Она вновь перешла в атаку:
— Одумайся, не упрямься. Прямо лишь сорока летает. На правде, дочка, далеко не ускачешь: либо себе шею свернешь, либо конь копыто попортит. Сегодня к нам нанесет визит Пал Палыч, он желает с тобой познакомиться.
ЗА МАДЕРОЙ
Пал Палыч был личностью примечательной. Он был посредственностью, путем упорных занятий овладевший передовыми для того времени знаниями и развращенной нигилистическим подходом к жизни.
Сынок заурядного сельского фельдшера, вечно прозябавшего в нужде, он сумел поступить студентом в Медико-хирургическую академию. Здесь он играл роль разочарованного жизнью юноши со стеклышком в глазу, на его лице застыло кислое выражение, а голова была полна возвышенных социально-политических идей, впрочем, весьма отвлеченных.
С той поры много воды утекло. Пал Палыч за крепостью зрения давно не пользовался моноклем, прыщеватое некогда личико стало глянцевито-румяной физиономией, а быстрые черные глаза с довольством взирали на окружающий мир. Перемены во внешности находились в прямой связи с переменами в жизни. Цепко ухватившись за свой шанс, он пошел по научной и педагогической части, публиковал какие-то труды, что-то говорил студентам на лекциях: все было без блеска, но вполне в соответствии с инструкциями и тем уровнем знаний, который требовался от средних способностей педагога.
Он умел с раздумчивым видом подергать свою бородку клинышком и дать рекомендации пациенту, после которых тот, как правило, поправлялся, ибо почти во всех случаях сам организм берет верх над болезнями вопреки усилиям медиков.
Если же из-за дурного лечения пациенту делалось еще хуже или он вовсе умирал, то в этом случае говорили: «Видите, каким тяжелым был недуг, даже сам Пал Палыч не помог!»
Постепенно за ним упрочилась слава замечательного доктора, которому непозволительно за визит сунуть мятую ассигнацию, а следует с поклоном протянуть большой гонорар в конверте.
Однажды, по горячей просьбе одной его приятельницы, он сделал ей упоминавшуюся выше манипуляцию. Все блестяще удалось. Она сыграла свадьбу, и ее муж, почтенный сенатор, всегда почитал свою половину святой женщиной, недоступной порокам.
Дальше — больше. Круг пациенток постепенно расширялся, росла и эта своеобразная слава Пал Палыча, а гонорары резко возростали.
Доктор, представленный Андреем родителям, произвел на них самое благоприятное впечатление. Он обещал их пользовать от всех болезней и даже успел раза два заглянуть к Генриху Леопольдовичу, с которым разыграл несколько партий в шахматы, поклонниками которых они оба были.
На этот раз, проиграв две партии Генрих Леопольдович обратился, чуть смущаясь, к профессору:
— Тут, понимаете, такие обстоятельства… В общем, можно ли будет моей младшей дочери вернуть видимость девственности?
Профессор, самодовольно улыбаясь успокоил:
— Все в наших руках!
За сытым обедом мужчины выпили бутылку марочной мадеры:
— За успех дела!
После обеда Пал Палыч любезно осведомился:
— Операцию, поди, надо скорее сделать? Могу завтра.
Генрих Леопольдович разоткровенничался:
— Пока она у меня непорочна. Но днями произойдут… обстоятельства. И вот тогда…
— …Понадобится мое искусство! — заключил Пал Палыч, не выказывая наружно удивления, которое он испытал от слов заботливого папаши. С подобным ему сталкиваться еще не приходилось.
Сверху неслись звуки рояля.
— Это играет Наталья. Пойдемте, познакомлю вас. Склоните ее к необходимости сделать операцию. Она у меня строптивица.
…Наталья, завидев гостя, хотела уйти, но отец ее остановил, а Пал Палыч похвалил игру:
— Вы, Наталья Генриховна, прекрасно играете. Ведь это Чайковский?
— Да, это «Вальс-скерцо», — Наталье была приятна похвала. — А еще я люблю «Вечерние грезы» этого композитора.
— Пожалуйства, сыграйте, — стал просить Пал Палыч.
Наталья играла, отец потихоньку вышел.
Послушав музыку, Пал Палыч начал было говорить «о коловращениях жизни, об условностях» и прочем, как Наталья его вежливо прервала:
— Я уже наслышана о вашем врачебном искусстве. Но уверяю вас, оно мне не понадобится. И не будем больше говорить об этом.
— Вы, Наталья Генриховна, совершенно чудесная девушка, — воскликнул доктор и поцеловал ей руку. Даже в отравленной цинизмом душе возникло искреннее уважение к этой нравственной чистоте.
Вскоре им предстояла еще одна встреча — на этот раз последняя.
БАНКЕТ ДЛЯ ОДНОЙ
Прошел еще день. Солнце склонялось к горизонту. Хорошо пахло свежей хвоей и самоварным дымом. Наталья, тихо покачиваясь в гамаке, читала Фета.
Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.
Далеко в полумраке луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.
На пригорке то сыро, то жарко, —
Вздохи дня есть в дыханьи ночном, —
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.
Послышались чьи-то шаги, мягко зашуршала галька. Дарья Семеновна растянула в улыбке губы, присела рядом:
— Что читаешь? Стихи? Какая ты у нас умница. Доченька, завтра у тебя в десять утра свидание. Пожалуйста, оденься понарядней. Я сказала Елизавете, она тебе даст свое новое шифоновое платье, знаешь, то сиреневое, с оборками и вырезом на груди. И возьми мои лакированные туфли. Бери, бери! Для тебя, моя крававица, ничего не жалко.
Наталья печально покачала головой:
— Маменька, вы продолжаете настаивать на вашем решении?
— Да, моя птичка! Вся семья ждет от тебя благородного поступка.
Опустив голову, Наталья надолго замолкла. Потом поднялась, тихо сказала:
— Я пойду к себе…
— Пойди, отдохни, касаточка. Пусть завтра ты будешь самой красивой. Чтоб понравиться.
— Не волнуйтесь, мама, понравлюсь.
…Через несколько минут Люба побежала к казармам Преображенского полка. А еще через два часа сосед Листер видел Наталью, остановившую на Среднем проспекте наемную коляску и поехавшую в неизвестном направлении. Позже на следствии знакомый нам отставной гарнизонный офицер, успевший побывать в доме Скобло-Фоминых и представленный Наталье, показал: «Я встретил ее в тот вечер в загородном ресторанчике „Эрнест“ — это на Каменноостровском проспекте в доме под номером шестьдесят. Мы с компанией мои именины справляли.Наталья прошла в отдельный кабинет — это где зимний сад. Меня доняло любопытство и я тайком туда заглянул, стол был сервирован на двоих, но к девушке никто не пришел. Она в печальном одиночестве пила красное вино „Вилла Розе“. Оно там дорогое, я брал как-то — полбутылка полтора рубля стоит. Ушла Наталья около 9 вечера».
Официант, по требованию Натальи, нанял для нее извозчика с нагрудной бляхой 144.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Одумайся, не упрямься. Прямо лишь сорока летает. На правде, дочка, далеко не ускачешь: либо себе шею свернешь, либо конь копыто попортит. Сегодня к нам нанесет визит Пал Палыч, он желает с тобой познакомиться.
ЗА МАДЕРОЙ
Пал Палыч был личностью примечательной. Он был посредственностью, путем упорных занятий овладевший передовыми для того времени знаниями и развращенной нигилистическим подходом к жизни.
Сынок заурядного сельского фельдшера, вечно прозябавшего в нужде, он сумел поступить студентом в Медико-хирургическую академию. Здесь он играл роль разочарованного жизнью юноши со стеклышком в глазу, на его лице застыло кислое выражение, а голова была полна возвышенных социально-политических идей, впрочем, весьма отвлеченных.
С той поры много воды утекло. Пал Палыч за крепостью зрения давно не пользовался моноклем, прыщеватое некогда личико стало глянцевито-румяной физиономией, а быстрые черные глаза с довольством взирали на окружающий мир. Перемены во внешности находились в прямой связи с переменами в жизни. Цепко ухватившись за свой шанс, он пошел по научной и педагогической части, публиковал какие-то труды, что-то говорил студентам на лекциях: все было без блеска, но вполне в соответствии с инструкциями и тем уровнем знаний, который требовался от средних способностей педагога.
Он умел с раздумчивым видом подергать свою бородку клинышком и дать рекомендации пациенту, после которых тот, как правило, поправлялся, ибо почти во всех случаях сам организм берет верх над болезнями вопреки усилиям медиков.
Если же из-за дурного лечения пациенту делалось еще хуже или он вовсе умирал, то в этом случае говорили: «Видите, каким тяжелым был недуг, даже сам Пал Палыч не помог!»
Постепенно за ним упрочилась слава замечательного доктора, которому непозволительно за визит сунуть мятую ассигнацию, а следует с поклоном протянуть большой гонорар в конверте.
Однажды, по горячей просьбе одной его приятельницы, он сделал ей упоминавшуюся выше манипуляцию. Все блестяще удалось. Она сыграла свадьбу, и ее муж, почтенный сенатор, всегда почитал свою половину святой женщиной, недоступной порокам.
Дальше — больше. Круг пациенток постепенно расширялся, росла и эта своеобразная слава Пал Палыча, а гонорары резко возростали.
Доктор, представленный Андреем родителям, произвел на них самое благоприятное впечатление. Он обещал их пользовать от всех болезней и даже успел раза два заглянуть к Генриху Леопольдовичу, с которым разыграл несколько партий в шахматы, поклонниками которых они оба были.
На этот раз, проиграв две партии Генрих Леопольдович обратился, чуть смущаясь, к профессору:
— Тут, понимаете, такие обстоятельства… В общем, можно ли будет моей младшей дочери вернуть видимость девственности?
Профессор, самодовольно улыбаясь успокоил:
— Все в наших руках!
За сытым обедом мужчины выпили бутылку марочной мадеры:
— За успех дела!
После обеда Пал Палыч любезно осведомился:
— Операцию, поди, надо скорее сделать? Могу завтра.
Генрих Леопольдович разоткровенничался:
— Пока она у меня непорочна. Но днями произойдут… обстоятельства. И вот тогда…
— …Понадобится мое искусство! — заключил Пал Палыч, не выказывая наружно удивления, которое он испытал от слов заботливого папаши. С подобным ему сталкиваться еще не приходилось.
Сверху неслись звуки рояля.
— Это играет Наталья. Пойдемте, познакомлю вас. Склоните ее к необходимости сделать операцию. Она у меня строптивица.
…Наталья, завидев гостя, хотела уйти, но отец ее остановил, а Пал Палыч похвалил игру:
— Вы, Наталья Генриховна, прекрасно играете. Ведь это Чайковский?
— Да, это «Вальс-скерцо», — Наталье была приятна похвала. — А еще я люблю «Вечерние грезы» этого композитора.
— Пожалуйства, сыграйте, — стал просить Пал Палыч.
Наталья играла, отец потихоньку вышел.
Послушав музыку, Пал Палыч начал было говорить «о коловращениях жизни, об условностях» и прочем, как Наталья его вежливо прервала:
— Я уже наслышана о вашем врачебном искусстве. Но уверяю вас, оно мне не понадобится. И не будем больше говорить об этом.
— Вы, Наталья Генриховна, совершенно чудесная девушка, — воскликнул доктор и поцеловал ей руку. Даже в отравленной цинизмом душе возникло искреннее уважение к этой нравственной чистоте.
Вскоре им предстояла еще одна встреча — на этот раз последняя.
БАНКЕТ ДЛЯ ОДНОЙ
Прошел еще день. Солнце склонялось к горизонту. Хорошо пахло свежей хвоей и самоварным дымом. Наталья, тихо покачиваясь в гамаке, читала Фета.
Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.
Далеко в полумраке луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.
На пригорке то сыро, то жарко, —
Вздохи дня есть в дыханьи ночном, —
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.
Послышались чьи-то шаги, мягко зашуршала галька. Дарья Семеновна растянула в улыбке губы, присела рядом:
— Что читаешь? Стихи? Какая ты у нас умница. Доченька, завтра у тебя в десять утра свидание. Пожалуйста, оденься понарядней. Я сказала Елизавете, она тебе даст свое новое шифоновое платье, знаешь, то сиреневое, с оборками и вырезом на груди. И возьми мои лакированные туфли. Бери, бери! Для тебя, моя крававица, ничего не жалко.
Наталья печально покачала головой:
— Маменька, вы продолжаете настаивать на вашем решении?
— Да, моя птичка! Вся семья ждет от тебя благородного поступка.
Опустив голову, Наталья надолго замолкла. Потом поднялась, тихо сказала:
— Я пойду к себе…
— Пойди, отдохни, касаточка. Пусть завтра ты будешь самой красивой. Чтоб понравиться.
— Не волнуйтесь, мама, понравлюсь.
…Через несколько минут Люба побежала к казармам Преображенского полка. А еще через два часа сосед Листер видел Наталью, остановившую на Среднем проспекте наемную коляску и поехавшую в неизвестном направлении. Позже на следствии знакомый нам отставной гарнизонный офицер, успевший побывать в доме Скобло-Фоминых и представленный Наталье, показал: «Я встретил ее в тот вечер в загородном ресторанчике „Эрнест“ — это на Каменноостровском проспекте в доме под номером шестьдесят. Мы с компанией мои именины справляли.Наталья прошла в отдельный кабинет — это где зимний сад. Меня доняло любопытство и я тайком туда заглянул, стол был сервирован на двоих, но к девушке никто не пришел. Она в печальном одиночестве пила красное вино „Вилла Розе“. Оно там дорогое, я брал как-то — полбутылка полтора рубля стоит. Ушла Наталья около 9 вечера».
Официант, по требованию Натальи, нанял для нее извозчика с нагрудной бляхой 144.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89