Не замечая почти ничего вокруг, она едва слышала, как Ашанти шептала ей на ухо:
— Не слушайте его, мадемуазель. Не слушайте.
— Будет очень жаль, если поступок, который совершил твой отец, чтобы освободить тебя, окажется напрасным, — продолжал Валькур. — У меня нет сомнений, что он, так горячо любивший Францию, сказал бы тебе сейчас: «Уезжай из испанского Нового Орлеана, оставь его вместе со своим прошлым, отправляйся туда, где ты сможешь обо всем забыть и начать новую жизнь».
«Выходит, Морган знал, почему отец покончил с собой, знал и не сказал мне, чтобы я не считала себя виноватой, — поняла Фелисити. — Он не возражал против моих оскорблений, взвалив всю вину на собственные плечи. А взамен он получил от меня лишь грубую отповедь, исполненную ненависти. Он не стал возражать. Вот в чем заключался секрет. Казалось, такой исход мог вполне понравиться Моргану. Возможно, он был доволен, что ему наконец удалось избавиться от меня».
— Но что я буду делать во Франции? — спросила она задумчиво.
— Можешь не беспокоиться. У меня достаточно денег, их нам хватит на несколько недель, а если понадобится — на несколько месяцев. А потом, у меня есть немало разных идей. Тебе не придется ничего делать. Нас ждут веселые дни, полные удовольствий.
— Удовольствий? — переспросила Фелисити так, как будто никогда не слышала этого слова. — Сейчас я должна оплакивать отца…
— Конечно, — ответил Валькур слегка нетерпеливым тоном, — но наступит время, и ты увидишь все чудеса Парижа. Вместе мы будем штурмовать Версаль, ты с помощью красоты, а я с помощью ума. И никто из нас не будет одиноким.
Это неожиданное сентиментальное отступление побудило Фелисити принять окончательное решение. Перед ней стоял прежний Валькур, тот самый, с кем она смеялась и дразнилась, с кем подтрунивала над слугами и соседями. Он любил ее и хотел увезти с собой, чтобы начать новую жизнь на родине. Он предлагал ни больше и ни меньше, чем возможность жить по-другому, и вдобавок — величайшее из всех благ — забвение. Фелисити глубоко вздохнула.
— Если нам надо ехать сегодня, мы должны торопиться.
— Опомнитесь, мадемуазель, это безумие! — воскликнула Ашанти, но Фелисити уже не слушала ее.
Валькур решил вернуться с ними домой, чтобы помочь сестре собраться. В ответ на ее возражения, что его могут арестовать, он с холодной иронией напомнил об амнистии, дарованной всем тем, кто еще не попался в лапы испанцам.
Дома он взял на себя роль руководителя. Фелисити могла захватить с собой лишь пару платьев и две смены белья. Больше ей ничего не понадобится, все остальное они купят, когда доберутся до Парижа. К тому же сейчас за ней могут снарядить погоню; ей следует помнить, что, с точки зрения закона, она станет похитительницей имущества Лафарга, если возьмет из дома хотя бы носовой платок. Валькур проявил такую строгость, обсуждая с сестрой, какие вещи ей взять, а какие — нет, что она почувствовала облегчение, когда он поинтересовался судьбой остатков своего гардероба и отправился его искать.
Однако через несколько минут он вернулся, перекинув через руку пару бриджей, сорочку, камзол и жилет. Путешествие в открытой лодке будет не из приятных, поскольку им предстоит преодолеть сто пятьдесят миль или даже больше, пробираясь через болотистую дельту, прежде чем они доберутся до корабля, укрывшегося в ожидании их в уединенной бухте неподалеку от устья реки. В лодке едва хватит места для самой Фелисити, не говоря уже о ее юбках и кринолинах. Кроме того, чем меньше внимания они привлекут, проходя через городские ворота, тем лучше будет для них обоих. Сейчас им уже некогда спорить, потому что эти самые ворота скоро должны будут закрыть на ночь. Поэтому Фелисити должна без разговоров переодеться в костюм молодого дворянина.
Вскоре, надев мужское платье и самые невзрачные туфли, убрав заплетенные в косу волосы под треуголку и взяв в руки тросточку, Фелисити собралась в дорогу. Валькур подхватил было ее узелок, но она забрала его обратно.
— Мужчина не должен нести вещи другого мужчины, — напомнила она с улыбкой.
— Совершенно верно. — Придержав дверь, он с поклоном пропустил сестру вперед. — Это последний знак уважения, который ты можешь ждать от меня, — проговорил Валькур каким-то странным капризным тоном.
Ашанти ушла к себе в комнату, как только они добрались до дома. Теперь, появившись из темноты у подножия лестницы, она обратилась к Фелисити:
— Мадемуазель, я должна ехать с вами.
Лицо Фелисити исказилось гримасой отчаяния.
— Но, Ашанти, я думала, ты поняла…
— Да. Я знаю, что стала рабыней испанцев, которые продадут меня с публичных торгов, но если меня поймают вместе с вами, я скажу, что сбежала сама. А если нас никто не остановит, это вообще будет не важно.
— Мне очень хочется, чтобы ты пошла с нами… Но мы должны пройти через ворота. Если
двух молодых людей увидят в сопровождении служанки, это наверняка покажется странным.
— Не таким уж странным, как вы думаете, мадемуазель, особенно если я стану хихикать и прижиматься к вам поближе. Но если вы так пожелаете и дадите мне бумагу, где говорится, что позволяете мне ходить по ночам в одиночку, и укажете, с какой целью, тогда я смогу выбраться за ворота одна и встречусь с вами позже.
Фелисити взглянула на Валькура.
— В лодке есть еще место?
— Совсем мало, — ответил Валькур, посмотрев на служанку прищуренными глазами.
— Пожалуйста, давай возьмем ее с собой. Это очень важно для меня.
— Я не буду вам мешать, мсье Валькур, — заверила Ашанти, глядя ему прямо в глаза. — Я вам еще пригожусь, и я… дорого стою.
— Она дорого стоит, — задумчиво повторил Валькур, а потом взглянул на Фелисити. — По-моему, нам не повредит, если мы захватим с собой еще немного движимого имущества.
Фелисити нахмурилась. Неужели он рассчитывал потом продать Ашанти? Она бы ни за что не пошла на это, даже при самой крайней нужде.
— Но, Валькур… — начала было она.
— Очень разумная мысль, — негромко заметила Ашанти.
— Тогда пошли, — сказал Валькур, — мы и так потратили впустую немало времени.
Несмотря на то что им пришлось пережить несколько напряженных минут, они свободно прошли через ворота Чупитулас. Часовой взглянул на Ашанти лишь мельком. В этот вечер его явно беспокоили не те, кто собирался выйти из города, а те, кто желал туда войти. Он находился здесь, чтобы не допускать больших возмущенных сборищ, а не для того, чтобы задерживать возвращающихся домой плантаторов, живущих за городской стеной.
Маленькая лодка, размером чуть больше каноэ, на которой им предстояло добраться до моря, уже ждала в условленном месте. Охранявший ее человек появился из сырой, кишевшей насекомыми мглы, чтобы проводить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Не слушайте его, мадемуазель. Не слушайте.
— Будет очень жаль, если поступок, который совершил твой отец, чтобы освободить тебя, окажется напрасным, — продолжал Валькур. — У меня нет сомнений, что он, так горячо любивший Францию, сказал бы тебе сейчас: «Уезжай из испанского Нового Орлеана, оставь его вместе со своим прошлым, отправляйся туда, где ты сможешь обо всем забыть и начать новую жизнь».
«Выходит, Морган знал, почему отец покончил с собой, знал и не сказал мне, чтобы я не считала себя виноватой, — поняла Фелисити. — Он не возражал против моих оскорблений, взвалив всю вину на собственные плечи. А взамен он получил от меня лишь грубую отповедь, исполненную ненависти. Он не стал возражать. Вот в чем заключался секрет. Казалось, такой исход мог вполне понравиться Моргану. Возможно, он был доволен, что ему наконец удалось избавиться от меня».
— Но что я буду делать во Франции? — спросила она задумчиво.
— Можешь не беспокоиться. У меня достаточно денег, их нам хватит на несколько недель, а если понадобится — на несколько месяцев. А потом, у меня есть немало разных идей. Тебе не придется ничего делать. Нас ждут веселые дни, полные удовольствий.
— Удовольствий? — переспросила Фелисити так, как будто никогда не слышала этого слова. — Сейчас я должна оплакивать отца…
— Конечно, — ответил Валькур слегка нетерпеливым тоном, — но наступит время, и ты увидишь все чудеса Парижа. Вместе мы будем штурмовать Версаль, ты с помощью красоты, а я с помощью ума. И никто из нас не будет одиноким.
Это неожиданное сентиментальное отступление побудило Фелисити принять окончательное решение. Перед ней стоял прежний Валькур, тот самый, с кем она смеялась и дразнилась, с кем подтрунивала над слугами и соседями. Он любил ее и хотел увезти с собой, чтобы начать новую жизнь на родине. Он предлагал ни больше и ни меньше, чем возможность жить по-другому, и вдобавок — величайшее из всех благ — забвение. Фелисити глубоко вздохнула.
— Если нам надо ехать сегодня, мы должны торопиться.
— Опомнитесь, мадемуазель, это безумие! — воскликнула Ашанти, но Фелисити уже не слушала ее.
Валькур решил вернуться с ними домой, чтобы помочь сестре собраться. В ответ на ее возражения, что его могут арестовать, он с холодной иронией напомнил об амнистии, дарованной всем тем, кто еще не попался в лапы испанцам.
Дома он взял на себя роль руководителя. Фелисити могла захватить с собой лишь пару платьев и две смены белья. Больше ей ничего не понадобится, все остальное они купят, когда доберутся до Парижа. К тому же сейчас за ней могут снарядить погоню; ей следует помнить, что, с точки зрения закона, она станет похитительницей имущества Лафарга, если возьмет из дома хотя бы носовой платок. Валькур проявил такую строгость, обсуждая с сестрой, какие вещи ей взять, а какие — нет, что она почувствовала облегчение, когда он поинтересовался судьбой остатков своего гардероба и отправился его искать.
Однако через несколько минут он вернулся, перекинув через руку пару бриджей, сорочку, камзол и жилет. Путешествие в открытой лодке будет не из приятных, поскольку им предстоит преодолеть сто пятьдесят миль или даже больше, пробираясь через болотистую дельту, прежде чем они доберутся до корабля, укрывшегося в ожидании их в уединенной бухте неподалеку от устья реки. В лодке едва хватит места для самой Фелисити, не говоря уже о ее юбках и кринолинах. Кроме того, чем меньше внимания они привлекут, проходя через городские ворота, тем лучше будет для них обоих. Сейчас им уже некогда спорить, потому что эти самые ворота скоро должны будут закрыть на ночь. Поэтому Фелисити должна без разговоров переодеться в костюм молодого дворянина.
Вскоре, надев мужское платье и самые невзрачные туфли, убрав заплетенные в косу волосы под треуголку и взяв в руки тросточку, Фелисити собралась в дорогу. Валькур подхватил было ее узелок, но она забрала его обратно.
— Мужчина не должен нести вещи другого мужчины, — напомнила она с улыбкой.
— Совершенно верно. — Придержав дверь, он с поклоном пропустил сестру вперед. — Это последний знак уважения, который ты можешь ждать от меня, — проговорил Валькур каким-то странным капризным тоном.
Ашанти ушла к себе в комнату, как только они добрались до дома. Теперь, появившись из темноты у подножия лестницы, она обратилась к Фелисити:
— Мадемуазель, я должна ехать с вами.
Лицо Фелисити исказилось гримасой отчаяния.
— Но, Ашанти, я думала, ты поняла…
— Да. Я знаю, что стала рабыней испанцев, которые продадут меня с публичных торгов, но если меня поймают вместе с вами, я скажу, что сбежала сама. А если нас никто не остановит, это вообще будет не важно.
— Мне очень хочется, чтобы ты пошла с нами… Но мы должны пройти через ворота. Если
двух молодых людей увидят в сопровождении служанки, это наверняка покажется странным.
— Не таким уж странным, как вы думаете, мадемуазель, особенно если я стану хихикать и прижиматься к вам поближе. Но если вы так пожелаете и дадите мне бумагу, где говорится, что позволяете мне ходить по ночам в одиночку, и укажете, с какой целью, тогда я смогу выбраться за ворота одна и встречусь с вами позже.
Фелисити взглянула на Валькура.
— В лодке есть еще место?
— Совсем мало, — ответил Валькур, посмотрев на служанку прищуренными глазами.
— Пожалуйста, давай возьмем ее с собой. Это очень важно для меня.
— Я не буду вам мешать, мсье Валькур, — заверила Ашанти, глядя ему прямо в глаза. — Я вам еще пригожусь, и я… дорого стою.
— Она дорого стоит, — задумчиво повторил Валькур, а потом взглянул на Фелисити. — По-моему, нам не повредит, если мы захватим с собой еще немного движимого имущества.
Фелисити нахмурилась. Неужели он рассчитывал потом продать Ашанти? Она бы ни за что не пошла на это, даже при самой крайней нужде.
— Но, Валькур… — начала было она.
— Очень разумная мысль, — негромко заметила Ашанти.
— Тогда пошли, — сказал Валькур, — мы и так потратили впустую немало времени.
Несмотря на то что им пришлось пережить несколько напряженных минут, они свободно прошли через ворота Чупитулас. Часовой взглянул на Ашанти лишь мельком. В этот вечер его явно беспокоили не те, кто собирался выйти из города, а те, кто желал туда войти. Он находился здесь, чтобы не допускать больших возмущенных сборищ, а не для того, чтобы задерживать возвращающихся домой плантаторов, живущих за городской стеной.
Маленькая лодка, размером чуть больше каноэ, на которой им предстояло добраться до моря, уже ждала в условленном месте. Охранявший ее человек появился из сырой, кишевшей насекомыми мглы, чтобы проводить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108