о традиционном свадебном обеде не может быть и речи.
Он бросил свирепый взгляд на Глад стона, горький — на мать, подхватил Габриэллу на руки и вынес ее из церкви.
Питер ногой распахнул входные двери и направился к карете. Когда он проходил через галерею, то повернул так неловко, что стопа Габриэллы задела за одну из колонн.
— Питер, пожалуйста, — ахнула она, но он уже вышел на улицу под холодный дождь.
Габриэлла прижалась к нему и закрыла лицо руками, спасаясь от крупных капель. Питер, не обращая на это ни малейшего внимания, донес ее до экипажа и поставил на подножку.
— Полезай внутрь, — сердито приказал он. — Я не намерен здесь мокнуть по твоей милости.
— Но я потеряла туфельку, — взмолилась она, усаживаясь на сиденье и, пытаясь сквозь залитое стекло разглядеть туфлю на крыльце. — Она свалилась, когда ты вынес меня из церкви.
— Подумаешь! — хмыкнул Питер и нетерпеливо постучал по крыше кареты. — Это всего лишь туфли, к тому же у тебя наверняка есть другие.
— Да, но не такие, — ответила Габриэлла и удивленно посмотрела на него, словно видела впервые. Эта пара была мне особенно дорога, девушка сняла с ноги вторую туфлю и прижала ее к груди.
Это была изящная белая туфелька из белого атласа, украшенная бантами и голубыми розочками, та самая, что он ей подарил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96