Казалось, она дремлет, утомленная разговором. Дама опять намочила платок и положила ей на лоб, затем вышла в сени.
— Кшыстоф, — сказала она камердинеру, — сейчас же садись в бричку и поезжай домой.
— Слушаю, вельможная пани.
— Пусть поставят кровать в той гостиной, что окнами в парк. Пошли в местечко за лекарем и вызови телеграммой из Варшавы еще одного — управляющий даст тебе адрес.
Камердинер поклонился, но не уходил, желая, видимо, высказать свое мнение.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
— Да. Я полагаю, что вельможной пани нельзя здесь оставаться одной, без всяких услуг, — важно изрек Кшыстоф.
— Да ведь мы все отсюда уедем, как только больная немного успокоится.
— Не пристало вельможной пани возить больных, это дело докторов и монашек.
Дама покраснела и с минуту была в нерешимости, словно признавая авторитет Кшыстофа в таких вещах. Но вместе с тем ей не нравились эти замечания, и она ответила сухо:
— Делай, что я сказала.
— Раз вельможная пани велит, я поеду, но снимаю с себя всякую ответственность, — сказал Кшыстоф, чопорно поклонившись. — Однако лошадям надо дать отдохнуть.
Пани вернулась к Анельке, раздумывая, почему ей неприлично ухаживать за больными. Она села у топчана и растроганно всматривалась в лицо девочки.
«Как она похожа на него! — мысленно говорила она себе. — Тот же рот… Да, видна его кровь… Бедный! Я постараюсь вознаградить его за все, что он выстрадал».
В ее воображении встал красивый отец Анельки, и теперь она уже без колебаний решила ухаживать за больной. Ведь это его ребенок, она это сделает для него!
Кучер, замотав вожжи, спустился с козел торжественно, как небожитель, сошедший с небес в нашу юдоль слез, и, по привычке всех кучеров, сложил руки на животе. Кшыстоф подошел к нему, поглаживая холеными пальцами свои английские бакенбарды.
— Вот так имение! — сказал кучер презрительно, кивком головы указывая на облезлую избу.
Кшыстоф с высокомерным состраданием поднял брови и, уставившись на одну из блестящих пуговиц его ливреи, сказал:
— Судьба играет человеком, как хочет! Верите ли, я здесь чувствую себя заброшенным в какие-то Гималаи!
— Вы, наверное, здорово скучаете по Варшаве?
Пан Кшыстоф махнул рукой.
— И по Парижу, Вене и так далее! Но что поделаешь? Вот бывший мой пан сейчас в Африке. Если он может жить там, так я могу жить здесь.
Наступило молчание.
— И стоит нашей пани гоняться за таким помещиком! — Кучер подбородком указал на хлев.
Но Кшыстоф возразил, подумав:
— Ну, не скажите… Правда, дела у него расстроены… но имя, связи, шик!
— Так, значит…
— Он настоящий пан! Княжеского рода… Если бы не он, я бросил бы эту службу. При нем я почувствую себя человеком: совсем другое положение, и от людей почет! У вас тоже будет тогда на пуговицах настоящий герб, а не какой-то там лев с факелом — ведь это же одна комедия!
— Ага! — промычал кучер.
— Так-то! — заключил пан Кшыстоф. — А пока до свиданья! Еду приготовить все к приему детей и разослать нарочных за докторами.
Он дотронулся двумя пальцами до полей круглой шляпы.
— Адью! — отозвался кучер, уважительно кланяясь старшему товарищу.
Камердинер, шествуя медленно и важно, подошел к дому и, натягивая снятые минуту назад перчатки, крикнул вознице в бричке:
— Подавай!
Бричка подкатила с грохотом.
— Лети вовсю, хотя бы лошадей загнал! Только через плотину поезжай осторожно.
— А если и вправду загоню лошадей? Что тогда? — спросил возница.
— Раз я говорю, что можно загнать, значит имею на то причины, — с достоинством отпарировал Кшыстоф.
Ступив на подножку, он застегнул перчатки, потом приподнял сзади пальто, уселся поудобнее и глубоко вздохнул.
Стоявший у хлева Заяц снял рваную соломенную шляпу:
— Счастливого пути вельможному пану!
Это польстило Кшыстофу. Он дружелюбно хмыкнул, полез в карман и, бросив мужику злотый, сказал:
— Ты хорошо присматривал за детьми, друг, и мы тебе за это благодарны. Смотри же, хозяйство держи в порядке, и мы постараемся тебя вознаградить. Ну, пошел!
Бричка тронулась, проехала мимо Зайца, согнувшегося в поклоне чуть не пополам.
— Вот это паны! — пробормотал он. Никогда еще он не получал такой щедрой подачки.
Увидев издали коляску и лошадей, Юзек забыл о рыбе и, бросив сито, побежал на хутор. Он был уверен, что это приехали отец с матерью, а главное — ему хотелось поскорее рассмотреть экипаж.
Он влетел во двор, красный, растрепанный, и, не спросив ни у кого позволения, стал карабкаться на козлы.
— Куда, малый! — прикрикнул на него кучер.
— Я хочу покататься, — объяснил Юзек, хватаясь за вожжи.
Лошади тронулись. Кучер едва успел сдержать их и рассердился.
— Хочу кататься! Хочу кататься! — твердил Юзек.
На этот шум из дома вышла приезжая пани, — она уже справлялась у хозяйки, где мальчик, — и Юзек бросился к ней, крича:
— Отчего он не едет, когда я ему приказываю?
Вдруг он остановился в смущении, увидев перед собой незнакомую женщину. А ей понравился этот смелый мальчуган, который, несмотря на бедность и заброшенность, не понимал, как может кучер не выполнить его приказа.
«Вылитый отец!» — подумала она и, подойдя, нежно поцеловала Юзека.
— А где мама? — спросил оробевший мальчик.
— Мамы нет.
— И папы тоже нет?
— Нет. Но ты скоро его увидишь.
— А… а вы кто?
— Я? — переспросила дама с улыбкой, скрывая замешательство. — Я ваша… родственница. — И опять поцеловала его.
Юзеку понравился экипаж, кучер в ливрее и элегантный туалет дамы. Он поздоровался с ней уже как со старой знакомой, проявив необычный для него восторг.
— Вы наша родственница? — сказал он. — Вот хорошо! Тетя, наверное? У нас тут уже была одна тетя, но ту привез мужик в телеге… Я ее не хочу… А вы тоже тетя, а?
— Можешь называть меня мамой… мамой-крестной, — сказала дама, с трудом скрывая волнение.
— Мамой? Хорошо. Значит, вы будете моя вторая мама. А покататься можно?
— Петр! — крикнула дама кучеру. — Покатай панича.
Юзек мигом забрался на козлы рядом с кучером. Держась руками за вожжи, пока они объезжали кругом двор, он воображал, что сам правит, и был этим очень доволен.
Дама смотрела на него с гордостью и восхищением. Ее радовала мысль, что в ее гнезде поселится этот львенок.
Холодные компрессы настолько помогли Анельке, что уже можно было сказать ей о предстоящем отъезде. Весть эту она выслушала равнодушно и дала себя одеть.
Дама с жалостью и чем-то вроде стыда рассматривала ее гардероб, состоявший из плохо выстиранного белья и отрепьев, бывших некогда платьями.
Наконец дети были готовы к отъезду — так как Юзека одевать не нужно было, — и пани объявила Ягне, что ей придется ехать с ними.
— Одевайся же скорее, голубушка, если есть во что, нам времени терять нельзя, — добавила пани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Кшыстоф, — сказала она камердинеру, — сейчас же садись в бричку и поезжай домой.
— Слушаю, вельможная пани.
— Пусть поставят кровать в той гостиной, что окнами в парк. Пошли в местечко за лекарем и вызови телеграммой из Варшавы еще одного — управляющий даст тебе адрес.
Камердинер поклонился, но не уходил, желая, видимо, высказать свое мнение.
— Ты хочешь мне что-то сказать?
— Да. Я полагаю, что вельможной пани нельзя здесь оставаться одной, без всяких услуг, — важно изрек Кшыстоф.
— Да ведь мы все отсюда уедем, как только больная немного успокоится.
— Не пристало вельможной пани возить больных, это дело докторов и монашек.
Дама покраснела и с минуту была в нерешимости, словно признавая авторитет Кшыстофа в таких вещах. Но вместе с тем ей не нравились эти замечания, и она ответила сухо:
— Делай, что я сказала.
— Раз вельможная пани велит, я поеду, но снимаю с себя всякую ответственность, — сказал Кшыстоф, чопорно поклонившись. — Однако лошадям надо дать отдохнуть.
Пани вернулась к Анельке, раздумывая, почему ей неприлично ухаживать за больными. Она села у топчана и растроганно всматривалась в лицо девочки.
«Как она похожа на него! — мысленно говорила она себе. — Тот же рот… Да, видна его кровь… Бедный! Я постараюсь вознаградить его за все, что он выстрадал».
В ее воображении встал красивый отец Анельки, и теперь она уже без колебаний решила ухаживать за больной. Ведь это его ребенок, она это сделает для него!
Кучер, замотав вожжи, спустился с козел торжественно, как небожитель, сошедший с небес в нашу юдоль слез, и, по привычке всех кучеров, сложил руки на животе. Кшыстоф подошел к нему, поглаживая холеными пальцами свои английские бакенбарды.
— Вот так имение! — сказал кучер презрительно, кивком головы указывая на облезлую избу.
Кшыстоф с высокомерным состраданием поднял брови и, уставившись на одну из блестящих пуговиц его ливреи, сказал:
— Судьба играет человеком, как хочет! Верите ли, я здесь чувствую себя заброшенным в какие-то Гималаи!
— Вы, наверное, здорово скучаете по Варшаве?
Пан Кшыстоф махнул рукой.
— И по Парижу, Вене и так далее! Но что поделаешь? Вот бывший мой пан сейчас в Африке. Если он может жить там, так я могу жить здесь.
Наступило молчание.
— И стоит нашей пани гоняться за таким помещиком! — Кучер подбородком указал на хлев.
Но Кшыстоф возразил, подумав:
— Ну, не скажите… Правда, дела у него расстроены… но имя, связи, шик!
— Так, значит…
— Он настоящий пан! Княжеского рода… Если бы не он, я бросил бы эту службу. При нем я почувствую себя человеком: совсем другое положение, и от людей почет! У вас тоже будет тогда на пуговицах настоящий герб, а не какой-то там лев с факелом — ведь это же одна комедия!
— Ага! — промычал кучер.
— Так-то! — заключил пан Кшыстоф. — А пока до свиданья! Еду приготовить все к приему детей и разослать нарочных за докторами.
Он дотронулся двумя пальцами до полей круглой шляпы.
— Адью! — отозвался кучер, уважительно кланяясь старшему товарищу.
Камердинер, шествуя медленно и важно, подошел к дому и, натягивая снятые минуту назад перчатки, крикнул вознице в бричке:
— Подавай!
Бричка подкатила с грохотом.
— Лети вовсю, хотя бы лошадей загнал! Только через плотину поезжай осторожно.
— А если и вправду загоню лошадей? Что тогда? — спросил возница.
— Раз я говорю, что можно загнать, значит имею на то причины, — с достоинством отпарировал Кшыстоф.
Ступив на подножку, он застегнул перчатки, потом приподнял сзади пальто, уселся поудобнее и глубоко вздохнул.
Стоявший у хлева Заяц снял рваную соломенную шляпу:
— Счастливого пути вельможному пану!
Это польстило Кшыстофу. Он дружелюбно хмыкнул, полез в карман и, бросив мужику злотый, сказал:
— Ты хорошо присматривал за детьми, друг, и мы тебе за это благодарны. Смотри же, хозяйство держи в порядке, и мы постараемся тебя вознаградить. Ну, пошел!
Бричка тронулась, проехала мимо Зайца, согнувшегося в поклоне чуть не пополам.
— Вот это паны! — пробормотал он. Никогда еще он не получал такой щедрой подачки.
Увидев издали коляску и лошадей, Юзек забыл о рыбе и, бросив сито, побежал на хутор. Он был уверен, что это приехали отец с матерью, а главное — ему хотелось поскорее рассмотреть экипаж.
Он влетел во двор, красный, растрепанный, и, не спросив ни у кого позволения, стал карабкаться на козлы.
— Куда, малый! — прикрикнул на него кучер.
— Я хочу покататься, — объяснил Юзек, хватаясь за вожжи.
Лошади тронулись. Кучер едва успел сдержать их и рассердился.
— Хочу кататься! Хочу кататься! — твердил Юзек.
На этот шум из дома вышла приезжая пани, — она уже справлялась у хозяйки, где мальчик, — и Юзек бросился к ней, крича:
— Отчего он не едет, когда я ему приказываю?
Вдруг он остановился в смущении, увидев перед собой незнакомую женщину. А ей понравился этот смелый мальчуган, который, несмотря на бедность и заброшенность, не понимал, как может кучер не выполнить его приказа.
«Вылитый отец!» — подумала она и, подойдя, нежно поцеловала Юзека.
— А где мама? — спросил оробевший мальчик.
— Мамы нет.
— И папы тоже нет?
— Нет. Но ты скоро его увидишь.
— А… а вы кто?
— Я? — переспросила дама с улыбкой, скрывая замешательство. — Я ваша… родственница. — И опять поцеловала его.
Юзеку понравился экипаж, кучер в ливрее и элегантный туалет дамы. Он поздоровался с ней уже как со старой знакомой, проявив необычный для него восторг.
— Вы наша родственница? — сказал он. — Вот хорошо! Тетя, наверное? У нас тут уже была одна тетя, но ту привез мужик в телеге… Я ее не хочу… А вы тоже тетя, а?
— Можешь называть меня мамой… мамой-крестной, — сказала дама, с трудом скрывая волнение.
— Мамой? Хорошо. Значит, вы будете моя вторая мама. А покататься можно?
— Петр! — крикнула дама кучеру. — Покатай панича.
Юзек мигом забрался на козлы рядом с кучером. Держась руками за вожжи, пока они объезжали кругом двор, он воображал, что сам правит, и был этим очень доволен.
Дама смотрела на него с гордостью и восхищением. Ее радовала мысль, что в ее гнезде поселится этот львенок.
Холодные компрессы настолько помогли Анельке, что уже можно было сказать ей о предстоящем отъезде. Весть эту она выслушала равнодушно и дала себя одеть.
Дама с жалостью и чем-то вроде стыда рассматривала ее гардероб, состоявший из плохо выстиранного белья и отрепьев, бывших некогда платьями.
Наконец дети были готовы к отъезду — так как Юзека одевать не нужно было, — и пани объявила Ягне, что ей придется ехать с ними.
— Одевайся же скорее, голубушка, если есть во что, нам времени терять нельзя, — добавила пани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47