– Может, твои слова и готовы сорваться, полковник, но я вся дрожу. Единственное чудо, которое мне сейчас требуется, это огонь.
Он поднес ее пахнущее янтарем запястье к своим губам.
– Огонь – это именно то…
– В очаге, Александр. – Быстрым движением она вырвала у него руку. – Я хочу сидеть у камина и ощущать жар…
– И я хочу, чтобы ты почувствовала жар, Катарина. Жар горящего…
– Дерева, – закончила она за него. – Горящего дерева.
Он прикрыл лицо маской простодушия.
– Ну конечно, Катарина. А ты думала, о каком огне я говорю?
Она открыла было рот, чтобы ответить, затем закрыла его и насмешливо посмотрела на него.
– Я просто уточнила, что именно будет гореть. Насколько я знаю, солдаты многие вещи используют в качестве топлива.
– Только когда доведены до отчаяния, Катарина.
Она посмотрела ему в глаза.
– Совершенно верно, Александр. Совершенно верно.
Катарина внезапно проснулась, сердце ее бешено колотилось, крики, раздававшиеся в кошмарном сне, все еще отзывались эхом в ее голове. Ногти впились в грязный пол рядом с лошадиной попоной, которую Александр расстелил у огня. Она заставила себя глубоко дышать, это приносило некое подобие покоя.
За прошедшие годы она приучила себя просыпаться, как только начинался кошмар. Это был единственный известный ей способ удержаться от криков и не потревожить Изабо.
Она бросила взгляд на лицо все еще спящего Александра, освещенное тлеющими углями очага. Он лежал, распростершись, рядом, но не касался ее. Казалось, он чувствовал себя в такой убогой обстановке вполне удобно и непринужденно. Большинство избалованных и изнеженных офицеров, которых она знала, стали бы глумиться над бедностью дома. Но не Александр.
Не Александр… И это беспокоило ее больше, чем она хотела признать. Она поднялась на колени, затем встала на ноги и подошла к единственному в комнате окну, затянутому промасленной бумагой. Днем оно казалось прозрачным и пропускало яркий свет солнца. Но ночью выглядело столь же непроницаемым, как спящий полковник.
Она протянула руку, чтобы смести паутину с подоконника.
– Опасаетесь разбойников, мадам? – пробормотал у нее за спиной Александр.
На мгновение ее рука замерла, затем она обрела самообладание и закончила начатое дело, причем прикосновение к древесине подоконника и нежной, словно дыхание ангела, паутине успокоило ее.
– Не стоит, – продолжал он, не дождавшись ответа. – У суеверных дурней не хватит отваги рискнуть вызвать гнев Грендель.
– Но она умерла!
Катарина повернулась и увидела, что он встал и подошел к ней. Она боролась с желанием сделать шаг назад.
– Разве? – Он пожал плечами, его взгляд скользнул по тускло освещенной комнате и снова устремился на нее. – С Грендель никогда нельзя быть в чем-то уверенным наверняка.
– Конечно, умерла! Это место покинуто, – сказала она, обводя комнату решительным взмахом руки. – Здесь никого не было уже несколько лет. И ничто не сможет удержать этот сброд в страхе.
Александр подошел к столу и стал рыться в беспорядочной куче фаянсовой посуды и деревянных шкатулок. Затем вернулся и протянул ей шкатулку размером с головку сахара. Толстый слой пыли, покрывавший крышку, не мог скрыть искусную инкрустацию.
Большим пальцем он сдвинул простую костяную задвижку, какой обычно закрывают книги, и поднял крышку. Внутри приютилось несколько кожаных мешочков, некоторые из них были обиты шелком, другие бархатом. Он взял один и поставил шкатулку на пол, затем развязал шелковый шнур, стягивающий мешочек.
– Ничто не сможет удержать этот сброд в страхе, Катарина, – повторил он и высыпал ей на ладонь кучку лазурита. – И все же они не приходят.
– Но… – шепотом начала она, разглядывая камни. – Но почему они не приходят?
Он согнул ее пальцы, обхватывая ими драгоценные камни, так что их острые края впились ей в ладонь, и посмотрел в глаза.
– Не стоит недооценивать силу того, что человек считает истиной, во что верит. Это самый важный урок, который я усвоил… на поле битвы или вне его… и этому научила меня Грендель.
Она выдернула у него руку, ссыпала камни обратно в мешочек, крепко завязала и, положив ему на ладонь, сказала:
– Спасибо за совет, полковник. Но не думаю, что Балтазара фон Меклена можно будет удержать вдали от Карабаса с помощью суеверий. Я тоже выучила свои уроки, – продолжала она, отхлебнув из меха для вина, который он принес вместе с куропаткой и сыром, упакованными на ужин поварихой. – И их преподнесла мне не Грендель.
Вино из смородины казалось терпким, но это было ее вино, вино из Леве, которое там сделали, не украли, не конфисковали, не нашли по счастливой случайности. И оно доставило ей большее наслаждение, чем могло бы доставить лучшее рейнское.
Она села перед огнем, все еще смакуя вино и вспоминая о том времени, когда у нее не было ни вина, чтобы прихлебывать, ни куропатки, которую можно было непринужденно пощипывать. Когда… Она обхватила руками колени и устремила взгляд на угли. «Нет, – сказала она себе. – Прошлое осталось позади… с ним покончено. – Ее рука невольно сжалась, словно держала рукоятку пистолета. – Оно не вернется».
У себя за спиной она слышала приглушенный стук камешков, когда Александр укладывал мешочек в шкатулку, затем последовал щелчок закрываемой крышки. Он тихо присел на корточки перед огнем, помешал угли палкой и добавил еще полено, чтобы поддержать огонь. Он так же, как и она, хранил молчание.
Увидев, как древесина занялась, Александр повернулся к ней:
– Что за уроки, Катарина? Какие уроки ты усвоила?
Она ничего не сказала и продолжала смотреть в огонь. Но перед ее мысленным взором вновь проплывал дым горящего города, она вдыхала запах смерти, снова слышала звуки…
Катарина уткнулась лицом в колени и прикусила язык, чтобы удержать рыдание, уже подступившее к горлу. Она ощутила легкое, словно перышко, прикосновение Александра к ее волосам, нерешительно пытавшегося погладить ее, чтобы утешить.
– Какие уроки, Кэт? – шепотом снова спросил он.
Она сглотнула комок, подступивший к горлу.
– Вполне обычные уроки, какие любая женщина получает во время войны, полковник.
– Женщина должна учиться у своей матери, а не у войны.
Она подняла голову и увидела, что он внимательно на нее смотрит, огонь отбрасывал оранжевый свет на его лицо.
– Моя мать умерла.
– Когда она умерла? – спросил он, и голос его прозвучал нетерпеливо, будто он жаждал узнать хоть эту малость о ней.
Она пожала плечами с безразличным видом.
– Двенадцать лет назад. Когда мне было шестнадцать.
– Как она умерла?
– Это не важно.
– Я хочу знать.
Катарина не ответила.
Он бросил еще одно полено в огонь, с большей силой, чем было необходимо.
– Катарина, мужу следует знать хотя бы несколько незначительных фактов из жизни своей жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92