кое-где виднелись кровоточащие ранки, особенно на подбородке. Сердце Эммы снова сжалось.
– Ну как? – спросил Такер.
– Сбежали.
– Тебе досталось?
– Нет, просто обидно, что не справилась. Он сделал движение опустить ноги с нар.
– Ну нет, Гарретсон, ты это брось! Даже и не думай вставать!
К ее большому облегчению, он подчинился и остался сидеть, привалившись спиной к стене. Веки его медленно опустились.
Вне себя от беспокойства, Эмма кинулась обшаривать хижину в поисках каких-нибудь лекарств. Все необходимое оказалось в жестяной коробке на полке в углу: чистые тряпки, которые можно порвать на бинты, корпия и склянка с примочкой. Девушка поспешила к Такеру. Однако когда она приблизилась, он открыл глаза.
– Сначала ты, Маллой, – произнес он тихо, но твердо. – Нельзя оставаться в мокром – простудишься. Снимай все это…
– И что дальше? Я не подумала захватить с собой дорожный баул со сменой одежды.
Ей удалось насмешливо улыбнуться, но вид Такера беспокоил ее все больше. А вдруг у него повреждено что-то внутри?
– Поищи одеяло. Наверняка оно здесь есть. Разожги огонь в очаге, закутайся в одеяло, а одежду развесь сушиться.
– Отличная идея! Так я и поступлю… с твоей одеждой. А о своей подумаю позже.
Эмма торопливо повернулась к очагу, ожидая возражений. Но их не последовало. Тревожно обернувшись, она поняла почему.
Он смотрел на нее. И не просто смотрел, а уставился как завороженный. Только тут она догадалась, что муслиновая рубашка ее слишком тонка и что, промокнув, она совершенно облепила тело. Взгляд Такера не отрывался от округлостей груди, отчетливо обрисованных мокрой тканью. Эмма с трудом удержалась, чтобы не прикрыться руками, чувствуя, как начинают полыхать щеки. Он посмотрел ей в лицо. Глаза его горели таким желанием, что у нее перехватило дыхание.
Она быстро повернулась к очагу: «Думай только о его ранах. Больше ни о чем».
Пока огонь разгорался, Эмма снова приблизилась к Такеру. Обмакнув тряпку в теплую воду, Эмма начала обмывать разбитое лицо – от смущения, пожалуй, слишком неловко.
– Черт! Ты как будто оттираешь пятна с одежды! Это как-никак мое лицо, – не выдержал Такер.
– Так тебе и надо! – буркнула Эмма, но все-таки умерила пыл.
Дойдя до раны на подбородке, она промыла ее и, согрев кусочек сосновой смолы, залепила ранку, потом принялась смазывать остальные ссадины жидкой мазью. Такер вздрагивал, но молчал.
– Линимент, – вдруг сказал он.
– Именно так. Не шевели бровями, мне неудобно.
– Нет, ты скажи, как, по-твоему, пишется это слово.
– Я знаю, как пишется «линимент», Гарретсон, – сказала она ледяным тоном.
– Это теперь. А раньше не знала! Помнишь тот конкурс по правописанию… Ой! Ты это нарочно сделала?
Конечно, нарочно! Эмма хорошо помнила ту диктовку, в которой они с Такером оказались лучшими. Выиграл он только потому, что она не сумела правильно написать одно слово. Она написала «ленимент».
– Невежда, – сказал он мягко и сжал ее пальцы своими. – И притом до сих пор злишься.
– Ошибаешься. Если бы я до сих пор злилась, то не только проехала бы мимо, когда тебя пинали ногами, но еще бы и посмеялась. Сказать по правде, ты это заслужил, потому что совсем меня не ценишь…
Она хотела сказать «совсем не ценишь моих забот», но от волнения оговорилась.
– Я ценю тебя, Маллой.
«Только спокойствие!» – сказала себе Эмма, сделала глубокий вдох и отдала все внимание опухоли над глазом. Такер открыл рот еще для какого-то замечания, но девушка скомандовала: «Тихо!» – и продолжала наносить мазь. При этом она все время чувствовала на себе его упорный взгляд.
– Ну вот, а теперь надо снять рубашку, – деловито сказала она, закончив обработку лица.
Лежа под одеялом в фургоне, Такер вымок не так сильно, как она на козлах, но по дороге до хижины и ему досталась приличная порция холодной воды. К тому же рубашка пропиталась кровью, и надо было выяснить, откуда эта кровь. Эмма закусила губу и протянула руку к верхней пуговице.
Вопреки боли во всем теле Такер едва удержался от улыбки. Снаружи ревела буря, порывы ветра сотрясали крепкую бревенчатую хижину. А здесь красивая женщина, омытая янтарным светом лампы, осторожно и неумело расстегивала ему рубашку. Красивая женщина, которая спасла ему жизнь.
Еще более взволнована была Эмма. Никогда в жизни ей не приходилось расстегивать на мужчине рубашку, тем более на таком молодом и красивом. Пальцы стали неловкими и, как нарочно, не слушались. Стиснув зубы, она заставила Себя шевелиться живее, но когда настало время снять рубашку, нервы ее чуть не сдали. Грудь под рубашкой была покрыта светлыми, золотистыми в свете лампы волосами. Эмму омыло волной жара. Она не могла оторвать глаза от его груди.
– Что, плохо дело? – сдержанно спросил Такер, и Эмма наконец встряхнулась.
– Н-нет… пара кровоподтеков… – Она пыталась говорить с бесстрастностью настоящей медицинской сестры. По счастью, кровоподтеки и вправду были не смертельны.
Смазывая ушибы мазью, она то и дело отвлекалась. Взгляд так и норовил скользнуть по груди, по плечам – по всему загорелому, могучему торсу. Да он просто великолепен, думала Эмма, трепеща. Сплошные мышцы, и эти золотистые волосы…
– Как по-твоему, ребра не сломаны? – нерешительно спросила она.
– Выяснить это просто, – ответил Такер. – Нажимай на каждое по очереди.
Девушка заколебалась, но насмешка в его взгляде помогла справиться с собой.
– Если какое-нибудь ребро сломано, будет больно, – зачем-то предупредила она и положила кончики пальцев на левое нижнее ребро.
Она постаралась нажать осторожно, легко, но увидела, как напряглись мышцы живота над ремнем брюк. Такер промолчал, и она двинулась выше. В какой-то момент, подняв глаза, она встретилась с ним взглядом и тотчас снова уставилась на свои пальцы. Насмешки не было в глазах Такера. Они потемнели, взгляд стал тяжелым.
Это не от боли, поняла она вдруг. Не от боли, а по совсем иной причине. Щеки загорелись, и она поспешила убрать руку.
– Ничего не сломано. Тебе повезло.
– Конечно, повезло, – согласился Такер. – В том, что ты наткнулась на нас.
Взгляды их встретились снова и на этот раз долго не отрывались друг от друга. Странное ощущение затопило Эмму. Оно само по себе было наслаждением, от которого кружилась голова. Она заставила себя отвести взгляд.
– Здесь еще опухоль на боку…
Такер молча кивнул, и девушка заставила себя коснуться его тела как можно спокойнее. Если вообще возможно спокойно прикасаться к полуголому мужскому телу. Беспокойный жар снова и снова омывал ее, и казалось, что пальцы ее должны обжигать. К счастью, одежда все еще была мокрой, зубы постукивали, и можно было скрыть свое состояние.
Можно ли? Только не от Такера Гарретсона с его пронизывающим взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Ну как? – спросил Такер.
– Сбежали.
– Тебе досталось?
– Нет, просто обидно, что не справилась. Он сделал движение опустить ноги с нар.
– Ну нет, Гарретсон, ты это брось! Даже и не думай вставать!
К ее большому облегчению, он подчинился и остался сидеть, привалившись спиной к стене. Веки его медленно опустились.
Вне себя от беспокойства, Эмма кинулась обшаривать хижину в поисках каких-нибудь лекарств. Все необходимое оказалось в жестяной коробке на полке в углу: чистые тряпки, которые можно порвать на бинты, корпия и склянка с примочкой. Девушка поспешила к Такеру. Однако когда она приблизилась, он открыл глаза.
– Сначала ты, Маллой, – произнес он тихо, но твердо. – Нельзя оставаться в мокром – простудишься. Снимай все это…
– И что дальше? Я не подумала захватить с собой дорожный баул со сменой одежды.
Ей удалось насмешливо улыбнуться, но вид Такера беспокоил ее все больше. А вдруг у него повреждено что-то внутри?
– Поищи одеяло. Наверняка оно здесь есть. Разожги огонь в очаге, закутайся в одеяло, а одежду развесь сушиться.
– Отличная идея! Так я и поступлю… с твоей одеждой. А о своей подумаю позже.
Эмма торопливо повернулась к очагу, ожидая возражений. Но их не последовало. Тревожно обернувшись, она поняла почему.
Он смотрел на нее. И не просто смотрел, а уставился как завороженный. Только тут она догадалась, что муслиновая рубашка ее слишком тонка и что, промокнув, она совершенно облепила тело. Взгляд Такера не отрывался от округлостей груди, отчетливо обрисованных мокрой тканью. Эмма с трудом удержалась, чтобы не прикрыться руками, чувствуя, как начинают полыхать щеки. Он посмотрел ей в лицо. Глаза его горели таким желанием, что у нее перехватило дыхание.
Она быстро повернулась к очагу: «Думай только о его ранах. Больше ни о чем».
Пока огонь разгорался, Эмма снова приблизилась к Такеру. Обмакнув тряпку в теплую воду, Эмма начала обмывать разбитое лицо – от смущения, пожалуй, слишком неловко.
– Черт! Ты как будто оттираешь пятна с одежды! Это как-никак мое лицо, – не выдержал Такер.
– Так тебе и надо! – буркнула Эмма, но все-таки умерила пыл.
Дойдя до раны на подбородке, она промыла ее и, согрев кусочек сосновой смолы, залепила ранку, потом принялась смазывать остальные ссадины жидкой мазью. Такер вздрагивал, но молчал.
– Линимент, – вдруг сказал он.
– Именно так. Не шевели бровями, мне неудобно.
– Нет, ты скажи, как, по-твоему, пишется это слово.
– Я знаю, как пишется «линимент», Гарретсон, – сказала она ледяным тоном.
– Это теперь. А раньше не знала! Помнишь тот конкурс по правописанию… Ой! Ты это нарочно сделала?
Конечно, нарочно! Эмма хорошо помнила ту диктовку, в которой они с Такером оказались лучшими. Выиграл он только потому, что она не сумела правильно написать одно слово. Она написала «ленимент».
– Невежда, – сказал он мягко и сжал ее пальцы своими. – И притом до сих пор злишься.
– Ошибаешься. Если бы я до сих пор злилась, то не только проехала бы мимо, когда тебя пинали ногами, но еще бы и посмеялась. Сказать по правде, ты это заслужил, потому что совсем меня не ценишь…
Она хотела сказать «совсем не ценишь моих забот», но от волнения оговорилась.
– Я ценю тебя, Маллой.
«Только спокойствие!» – сказала себе Эмма, сделала глубокий вдох и отдала все внимание опухоли над глазом. Такер открыл рот еще для какого-то замечания, но девушка скомандовала: «Тихо!» – и продолжала наносить мазь. При этом она все время чувствовала на себе его упорный взгляд.
– Ну вот, а теперь надо снять рубашку, – деловито сказала она, закончив обработку лица.
Лежа под одеялом в фургоне, Такер вымок не так сильно, как она на козлах, но по дороге до хижины и ему досталась приличная порция холодной воды. К тому же рубашка пропиталась кровью, и надо было выяснить, откуда эта кровь. Эмма закусила губу и протянула руку к верхней пуговице.
Вопреки боли во всем теле Такер едва удержался от улыбки. Снаружи ревела буря, порывы ветра сотрясали крепкую бревенчатую хижину. А здесь красивая женщина, омытая янтарным светом лампы, осторожно и неумело расстегивала ему рубашку. Красивая женщина, которая спасла ему жизнь.
Еще более взволнована была Эмма. Никогда в жизни ей не приходилось расстегивать на мужчине рубашку, тем более на таком молодом и красивом. Пальцы стали неловкими и, как нарочно, не слушались. Стиснув зубы, она заставила Себя шевелиться живее, но когда настало время снять рубашку, нервы ее чуть не сдали. Грудь под рубашкой была покрыта светлыми, золотистыми в свете лампы волосами. Эмму омыло волной жара. Она не могла оторвать глаза от его груди.
– Что, плохо дело? – сдержанно спросил Такер, и Эмма наконец встряхнулась.
– Н-нет… пара кровоподтеков… – Она пыталась говорить с бесстрастностью настоящей медицинской сестры. По счастью, кровоподтеки и вправду были не смертельны.
Смазывая ушибы мазью, она то и дело отвлекалась. Взгляд так и норовил скользнуть по груди, по плечам – по всему загорелому, могучему торсу. Да он просто великолепен, думала Эмма, трепеща. Сплошные мышцы, и эти золотистые волосы…
– Как по-твоему, ребра не сломаны? – нерешительно спросила она.
– Выяснить это просто, – ответил Такер. – Нажимай на каждое по очереди.
Девушка заколебалась, но насмешка в его взгляде помогла справиться с собой.
– Если какое-нибудь ребро сломано, будет больно, – зачем-то предупредила она и положила кончики пальцев на левое нижнее ребро.
Она постаралась нажать осторожно, легко, но увидела, как напряглись мышцы живота над ремнем брюк. Такер промолчал, и она двинулась выше. В какой-то момент, подняв глаза, она встретилась с ним взглядом и тотчас снова уставилась на свои пальцы. Насмешки не было в глазах Такера. Они потемнели, взгляд стал тяжелым.
Это не от боли, поняла она вдруг. Не от боли, а по совсем иной причине. Щеки загорелись, и она поспешила убрать руку.
– Ничего не сломано. Тебе повезло.
– Конечно, повезло, – согласился Такер. – В том, что ты наткнулась на нас.
Взгляды их встретились снова и на этот раз долго не отрывались друг от друга. Странное ощущение затопило Эмму. Оно само по себе было наслаждением, от которого кружилась голова. Она заставила себя отвести взгляд.
– Здесь еще опухоль на боку…
Такер молча кивнул, и девушка заставила себя коснуться его тела как можно спокойнее. Если вообще возможно спокойно прикасаться к полуголому мужскому телу. Беспокойный жар снова и снова омывал ее, и казалось, что пальцы ее должны обжигать. К счастью, одежда все еще была мокрой, зубы постукивали, и можно было скрыть свое состояние.
Можно ли? Только не от Такера Гарретсона с его пронизывающим взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84