Теперь настала очередь жеребца удивиться. Отказавшись от своей обычной тактики, Вивиан вдруг быстрым движением вскочил на него и стал ждать неизбежно последовавшей неистовой реакции.
То, что случилось потом, предстало перед ним как калейдоскоп картин, которым, казалось, не будет конца. Его тело сотрясалось от толчков, а спутанное сознание ощущало их боль лишь спустя несколько секунд. Разум вытеснился инстинктом. По мере приближения приступа лихорадки силы оставляли его. От головокружения ему казалось, что он видит белое небо под ногами лошади и покрытую снегом землю над головой. Конюхи жались к изгороди, которая неслась круг за кругом, как карусель. И сквозь все это он знал, что здесь стоит Джулия, в темном плаще с меховым капюшоном, и наблюдает за схваткой двух характеров. На ее лице застыло выражение, близкое к экстазу, свидетельствующее, что и она, и лошадь испытывают его совершенно одинаково. Злость укрепила его решимость одержать победу над ними обоими.
Его ноги налились свинцом, руки слабели, время, казалось, остановилось, а он все несся навстречу дождю и снегу, хлеставшему и по лошади, и по седоку, пока внутренняя уверенность в неизбежной победе не охватила его. Как всегда в таких случаях, все кончилось внезапно. Криспин стал послушен рукам, шпорам, голосу, смирившись с нежеланным грузом на спине. Может быть, лошадь осознала исключительное умение наездника, может, почувствовала злость еще большую, чем свою. Может, она просто захотела скорее вернуться в теплое стойло. Каковы бы ни были причины, она спокойно сделала по загону с полдюжины кругов, слушаясь охрипшего от холода голоса. Вивиан вряд ли знал, что он говорит. По правде говоря, он не понимал, как ему удавалось удержаться в седле, когда окружающие загон болота прыгали у него перед глазами.
Конюхи подошли к нему, чтобы помочь спуститься на замерзшую землю. В их голосах звучали ужас и восхищение. Неуверенными шагами, шатаясь, он направился к девушке в плаще. Измученный и совершенно больной, он стоял перед ней, трясясь в лихорадке. Ее глаза, широко раскрытые от восторга, оглядывали его с ног до головы, но чувства Вивиана были далеки от нее. Он жаждал поскорее уйти.
Дерзкое лицо Джулии плыло перед его глазами в море снега.
— Это было великолепно, — с восхищением произнесла она, вынимая из ушей серьги. — Это слишком ничтожная награда за вашу победу.
Вивиан посмотрел на камни, переливающиеся в ее протянутой руке, и вся мера унижения дошла до него. Он прошел мимо Джулии и вошел в дом. Перед его глазами поплыли чернокожие воины диких племен, страшные груды истерзанных человеческих тел, белые люди в военной форме, обвиняющие его в предательстве. Они били его до потери сознания, потом привязали к бешеной лошади, которая понеслась сквозь белые облака льда и огня.
Кошмар кончился. Он открыл глаза и увидел незнакомую комнату, полную старинной мебели, и девушку в темно-зеленом платье, сидящую около его кровати. Ее каштановые волосы сверкали и переливались, как угли в камине напротив. Джулия читала книгу, но мгновенно поняла, что он пришел в себя, и с удовлетворением посмотрела на него.
— Лихорадка кончилась прошлой ночью. Вы мирно спали почти двенадцать часов, — сказала она, вставая, чтобы потянуть за шнурок колокольчика на стене. — Теперь вы должны поесть.
— Как долго я здесь нахожусь? — робко спросил Вивиан.
— Четыре дня. И пробудете здесь по крайней мере еще столько же, — довольно сказала она. — Нас замело снегом, и мы практически отрезаны.
Джулия приблизилась к его кровати и улыбнулась.
— Как хорошо, что у меня большой опыт в ухаживании за братьями. Я была с вами день и ночь, пока вы метались в лихорадке, и останусь здесь, пока к вам не вернутся силы.
Он беспомощно лежал на кровати, а Джулия присела на край и прохладным, душистым полотенцем вытерла ему со лба пот.
— Вы были больны, Вивиан, когда приехали сюда, и ничего не сказали об этом. Это делает вашу победу вдвойне впечатляющей. — Ее голос слегка дрожал от скрываемого возбуждения. — Любая женщина сочтет, что ваш подвиг вполне стоит двух сапфиров.
Вивиан вернулся в Лондон за неделю до Рождества. У всех было праздничное настроение, но только не у него, — он был измучен, глубоко подавлен и голоден после долгой поездки на поезде из Корнуолла.
— Я каждый день вспоминал о тебе, Вив, — приветствовал его брат. — Мне очень жаль, что тебе пришлось действовать без моей поддержки. Я хотел приехать, но снег, который задержал тебя, не позволил мне присоединиться к тебе.
Вивиан отдал пальто лакею и с усилием произнес:
— Никогда больше не проси меня поехать туда, потому что ничто на свете не убедит меня сделать это.
Он прошел в жарко натопленный кабинет. Наклонился к огню, чтобы согреть руки, и бросил на Чарльза свирепый взгляд.
— Когда на войне меня посылали на задание, мне сообщали обо всем, с чем я могу столкнуться. Мне будет слишком сложно простить тебя за то, что ты уговорил меня вернуться в дом, хранящий горестные воспоминания, не сообщив, что Джулия Марчбанкс превратилась в коварную и очень умную женщину, не разделяющую твоего энтузиазма по поводу женитьбы, которой так жаждут ее отец и Бранклифф. Участок земли всего лишь переходит из рук в руки.
Повернувшись спиной к огню, он решительно продолжил:
— Зная, что если Джулия выйдет замуж за кого-нибудь, кроме тебя, то возникнет невозможная ситуация, когда доступ к обоим владениям будет контролировать посторонний человек, вы решили, что не оставили ей выбора. Ты глупец, Чарльз. Я знаю женщин, а ты нет. Джулия никогда не позволит, чтобы ее купили тебе в жены. Если ты только не истинный Геркулес с темпераментом Казановы, тебе с ней ничего не светит.
Стоя в центре уставленной книжными стеллажами комнаты, Чарльз вначале оторопел. Потом густая краска залила его лицо.
— Ты должен извиниться за это.
— Нет, не должен, — отрезал Вивиан. — Ты послал меня в Шенстоун с этим дурацким поручением. Это ты должен извиняться.
— Это была всего лишь одна из безумных идей Бранклиффа, — взорвался Чарльз. — Когда ему противоречат, он становится невозможно упрямым, поэтому я не перечу ему, пока он охвачен энтузиазмом. Конечно, я бы никогда не согласился с его планом.
— Но ты и не отказался, а с нашим дедом это равносильно согласию. В результате ферма Макстед и вся территория до старой мельницы теперь стала частью владений Марчбанксов. В Шенстоун можно проехать с запада только с разрешения сэра Кинсли. И он готов сделать все, что в его власти, чтобы привести Джулию к алтарю вместе с тобой, но эта девушка сильно изменилась за последние годы. Теперь у нее характер, как у Бранклиффа, и она не потерпит, чтобы ей кто-нибудь перечил. Когда женщина осознает силу своего очарования, она неохотно расстается с возможностью использовать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
То, что случилось потом, предстало перед ним как калейдоскоп картин, которым, казалось, не будет конца. Его тело сотрясалось от толчков, а спутанное сознание ощущало их боль лишь спустя несколько секунд. Разум вытеснился инстинктом. По мере приближения приступа лихорадки силы оставляли его. От головокружения ему казалось, что он видит белое небо под ногами лошади и покрытую снегом землю над головой. Конюхи жались к изгороди, которая неслась круг за кругом, как карусель. И сквозь все это он знал, что здесь стоит Джулия, в темном плаще с меховым капюшоном, и наблюдает за схваткой двух характеров. На ее лице застыло выражение, близкое к экстазу, свидетельствующее, что и она, и лошадь испытывают его совершенно одинаково. Злость укрепила его решимость одержать победу над ними обоими.
Его ноги налились свинцом, руки слабели, время, казалось, остановилось, а он все несся навстречу дождю и снегу, хлеставшему и по лошади, и по седоку, пока внутренняя уверенность в неизбежной победе не охватила его. Как всегда в таких случаях, все кончилось внезапно. Криспин стал послушен рукам, шпорам, голосу, смирившись с нежеланным грузом на спине. Может быть, лошадь осознала исключительное умение наездника, может, почувствовала злость еще большую, чем свою. Может, она просто захотела скорее вернуться в теплое стойло. Каковы бы ни были причины, она спокойно сделала по загону с полдюжины кругов, слушаясь охрипшего от холода голоса. Вивиан вряд ли знал, что он говорит. По правде говоря, он не понимал, как ему удавалось удержаться в седле, когда окружающие загон болота прыгали у него перед глазами.
Конюхи подошли к нему, чтобы помочь спуститься на замерзшую землю. В их голосах звучали ужас и восхищение. Неуверенными шагами, шатаясь, он направился к девушке в плаще. Измученный и совершенно больной, он стоял перед ней, трясясь в лихорадке. Ее глаза, широко раскрытые от восторга, оглядывали его с ног до головы, но чувства Вивиана были далеки от нее. Он жаждал поскорее уйти.
Дерзкое лицо Джулии плыло перед его глазами в море снега.
— Это было великолепно, — с восхищением произнесла она, вынимая из ушей серьги. — Это слишком ничтожная награда за вашу победу.
Вивиан посмотрел на камни, переливающиеся в ее протянутой руке, и вся мера унижения дошла до него. Он прошел мимо Джулии и вошел в дом. Перед его глазами поплыли чернокожие воины диких племен, страшные груды истерзанных человеческих тел, белые люди в военной форме, обвиняющие его в предательстве. Они били его до потери сознания, потом привязали к бешеной лошади, которая понеслась сквозь белые облака льда и огня.
Кошмар кончился. Он открыл глаза и увидел незнакомую комнату, полную старинной мебели, и девушку в темно-зеленом платье, сидящую около его кровати. Ее каштановые волосы сверкали и переливались, как угли в камине напротив. Джулия читала книгу, но мгновенно поняла, что он пришел в себя, и с удовлетворением посмотрела на него.
— Лихорадка кончилась прошлой ночью. Вы мирно спали почти двенадцать часов, — сказала она, вставая, чтобы потянуть за шнурок колокольчика на стене. — Теперь вы должны поесть.
— Как долго я здесь нахожусь? — робко спросил Вивиан.
— Четыре дня. И пробудете здесь по крайней мере еще столько же, — довольно сказала она. — Нас замело снегом, и мы практически отрезаны.
Джулия приблизилась к его кровати и улыбнулась.
— Как хорошо, что у меня большой опыт в ухаживании за братьями. Я была с вами день и ночь, пока вы метались в лихорадке, и останусь здесь, пока к вам не вернутся силы.
Он беспомощно лежал на кровати, а Джулия присела на край и прохладным, душистым полотенцем вытерла ему со лба пот.
— Вы были больны, Вивиан, когда приехали сюда, и ничего не сказали об этом. Это делает вашу победу вдвойне впечатляющей. — Ее голос слегка дрожал от скрываемого возбуждения. — Любая женщина сочтет, что ваш подвиг вполне стоит двух сапфиров.
Вивиан вернулся в Лондон за неделю до Рождества. У всех было праздничное настроение, но только не у него, — он был измучен, глубоко подавлен и голоден после долгой поездки на поезде из Корнуолла.
— Я каждый день вспоминал о тебе, Вив, — приветствовал его брат. — Мне очень жаль, что тебе пришлось действовать без моей поддержки. Я хотел приехать, но снег, который задержал тебя, не позволил мне присоединиться к тебе.
Вивиан отдал пальто лакею и с усилием произнес:
— Никогда больше не проси меня поехать туда, потому что ничто на свете не убедит меня сделать это.
Он прошел в жарко натопленный кабинет. Наклонился к огню, чтобы согреть руки, и бросил на Чарльза свирепый взгляд.
— Когда на войне меня посылали на задание, мне сообщали обо всем, с чем я могу столкнуться. Мне будет слишком сложно простить тебя за то, что ты уговорил меня вернуться в дом, хранящий горестные воспоминания, не сообщив, что Джулия Марчбанкс превратилась в коварную и очень умную женщину, не разделяющую твоего энтузиазма по поводу женитьбы, которой так жаждут ее отец и Бранклифф. Участок земли всего лишь переходит из рук в руки.
Повернувшись спиной к огню, он решительно продолжил:
— Зная, что если Джулия выйдет замуж за кого-нибудь, кроме тебя, то возникнет невозможная ситуация, когда доступ к обоим владениям будет контролировать посторонний человек, вы решили, что не оставили ей выбора. Ты глупец, Чарльз. Я знаю женщин, а ты нет. Джулия никогда не позволит, чтобы ее купили тебе в жены. Если ты только не истинный Геркулес с темпераментом Казановы, тебе с ней ничего не светит.
Стоя в центре уставленной книжными стеллажами комнаты, Чарльз вначале оторопел. Потом густая краска залила его лицо.
— Ты должен извиниться за это.
— Нет, не должен, — отрезал Вивиан. — Ты послал меня в Шенстоун с этим дурацким поручением. Это ты должен извиняться.
— Это была всего лишь одна из безумных идей Бранклиффа, — взорвался Чарльз. — Когда ему противоречат, он становится невозможно упрямым, поэтому я не перечу ему, пока он охвачен энтузиазмом. Конечно, я бы никогда не согласился с его планом.
— Но ты и не отказался, а с нашим дедом это равносильно согласию. В результате ферма Макстед и вся территория до старой мельницы теперь стала частью владений Марчбанксов. В Шенстоун можно проехать с запада только с разрешения сэра Кинсли. И он готов сделать все, что в его власти, чтобы привести Джулию к алтарю вместе с тобой, но эта девушка сильно изменилась за последние годы. Теперь у нее характер, как у Бранклиффа, и она не потерпит, чтобы ей кто-нибудь перечил. Когда женщина осознает силу своего очарования, она неохотно расстается с возможностью использовать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122