ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Это было ошеломительно и очень странно. Она сочувствовала мужчине, которому, как и ей, сказали, что его голос слишком хорош для этого шоу. Когда он начал петь, сначала осторожно, потом все громче и, наконец, во всю мощь своего голоса, она обнаружила, что вся похолодела от волнения. «Вся в мурашках», как описывала Рози свое посещение оперы. Теперь Лейла точно знала, что это значит. О, петь дуэт с таким партнером! Эта песня была не из «Веселой Мэй» и не из подобных шоу. Она была прекрасна, брала за душу и услаждала слушателей, как нежные слова любви. Когда он закончил, Лейла пошла к нему. Ее шаги гулко отдавались на пустой сцене. Остановившись около него, она вдруг оробела, ее голос отдался эхом в обитых красным плисом ярусах.
— Мистер Миттельхейтер. Я хочу извиниться за то, что хочу сказать вам.
Он вздрогнул от ее внезапного появления, затем вежливо выслушал ее мнение о том, что труппе следует добиваться более высокого уровня, чтобы соответствовать его таланту.
Франц встал и слегка поклонился.
— Вы очень добры, мисс?..
— Дункан. Это не доброта, а зависть. Нам всем должно быть стыдно.
Он печально покачал головой.
— Я не знал, что из себя представляет эта «Веселая Мэй», когда подписывал контракт. Не она для меня не хороша, а я не хорош для нее. Но с вашей стороны это очень любезно, что вы пришли сказать мне это.
Он уже хотел уйти, но Лейла собрала все мужество и остановила его.
— Мистер Миттельхейтер, как долго нужно учиться пению? Чтобы петь, как вы, я имею в виду.
Он повернулся, и на его красивом лице появилась улыбка.
— Очень долго… а для вас просто невозможно не петь, как я, да?
Для нее это было слишком важно, чтобы смеяться.
— Сколько это может стоить, и как мне найти учителя?
Он нахмурился, стараясь, вероятно, понять, серьезно она говорит или нет. Затем он снова подошел к пианино и сказал:
— Хороший учитель стоит дорого, а идти к плохому нет смысла. Но может, хороший учитель для вас — это тоже трата времени. Спойте, пожалуйста!
Миттельхейтер сыграл несколько тактов; Лейла так растерялась, что не смогла издать ни единого звука и только беспомощно смотрела на него.
— Вы дурачите меня! — сердито воскликнул он. — Уходите!
Он закрыл крышку пианино, но Лейла схватила его за руку.
— Нет, пожалуйста, это очень серьезно, правда. Вы единственный человек, который может дать мне совет. Я не читаю по нотам, но я могу спеть песню цыганки, если хотите.
От волнения первые звуки получились неровными, на длинные фразы не хватало дыхания, но потом она овладела собой и закончила вполне уверенно. Она закончила петь, взглянула ему в лицо, и ее уверенности как не бывало; какая это была наглость — подойти к нему.
— Ту песню, что я пел сейчас, вы знаете? — внезапно спросил Миттельхейтер.
— Нет, боюсь, что нет… но она очень красивая.
— Скоро выучите. Я пою, а вы подпеваете ля-ля, когда сможете.
Он снова запел эту прекрасную песню, только тихо и с какой-то нежностью, и она вдруг обнаружила, что может подпевать ему, взволнованная тем, что поет дуэтом с Францем Миттельхейтером!
— Noch einer… еще раз! — быстро скомандовал он после последней ноты.
К ней пришла уверенность, и во второй раз припев прозвучал совсем по-другому. Она уже запомнила мелодию.
— И еще раз!
Лейла повернулась лицом в зал и запела громче, вслед за ним. Потом она заплакала, не в силах поднять на него глаза. Все, что было до сих пор в ее жизни, стало неважным в сравнении с острым желанием дать в пении волю своим чувствам, которые она больше не могла сдерживать.
Рука опустилась на ее плечо.
— Вы должны пойти по адресу, который я дам вам, и должны учиться, как использовать ваш голос.
Она повернулась и посмотрела на него. Он серьезно поздравил ее и не удивился ее слезам. Его лицо было почти печальным.
— Это не половина, — сказал он ей. — Это должно быть все. Вы должны хорошо есть, это самое важное, а все остальное должно быть принесено в жертву голосу. Вы понимаете меня? Если вы не можете этого сделать, бесполезно начинать. Теперь идите и подумайте об этом.
На следующий день Лейла сидела одна в своем подвале. На утреннюю репетицию вызвали только ведущих исполнителей, и она смогла воспользоваться желанной передышкой, чтобы сходить по адресу, который ей дал Франц Миттельхейтер. Профессора Гольштейна не было дома, но его экономка назначила ей прийти в следующий четверг и сказала, сколько примерно будут стоить уроки. Для Лейлы это был шок, но днем она поспешно убрала со стола остатки ленча и села, чтобы прикинуть, какие есть возможности заплатить за то, чего она так сильно желала.
Избавившись от всего не очень нужного из мебели, ходя в театр и из театра пешком и находясь дома в пальто, чтобы меньше топить, она сможет заплатить за первые несколько уроков. Скоро лето, и, значит, можно будет сэкономить на топливе. А если она тщательно упакует зимние платья с нафталиновыми шариками, они смогут сгодиться на будущий год снова. Подумав об этом, она прибавила стоимость нафталиновых шариков к общей сумме расходов. Все равно пока получалось, что она может заплатить только за первые несколько месяцев обучения. А что она будет делать потом?
Где-то в глубине у нее сидела мысль, которую заронил Джек Спратт, о поклоннике, который мог бы заплатить за уроки, но это то же самое, что позволить какому-нибудь состоятельному негодяю купить ей платье. Она мысленно спросила себя, так ли уж сильно желает научиться петь, и, подумав о Вивиане Вейси-Хантере, вслух ответила: «Не так сильно, спасибо».
Лейла складывала фунты, шиллинги и пенсы и грызла конец карандаша, стараясь получить более обнадеживающий итог, когда раздался стук в дверь.
В раздражении от того, что ее прервали в середине расчетов, и в расстройстве от отсутствия денег, она пошла к двери и сердито распахнула ее.
Ее сердце замерло от ужаса, потом бешено заколотилось. Лейла не верила глазам своим. В дверях стоял он, в полной форме улана сорок девятого полка: отлакированные сапоги, темно-синие брюки, серый китель с золотым галуном, красивая портупея и изящный золотой шлем с красно-белым султаном. За ним в ее крошечном дворе стоял огромный боевой конь Оскар.
Вивиан лениво отдал ей честь.
— Добрый день, мисс Дункан.
В своем шлеме он выглядел еще более огромным, а его присутствие вместе с боевой лошадью во дворе так ошеломило ее, что она не могла собраться с мыслями.
— Что вы здесь делаете? — спросила она прерывающимся голосом.
— Навещаю вас.
— С… с лошадью?
— Я был вынужден взять ее. Было бы смешно, если бы я в этой форме шел пешком. — Его бархатный голос как всегда магически подействовал на нее. — Можно мне войти?
— Нет.
— Клянусь, я оставлю Оскара снаружи.
— Нет, — повторила Лейла, пытаясь прийти в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122