И поэтому паша будет грабить американские суда, пока не получит причитающейся ему «честной» доли.
Правда, с некоторых пор пиратский промысел перестал быть легким. Примерно в то же время, когда Алекс попала в Триполи — то есть почти год назад, — американские корабли установили блокаду мусульманского города. Это причиняло паше немало беспокойства. Связанные с блокадой неприятности досаждали в основном корсарам: приходилось сначала проскочить мимо державших блокаду кораблей, чтобы затем пуститься на поиски легкой добычи.
Но вот коммодора Дейла отозвали в Вашингтон, а на его место назначили Валентина Морриса. И весь этот год он стоял во главе военного флота, разбросанного по всему Средиземному морю. Алекс уже в который раз думала о том, что пост коммодора означал для Морриса с супругой всего лишь возможность за государственный счет совершить роскошное путешествие. Ибо за все это время ни одно военное судно не показалось в водах Триполи, что вызывало у паши, Джебаля и всех их высших офицеров бесконечный поток грубой ругани и издевательств по поводу храбрости американских моряков. По их словам, если американец — значит, трус, и ничего больше.
День сменял другой, а о «Жемчужине» и капитане Ксавье Блэкуэлле слышно ничего не было. По подсчетам Алекс, в ближайшие два месяца «Жемчужина» должна будет появиться в здешних водах, и Блэкуэлл попадет в Триполи.
И если бы этот год в ее жизни не превратился в настоящее испытание отваги, целеустремленности, сообразительности и искусства выживать — Алекс давно бы свихнулась от томительного ожидания.
А ведь он обязательно должен появиться здесь — так говорили все исторические хроники. В противном случае получалось, что она напрасно целый год водила за нос Джебаля и старалась приучиться к обычаям, диктовавшим правила поведения женщинам в исламском мире.
Алекс изнывала от тоски и нетерпения. Последнее время взвинченные нервы не давали ей толком выспаться. Так отчаянно она желала быть рядом с ним. Только и удавалось представлять себя в его объятиях — чтобы со слезами возвращаться в грубую реальность. Иногда она была готова сделать что-нибудь ужасное, лишь бы только не сидеть вот так, сложа руки.
Однако она ни на минуту не позволяла себе забыть о том, что Блэкуэлла казнят через год после появления в Триполи. Если только до той поры они не найдут способа сбежать отсюда.
С невероятным трудом Алекс заставила себя вернуться к делам насущным. Где, скажите на милость, застрял Мурад?!
Она нетерпеливо ходила взад-вперед вдоль стены. С той минуты, как в городе заметили три американских корабля, она не находила себе места. Что-то вот-вот произойдет. Она совершенно уверена. Что-то чрезвычайно важное. А вдруг один из этих трех кораблей — «Жемчужина»?!
Ведь то, что ее захватили в плен, вовсе не означает, что она не появлялась у триполитанских берегов раньше.
Услышав торопливые шаги на лестнице, Алекс быстро повернулась. За этот год она немного свыклась с необходимостью таскать все эти многослойные одеяния и не чувствовала себя так неловко, как раньше. Однако сейчас она нетерпеливо рванула подол цветастого платья, особенно ощутив тяжесть всех этих сорочек, жилеток и накидок, украшенных к тому же драгоценными камнями и вышивкой. При каждом движении на запястьях звякало с полдюжины браслетов. Огромные золотые серьги с бирюзой тоже ужасно мешали. Да еще этот тяжеленный плащ из золотой парчи. Осталось еще камень на шею — и в море. Все-таки в двадцатом веке одежда была (то есть будет) намного удобнее.
Лицо Алекс оставалось открытым. Ибо из всех этих гадких одеяний она больше всего ненавидела паранджу. А без нее нельзя было выходить за стены гарема.
Она прижалась к стене. Джебаль разъярится не на шутку, если узнает, что она шлялась по дворцу, выставив лицо на обозрение всему свету. Ну и наплевать. Всякому терпению есть конец. И к тому же Мурад знал этот дворец как свои пять пальцев. Здесь было полно тайных коридоров. Никто не видел, как она проскользнула во внешний двор. И Джебаль никогда не узнает, что Алекс появлялась вне гарема без паранджи.
— Алекс, они курсируют вдоль побережья с самого рассвета, — сообщил запыхавшийся Мурад. — Паша в ярости. И твой муж тоже.
Она отвернулась от амбразуры, из которой все еще были видны все три корабля. Судя по всему, самый ближний — это фрегат с тридцатипушечным вооружением. Ах, если бы она поподробнее ознакомилась с ходом военных действий до назначения на пост коммодора Пребла — а ведь это должно случиться лишь на будущий год!
— Что они собираются делать, Мурад?
— Что ты собираешься делать, Алекс?
Она облизала пересохшие губы. Мурад давно стал для нее не просто рабом. За этот год он стал ее другом, доверенным и верным союзником. Она прошептала:
— Если они собираются что-то предпринять, мы должны поспешить к Нильсену и постараться дать весточку американцам.
— Но ведь это измена, Алекс! — ужаснулся Мурад.
— Для меня — нет, — промолвила она.
— Но я не знаю, что они решили. Паша до сих пор совещается с Джебалем, Фаруком и раисом Джоваром.
Значит, он собрал военный совет. А как же иначе? Фарук был визирем, первым министром паши, а Джовар — адмиралом флота. И хотя Алекс не была лично знакома ни с тем, ни с другим, она частенько шпионила за мужчинами, скрываясь в специально приспособленных для подобного рода занятий каморках. Что лишний раз напоминало о том, каким адом является жизнь для женщины-мусульманки. Ей позволялось лишь наблюдать, но ни в коем случае не участвовать практически во всех земных делах.
— Пошли, — бросила Алекс и рванула вниз по лестнице.
— Ну что еще ты задумала? — взмолился Мурад.
— Мы идем проследить за пашой, Джебалем, Фаруком и этим мерзким Джоваром.
— Алекс, ты рехнулась! — Глаза Мурада испуганно расширились. — Если тебя заметят, то приговорят к бастонадо!
Тем временем оба торопливо спускались с крутой лестницы. Алекс уже отлично знала, что означает это слово. Правда, слава Богу, не из личного опыта. Приговоренного к бастонадо заключали в деревянные ножные колодки и подвешивали вниз головой. А потом безжалостно били по пяткам. Самые крепкие мужчины, как правило, умирали, не пережив сотого удара.
Мурад распахнул дверь в темный узкий коридор. Пока он возился со светильником, Алекс заявила:
— Джебаль не станет меня наказывать. Он меня любит.
— Твоя сказка про ужасную печаль и необходимость оплакать смерть первого мужа оказалась очень искусной уловкой, Алекс, — заговорщически подмигнул Мурад.
— О чем это ты?
— Я знаю. Я знаю всю правду. Ты никогда не была замужем. И не было никакого усопшего мужа. А была лишь ложь, с помощью которой ты не допустила Джебаля к себе в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Правда, с некоторых пор пиратский промысел перестал быть легким. Примерно в то же время, когда Алекс попала в Триполи — то есть почти год назад, — американские корабли установили блокаду мусульманского города. Это причиняло паше немало беспокойства. Связанные с блокадой неприятности досаждали в основном корсарам: приходилось сначала проскочить мимо державших блокаду кораблей, чтобы затем пуститься на поиски легкой добычи.
Но вот коммодора Дейла отозвали в Вашингтон, а на его место назначили Валентина Морриса. И весь этот год он стоял во главе военного флота, разбросанного по всему Средиземному морю. Алекс уже в который раз думала о том, что пост коммодора означал для Морриса с супругой всего лишь возможность за государственный счет совершить роскошное путешествие. Ибо за все это время ни одно военное судно не показалось в водах Триполи, что вызывало у паши, Джебаля и всех их высших офицеров бесконечный поток грубой ругани и издевательств по поводу храбрости американских моряков. По их словам, если американец — значит, трус, и ничего больше.
День сменял другой, а о «Жемчужине» и капитане Ксавье Блэкуэлле слышно ничего не было. По подсчетам Алекс, в ближайшие два месяца «Жемчужина» должна будет появиться в здешних водах, и Блэкуэлл попадет в Триполи.
И если бы этот год в ее жизни не превратился в настоящее испытание отваги, целеустремленности, сообразительности и искусства выживать — Алекс давно бы свихнулась от томительного ожидания.
А ведь он обязательно должен появиться здесь — так говорили все исторические хроники. В противном случае получалось, что она напрасно целый год водила за нос Джебаля и старалась приучиться к обычаям, диктовавшим правила поведения женщинам в исламском мире.
Алекс изнывала от тоски и нетерпения. Последнее время взвинченные нервы не давали ей толком выспаться. Так отчаянно она желала быть рядом с ним. Только и удавалось представлять себя в его объятиях — чтобы со слезами возвращаться в грубую реальность. Иногда она была готова сделать что-нибудь ужасное, лишь бы только не сидеть вот так, сложа руки.
Однако она ни на минуту не позволяла себе забыть о том, что Блэкуэлла казнят через год после появления в Триполи. Если только до той поры они не найдут способа сбежать отсюда.
С невероятным трудом Алекс заставила себя вернуться к делам насущным. Где, скажите на милость, застрял Мурад?!
Она нетерпеливо ходила взад-вперед вдоль стены. С той минуты, как в городе заметили три американских корабля, она не находила себе места. Что-то вот-вот произойдет. Она совершенно уверена. Что-то чрезвычайно важное. А вдруг один из этих трех кораблей — «Жемчужина»?!
Ведь то, что ее захватили в плен, вовсе не означает, что она не появлялась у триполитанских берегов раньше.
Услышав торопливые шаги на лестнице, Алекс быстро повернулась. За этот год она немного свыклась с необходимостью таскать все эти многослойные одеяния и не чувствовала себя так неловко, как раньше. Однако сейчас она нетерпеливо рванула подол цветастого платья, особенно ощутив тяжесть всех этих сорочек, жилеток и накидок, украшенных к тому же драгоценными камнями и вышивкой. При каждом движении на запястьях звякало с полдюжины браслетов. Огромные золотые серьги с бирюзой тоже ужасно мешали. Да еще этот тяжеленный плащ из золотой парчи. Осталось еще камень на шею — и в море. Все-таки в двадцатом веке одежда была (то есть будет) намного удобнее.
Лицо Алекс оставалось открытым. Ибо из всех этих гадких одеяний она больше всего ненавидела паранджу. А без нее нельзя было выходить за стены гарема.
Она прижалась к стене. Джебаль разъярится не на шутку, если узнает, что она шлялась по дворцу, выставив лицо на обозрение всему свету. Ну и наплевать. Всякому терпению есть конец. И к тому же Мурад знал этот дворец как свои пять пальцев. Здесь было полно тайных коридоров. Никто не видел, как она проскользнула во внешний двор. И Джебаль никогда не узнает, что Алекс появлялась вне гарема без паранджи.
— Алекс, они курсируют вдоль побережья с самого рассвета, — сообщил запыхавшийся Мурад. — Паша в ярости. И твой муж тоже.
Она отвернулась от амбразуры, из которой все еще были видны все три корабля. Судя по всему, самый ближний — это фрегат с тридцатипушечным вооружением. Ах, если бы она поподробнее ознакомилась с ходом военных действий до назначения на пост коммодора Пребла — а ведь это должно случиться лишь на будущий год!
— Что они собираются делать, Мурад?
— Что ты собираешься делать, Алекс?
Она облизала пересохшие губы. Мурад давно стал для нее не просто рабом. За этот год он стал ее другом, доверенным и верным союзником. Она прошептала:
— Если они собираются что-то предпринять, мы должны поспешить к Нильсену и постараться дать весточку американцам.
— Но ведь это измена, Алекс! — ужаснулся Мурад.
— Для меня — нет, — промолвила она.
— Но я не знаю, что они решили. Паша до сих пор совещается с Джебалем, Фаруком и раисом Джоваром.
Значит, он собрал военный совет. А как же иначе? Фарук был визирем, первым министром паши, а Джовар — адмиралом флота. И хотя Алекс не была лично знакома ни с тем, ни с другим, она частенько шпионила за мужчинами, скрываясь в специально приспособленных для подобного рода занятий каморках. Что лишний раз напоминало о том, каким адом является жизнь для женщины-мусульманки. Ей позволялось лишь наблюдать, но ни в коем случае не участвовать практически во всех земных делах.
— Пошли, — бросила Алекс и рванула вниз по лестнице.
— Ну что еще ты задумала? — взмолился Мурад.
— Мы идем проследить за пашой, Джебалем, Фаруком и этим мерзким Джоваром.
— Алекс, ты рехнулась! — Глаза Мурада испуганно расширились. — Если тебя заметят, то приговорят к бастонадо!
Тем временем оба торопливо спускались с крутой лестницы. Алекс уже отлично знала, что означает это слово. Правда, слава Богу, не из личного опыта. Приговоренного к бастонадо заключали в деревянные ножные колодки и подвешивали вниз головой. А потом безжалостно били по пяткам. Самые крепкие мужчины, как правило, умирали, не пережив сотого удара.
Мурад распахнул дверь в темный узкий коридор. Пока он возился со светильником, Алекс заявила:
— Джебаль не станет меня наказывать. Он меня любит.
— Твоя сказка про ужасную печаль и необходимость оплакать смерть первого мужа оказалась очень искусной уловкой, Алекс, — заговорщически подмигнул Мурад.
— О чем это ты?
— Я знаю. Я знаю всю правду. Ты никогда не была замужем. И не было никакого усопшего мужа. А была лишь ложь, с помощью которой ты не допустила Джебаля к себе в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116