Пан Ян был рассеян и озабочен. Он быстро вошел в комнату жены, сухо поздоровался с ней, поцеловал Юзека и чуть живую от страха Анельку. Казалось, он совсем забыл о встрече с дочерью на дороге.
— Как здоровье? — спросил он у жены, даже не садясь.
— Я, comme a l'ordinaire<Как обычно (франц.).> , — отвечала она. — Сил нет, ноги дрожат, сердце колотится, всего боюсь, аппетит пропал, живу на одном солодовом экстракте…
— А Юзек? — не дослушав, прервал ее пан Ян.
— Pauvre enfant…<Бедное дитя… (франц.)> Он так же слаб, хотя принимает пилюли с железом.
— Просто беда с этим его нездоровьем, по-моему твои лекарства ему только вредят, — сказал пан Ян, идя к двери. — А как Анелька — хорошо учится? Здорова? Или вы у нее тоже отыскали какой-нибудь недуг? — на ходу спрашивал он.
— Как, ты уже уходишь? Это после десятидневного отсутствия? — воскликнула пани Матильда. — Мне так много нужно тебе сказать… Я хочу в июле или августе непременно поехать к Халубинскому, так как чувствую, что только он один может…
— Халубинский только в конце сентября вернется в Варшаву. Впрочем, мы еще поговорим с тобой об этом, а сейчас мне нужно уладить кое-какие дела, — нетерпеливо сказал отец и вышел из комнаты.
— Toujours le meme!<Он верен себе! (франц.)> — вздохнула мать. — Шесть лет по целым дням занимается делами, а им конца краю нет. А я больна, Юзек болен, хозяйство расстроено, какие-то чужие люди неизвестно почему осматривают имение. О, как я несчастна! Все глаза выплакала!.. Joseph, mon enfant, veux-tu dormir?<Жозеф, дитя мое, тебе хочется спать? (франц.)>
— Non, — ответил полусонный мальчик.
Анелька так привыкла к жалобам матери, что эти новые сетования нисколько не уменьшили ее любви к отцу. Напротив, сейчас она еще больше любила его, потому что решила, что за сегодняшнюю провинность он хочет наказать ее без свидетелей. Поэтому-то он, должно быть, и поздоровался с ней так, как будто ничего не случилось, и ушел к себе в кабинет.
«Вот Шмуль уйдет, тогда он и позовет меня, — рассуждала про себя Анелька. — Пойду-ка я лучше сама и подожду там, а то, чего доброго, мама еще догадается».
Составив такой план действий, она потихоньку вышла в сад, чтобы быть поближе к кабинету отца. Несколько раз прошлась под открытым окном, но ни отец, ни Шмуль не обратили на нее внимания. Тогда она решила подождать и ни жива ни мертва села на камень у стены.
Отец ее между тем закурил сигару и развалился в кресле. А Шмуль примостился на простом стуле, поставленном специально для него возле двери.
— Так ты утверждаешь, — говорил помещик, — что не земля вертится вокруг солнца, а солнце вокруг земли?..
— Так написано в наших священных книгах, — ответил Шмуль. — Но прошу прощения, ясновельможный пан, вы, наверное, не за тем пригласили меня сюда?..
— Ха-ха!.. Ты прав!.. Итак, приступаю прямо к делу: достань мне триста рублей, они мне нужны завтра утром.
Шмуль сунул обе руки за пояс, закивал головой и усмехнулся. С минуту оба молча смотрели друг на друга: помещик как будто хотел убедиться, что в бледном лице, черных живых глазах и во всей щуплой, слегка сутулой фигуре еврея не произошло никаких перемен; еврей, казалось, любовался роскошной русой бородой помещика, его мощным сложением, изяществом манер и классическими чертами лица. Впрочем, оба уже тысячу раз имели возможность убедиться, что каждый из них являлся образцовым представителем своей расы, но это ничуть не меняло положения.
— Ну, что ты на это скажешь? — первым нарушил молчание помещик.
— Я думаю, не в обиду вам будь сказано, ясновельможный пан, что скорее в вашем пруду выудишь осетра, чем в целой округе хоть одну сторублевку. Мы дочиста все подобрали, так что теперь тот, кто не прочь вам дать, сам ничего не имеет, а у кого есть, тот не даст.
— Выходит, я уже лишился кредита?
— Извините. Этого я не говорил. Кредит нам всегда открыт, только вот обеспечения у нас нету, а без него нам никто в долг не даст.
— Черт побери! — сказал помещик, как бы про себя. — Ведь все знают, что я не сегодня-завтра продам лес и получу остальные десять тысяч.
— Все знают, ясновельможный пан, что вы уже получили три тысячи рублей задатку, а между тем переговоры с мужиками насчет сервитутов подвигаются туго.
— Но они очень скоро придут к концу.
— Это одному только богу известно.
Помещик встревожился:
— Есть какие-нибудь новости?
— Поговаривают, будто мужики хотят уже по четыре морга на двор…
Пан Ян даже подскочил в кресле.
— Их кто-то бунтует! — крикнул он.
— Возможно.
— Наверное, Гайда?
— Может, Гайда, а может, и кто поумнее.
Помещик рычал, как разъяренный лев.
— Ну, невелика беда, — сказал он, успокоившись. — В таком случае я продам имение и получу за него сто тысяч чистоганом.
— Долгов-то у вас больше, — ввернул еврей, — и все должны быть немедленно уплачены.
— Обращусь к тетке, она мне поможет…
— Ясновельможная пани больше ни гроша не даст. Капиталы она трогать не станет, а проценты предпочитает тратить на себя.
— Ну, так после ее смерти…
— Ай!.. Она страх какая здоровая!.. Совсем недавно новые зубы себе в Париже купила…
— Но когда-нибудь она все-таки умрет…
— А вдруг она, извините, ничего не завещает ясновельможному пану?..
Помещик забегал по комнате. Шмуль встал.
— Посоветуй же, как быть! — воскликнул помещик, круто останавливаясь перед арендатором.
— Я знаю, что ясновельможный пан не пропадет, даже если этот немец купит имение. Вы, ясновельможный пан, всегда будете среди знатных панов, а когда (тут Шмуль понизил голос) ясная пани… того… вы женитесь…
— Ты глуп, Шмуль, — сказал помещик.
— Пусть так, но у пани Вейс капитал в два миллиона, а серебра и драгоценностей столько…
Помещик схватил Шмуля за плечо.
— Замолчи, — прикрикнул он на него. — Мне нужно триста рублей, об этом изволь думать.
— Это можно устроить… — ответил Шмуль.
— Каким образом?
— Попросим у пани Вейс…
— Ни за что!..
— Ну, так дайте мне какой-нибудь залог, и я под него достану деньги.
Помещик успокоился, снова сел и закурил сигару. Шмуль, помолчав, заговорил:
— Вам-то, ясновельможный пан, везде хорошо, и на возу и под возом, а со мной что будет? Ведь у меня даже расписок ваших нет… Вы до сих пор и мельницу не поставили, столько лет прошу…
— Денег не было.
— Были не раз, и немалые. Вот и теперь: получили вы три тысячи, так предпочли коляску купить, комнаты оклеить заново… А я, того и гляди, все потеряю…
— Ты заработал на этом деле не меньше пятисот рублей.
— Заработал или не заработал — а все-таки мельница больше по мне. Что на земле стоит, то ценность, а с деньгами только беспокойство да соблазн для воров.
— Подожди-ка тут, а я подумаю, что бы такое дать тебе в залог, — перебил его помещик.
— Как вам угодно, ясный пан.
Во время разговора отца со Шмулем Анелька находилась в том неприятном, смятенном состоянии духа, какое обычно вызывает страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47