– Скажи мне, о чем ты думаешь? Скажи же мне!
– С Дэниелом у меня никогда такого не было. Слова ее были едва слышны, это были какие-то отрывистые звуки, но они подействовали на чувства, бушевавшие в нем, так, словно его обдали холодной водой.
– Дэниел! – Он, казалось, поперхнулся, повторив это имя, и мгновенно выпрямился. Всего лишь раз она произнесла это имя, но он понял, о ком идет речь. Не в силах совладать с мучительным желанием видеть ее полуприкрытое тело, он отвернулся. Все это время, пока он мучался неведомыми пьянящими чувствами, она думала о своем покойном муже!
Пошатываясь, он направился к камину и рухнул в кресло. Уставившись на тлеющие угольки, он услышал, как Селия движется у него за спиной. В библиотеке воцарилась тишина. Что он мог сказать этой женщине? В своем ослеплении он забыл и о необходимости разумно мыслить, и об обычаях высшего общества. Это было слабое извинение, но ничего другого предложить своей смертельно раненой гордости он не мог. Мысли, которые не давали ему покоя ни днем, ни ночью, мечты о том, что он снова обнимет ее, довели его до этого состояния. Ни о чем другом теперь он не мог думать.
Когда дверь за ней закрылась и среди оглушительного безмолвия щелкнул замок, Маркус наконец поднял голову. Черная косынка лежала на ковре, и это было единственное напоминание о минуте их страстного безумия. Если что-то и могло утешить его, то только мысль о том, что он был с ней. Может быть, ей померещилось, что она снова была со своим покойный мужем? Или все же то, что произошло между ними, было предназначено ему, и никому другому.
И бренди тут ни при чем. Он понимал, что, будь у него снова такая возможность, он поступит точно так же. Теперь ему, как никогда прежде, хотелось большего. Ему теперь просто необходимо узнать, кому отдавала сегодня Селия Трегарон пыл своей любви. Может быть, это и не столь важно для удовлетворения собственной гордости, но об этом ему почему-то было неинтересно думать. Довольно и того, что он нарушил табу, налагаемое обществом, и был готов отдать свою любовь женщине, находящейся под покровительством его семьи. Но он желал только одного – быть с ней.
Устало поднявшись с кресла, он побрел к себе в спальню, понимая, что толку от этого не будет. Заснуть ему не удастся. Вместо этого он станет вновь и вновь переживать трепетное ощущение, возникшее в его душе, когда эта черноволосая колдунья оказывалась у него в объятиях. Что это – волшебный сон или кошмар наяву? "А может быть, я все-таки сошел с ума",– подумал он, нагибаясь и поднимая с полу свою черную косынку. Или же Селия на самом деле застрелила его в ту первую ночь, и он, наконец, попал в ад?
– Маркус, ну вот и ты, мой дорогой. Как раз ты мне нужен. Как удачно!
Всегда ласкавшие слух звуки материнского голоса теперь словно обожгли его. Он остановился на верхней ступеньке лестницы и посмотрел на леди Ноулз мутными глазами. Когда Маркус наконец вышел из своей спальни, уже миновал полдень. Его слуга Фостер все еще не вернулся из своей деревни, и ему пришлось обходиться без этого весельчака. По утрам тот действовал на него лучше любого эликсира. Голова трещала, и у Маркуса было такое чувство, что он вот-вот выскочит из собственной кожи. Со времени учебы в университете алкогольный демон никогда еще не укладывал его так надолго.
– Доброе утро, мамочка,– с огромным усилием вымолвил он. Язык словно обложило ватой, и он так распух, что стал втрое больше прежнего.
– Дорогой мой, уже второй час! – весело откликнулась она, кажется не замечая, что ее сыну в эту минуту было не до веселья. Она взяла его под руку и едва ли не силой потащила по коридору.
Поскольку голова у него почти не работала, он не сразу сообразил, куда это она его ведет, пока, наконец, они не оказались у распахнутой двери. На какой-то миг ему захотелось проделать любимый школьный трюк, вжавшись каблуками в толстенный ковер, чтобы больше ни на дюйм не сдвинуться с места. Зачем это матушка тащит его в комнату Селии? Уж не наговорила ли ей чего-нибудь эта мамзель об их вчерашней позорной встрече?
– Так вот, Маркус, нам нужно знать мнение мужчины.
В ответ на это заявление леди Ноулз какой-то человек, стоявший подле камина, негодующе зашипел. На нем были бриджи до колен и накидка отвратительнейшего шартрезного оттенка.
– Нам нужно, чтобы ты сказал, не перестарался ли Рафаэль, или же это и вправду шедевр?
И только тут до Маркуса дошло, что этот худощавый, болезненного вида джентльмен был парикмахером его матери. Этот идиот заламывал за свои услуги непомерные цены и почитал себя истинным артистом. Он и одевался соответственно.
С нарастающим чувством неприязни Маркус обвел взглядом комнату, ища очередную жертву Рафэля, и, наконец, обнаружил ее, тихо сидящую у окна. В иной ситуации он ее просто бы не узнал.
– Черт побери, что он сделал с вами? – выдохнул Маркус, чуть ли не бегом направляясь к ней через всю комнату. Каждый шаг отзывался в его голове резкой болью.
Услышав его вопрос, Селия и бровью не повела. Она все так же напряженно сидела, вскинув подбородок, словно готовясь отразить любую его атаку,– словом или делом. Но Маркусу было не до нападений – он был в ужасе и не мог оторвать глаз от ее волос, вернее, от того, что от них осталось. Куда-то исчезли ниспадавшие водопадом локоны цвета воронова крыла, которые он запомнил с первой же их встречи и о которых так часто думал. Теперь ее головку окружали колечки темных волос, бывшие ненамного длинней, нежели завитки его собственных волос, остриженных по тогдашней моде, "под Брута".
– Я слышал, что в колониях за океаном туземцы снимают с пленных скальп, но никак не мог предположить, что этот обычай дошел и до нас! – гаркнул он, едва сдержавшись, чтобы не протянуть к ней руку и не прикоснуться к остаткам ее волос.
– А мне нравится! – откликнулась Селия, подняв на него пылающие зеленым огнем глаза, умеющие сказать то, что не сказали бы сотни книг.
Итак, это был ответ на его пьяные приставания прошлой ночью: за то, что он задал в минуту страсти свой вопрос, она позволила уничтожить свои прекрасные волосы. Селия отомстила за его глупую ошибку.
Не говоря ни слова, Маркус отвернулся. Приблизившись к самодовольному цирюльнику, он остановился, как вкопанный.
– Только попробуйте прикоснуться еще хоть к одному ее волосу, и я прикажу вас самого обрить с головы до пят!
Выходя из комнаты, он услышал слова матери:
– Как странно! Видимо, мне больше не следует разговаривать с Маркусом о серьезных вещах после того, как он пообщается с бренди.
В такую минуту было бы и впрямь неплохо выпить чего-нибудь, но у Маркуса были дела поважнее, и занятья ими было необходимо как можно раньше. Он должен отправиться в Уайтхолл и разузнать, известно ли кому-нибудь об этом Этане Трегароне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86