Ошеломленная, я так и продолжала стоять в воде, наблюдая за сестрой, карабкающейся на противоположный берег.
Во сне, всякий раз переживая тот же страх, я постоянно говорила себе, что нечего бояться, ведь я уже взрослая.
Я была на грани того, чтобы последовать за сестрой к заманчивому берегу, но всегда слышала голос Хуана Каридада, побуждавший меня остаться в воде.
– Она зовет тебя с земли мертвых, – говорил он. – Разве ты не помнишь, что она умерла? Бесчисленное количество раз я спрашивала, но Хуан Каридад решительно отказывался обсуждать то, как ему удавалось появляться в моих снах, или откуда он знал, что моя сестра погибла в авиакатастрофе. Я никогда не говорила с ним о моей семье. Он ничего не знал обо мне, кроме того, что я приехала из Лос-Анжелеса изучать целительские практики.
Хуан Каридад не злился, когда я вслух предполагала, что, возможно, он близок с кем-то, кто хорошо знает меня.
Он уверил меня, что мои слова не имеют смысла так же, как и то, в чем я его обвиняю. Все равно он не станет обсуждать то, о чем поклялся молчать. Сказав об этом, ом всегда заставлял меня ехать домой.
– Почему он дал тебе камень? – спросил старый Камосиве.
– Видишь эти темные пятна и сквозные прожилки на его поверхности? – спросила я, поднося камень к его единственному глазу. – Хуан Каридад сказал мне, что они обозначают деревья и реки леса. Он сказал, что я много времени проведу в джунглях и должна хранить этот камень в качестве талисмана, оберегающего меня от вреда.
Мужчины долго молчали. Арасуве протянул мне алмаз и жемчужину: – Расскажи нам об этом.
Я рассказала им об алмазе, который дал мне в миссии мистер Барт.
– А это? – спросил старый Камосиве, взяв маленькую жемчужину из моей ладони. – Я никогда еще не видел такого круглого камня.
– Он у меня уже очень давно, – сказала я.
– Дольше, чем камень Хуана Каридада? – спросила Ритими.
– Значительно дольше. Жемчужину дал мне один старик, когда я приехала на остров Маргариты, где мы с друзьями собирались провести каникулы. Как только мы высадились из катера, старый рыбак подошел прямо ко мне. Положив жемчужину мне на ладонь, он сказал: «Она была твоей со дня твоего рождения. Ты потеряла ее, но я нашел ее для тебя на дне моря».
– А что случилось потом? – нетерпеливо спросил Арасуве.
– Больше ничего. Прежде чем я пришла в себя, старик ушел.
Камосиве положил жемчужину себе на ладонь и начал катать ее. Она необыкновенно красиво смотрелась на его темной, морщинистой руке, как будто они изначально принадлежали друг другу.
– Я хочу, чтобы ты оставил ее себе.
Улыбаясь, Камосиве посмотрел на меня: – Мне она очень нравится.
Он посмотрел на солнце через жемчужину: – Как красиво! Внутри камня – облака. А что, старик, который подарил ее тебе, был похож на меня? – спросил он, когда все четверо мужчин выходили из хижины.
– Он был стар, как ты, – сказала я, когда он повернулся в направлении своей хижины.
Но старик уже не слышал меня. Подняв жемчужину высоко над головой, он важно расхаживал по шабоно.
Больше никто не упоминал о том, как я принимала эпену. Иногда по вечерам, когда мужчины собирались возле своих хижин и вдыхали галлюциногенную пудру, кое-кто из молодежи выкрикивал, шутя: – Белая Девушка, мы хотим видеть, как ты танцуешь. Мы хотим слышать, как ты поешь песню хекуры Ирамамове.
Но я больше никогда не пробовала пудру.
Глава 15
Я никак не могла понять, где живет Пуривариве, брат Анхелики, и зовет ли его кто-нибудь, когда он бывает нужен, или он интуитивно чувствует это. Никто никогда не знал, останется он в
шабоно
на несколько дней или на несколько недель. Но в его присутствии было что-то успокаивающее. Он всегда пел по ночам, призывая
хекур,
умоляя духов охранять людей, и особенно детей, которые наиболее уязвимы, от проклятий черных
шапори.
Однажды утром старый шапори вошел в хижину Этевы.
Усевшись в один из пустых гамаков, он попросил показать ему драгоценности, которые я прячу в рюкзаке.
Я хотела было возразить, что ничего не прячу, но, промолчав, сняла рюкзак с балки. Я знала, что он собирается попросить у меня один из камней и пламенно желала, чтобы им оказался не тот камень, который дал мне Хуан Каридад. Каким-то образом я была уверена, что именно этот камень привел меня в джунгли. Я боялась, что если Пуривариве отнимет его у меня, Милагрос придет и заберет меня обратно в миссию. Или еще хуже: что-то ужасное может случиться со мной. Я безоговорочно верила в оберегающую силу этого камня.
Старик тщательно изучил оба камня. Он посмотрел на свет через алмаз.
– Я хочу этот камень, – улыбаясь, сказал он. – В нем – цвета неба.
Растянувшись в гамаке, старик положил камень и алмаз себе на живот.
– А сейчас я хочу, чтобы ты рассказала мне о шапори Хуане Каридаде. Я хочу послушать обо всех снах, в которых появлялся этот человек.
– Не знаю, получится ли у меня вспомнить все это.
Когда я смотрела на его худое морщинистое лицо и истощенное тело, меня посетило странное ощущение, что я знаю его много дольше, чем могу вспомнить. Во мне проснулась хорошо знакомая, мягкая реакция на его улыбающиеся глаза, постоянно следящие за моим взглядом. Устроившись поудобнее у себя в гамаке, я легко и плавно начала говорить. Когда я не знала нужного слова на языке Итикотери, я заменяла его испанским аналогом. Казалось, Пуривариве не замечал этого. У меня было ощущение, что его больше интересуют звуки и ритм моих слов, чем их действительный смысл.
Когда я закончила свой рассказ, старик выплюнул шарик табака, который Ритими приготовила ему, прежде чем уйти работать в огородах. Мягким голосом он заговорил о женщине-шамане, о которой уже рассказывал Камосиве.
Имаваами слыла не только великим шапори, она также была великолепным охотником и воином и вместе с мужчинами воевала против враждебных племен.
– Может быть, у нее было ружье? – спросила я, надеясь узнать о ее личности побольше.
С тех пор как я впервые услышала о ней, мной овладела мысль, что, возможно, это была пленная белая женщина. Возможно, все происходило в то время, когда испанцы впервые приехали на эти земли в поисках Эльдорадо.
– У нее был лук и стрелы, – сказал старый шаман. – Ее яд мамукори был самым лучшим.
Стало ясно, что независимо от того, как формулировать вопросы, невозможно было узнать, была ли Имаваами реальным лицом или персонажем из мифологического эпоса. Все шапори говорили, что Имаваами жила очень давно.
Я уверена, что старик не уклонялся от ответа: у Итикотери просто было принято неопределенно говорить о прошедших событиях.
Иногда по вечерам, когда женщины готовили ужин, Пуривариве садился у огня в центре деревни. Все от мала до велика собирались вокруг него. Я всегда старалась найти место поближе к нему, потому что не хотела пропустить ни слова из того, что он говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Во сне, всякий раз переживая тот же страх, я постоянно говорила себе, что нечего бояться, ведь я уже взрослая.
Я была на грани того, чтобы последовать за сестрой к заманчивому берегу, но всегда слышала голос Хуана Каридада, побуждавший меня остаться в воде.
– Она зовет тебя с земли мертвых, – говорил он. – Разве ты не помнишь, что она умерла? Бесчисленное количество раз я спрашивала, но Хуан Каридад решительно отказывался обсуждать то, как ему удавалось появляться в моих снах, или откуда он знал, что моя сестра погибла в авиакатастрофе. Я никогда не говорила с ним о моей семье. Он ничего не знал обо мне, кроме того, что я приехала из Лос-Анжелеса изучать целительские практики.
Хуан Каридад не злился, когда я вслух предполагала, что, возможно, он близок с кем-то, кто хорошо знает меня.
Он уверил меня, что мои слова не имеют смысла так же, как и то, в чем я его обвиняю. Все равно он не станет обсуждать то, о чем поклялся молчать. Сказав об этом, ом всегда заставлял меня ехать домой.
– Почему он дал тебе камень? – спросил старый Камосиве.
– Видишь эти темные пятна и сквозные прожилки на его поверхности? – спросила я, поднося камень к его единственному глазу. – Хуан Каридад сказал мне, что они обозначают деревья и реки леса. Он сказал, что я много времени проведу в джунглях и должна хранить этот камень в качестве талисмана, оберегающего меня от вреда.
Мужчины долго молчали. Арасуве протянул мне алмаз и жемчужину: – Расскажи нам об этом.
Я рассказала им об алмазе, который дал мне в миссии мистер Барт.
– А это? – спросил старый Камосиве, взяв маленькую жемчужину из моей ладони. – Я никогда еще не видел такого круглого камня.
– Он у меня уже очень давно, – сказала я.
– Дольше, чем камень Хуана Каридада? – спросила Ритими.
– Значительно дольше. Жемчужину дал мне один старик, когда я приехала на остров Маргариты, где мы с друзьями собирались провести каникулы. Как только мы высадились из катера, старый рыбак подошел прямо ко мне. Положив жемчужину мне на ладонь, он сказал: «Она была твоей со дня твоего рождения. Ты потеряла ее, но я нашел ее для тебя на дне моря».
– А что случилось потом? – нетерпеливо спросил Арасуве.
– Больше ничего. Прежде чем я пришла в себя, старик ушел.
Камосиве положил жемчужину себе на ладонь и начал катать ее. Она необыкновенно красиво смотрелась на его темной, морщинистой руке, как будто они изначально принадлежали друг другу.
– Я хочу, чтобы ты оставил ее себе.
Улыбаясь, Камосиве посмотрел на меня: – Мне она очень нравится.
Он посмотрел на солнце через жемчужину: – Как красиво! Внутри камня – облака. А что, старик, который подарил ее тебе, был похож на меня? – спросил он, когда все четверо мужчин выходили из хижины.
– Он был стар, как ты, – сказала я, когда он повернулся в направлении своей хижины.
Но старик уже не слышал меня. Подняв жемчужину высоко над головой, он важно расхаживал по шабоно.
Больше никто не упоминал о том, как я принимала эпену. Иногда по вечерам, когда мужчины собирались возле своих хижин и вдыхали галлюциногенную пудру, кое-кто из молодежи выкрикивал, шутя: – Белая Девушка, мы хотим видеть, как ты танцуешь. Мы хотим слышать, как ты поешь песню хекуры Ирамамове.
Но я больше никогда не пробовала пудру.
Глава 15
Я никак не могла понять, где живет Пуривариве, брат Анхелики, и зовет ли его кто-нибудь, когда он бывает нужен, или он интуитивно чувствует это. Никто никогда не знал, останется он в
шабоно
на несколько дней или на несколько недель. Но в его присутствии было что-то успокаивающее. Он всегда пел по ночам, призывая
хекур,
умоляя духов охранять людей, и особенно детей, которые наиболее уязвимы, от проклятий черных
шапори.
Однажды утром старый шапори вошел в хижину Этевы.
Усевшись в один из пустых гамаков, он попросил показать ему драгоценности, которые я прячу в рюкзаке.
Я хотела было возразить, что ничего не прячу, но, промолчав, сняла рюкзак с балки. Я знала, что он собирается попросить у меня один из камней и пламенно желала, чтобы им оказался не тот камень, который дал мне Хуан Каридад. Каким-то образом я была уверена, что именно этот камень привел меня в джунгли. Я боялась, что если Пуривариве отнимет его у меня, Милагрос придет и заберет меня обратно в миссию. Или еще хуже: что-то ужасное может случиться со мной. Я безоговорочно верила в оберегающую силу этого камня.
Старик тщательно изучил оба камня. Он посмотрел на свет через алмаз.
– Я хочу этот камень, – улыбаясь, сказал он. – В нем – цвета неба.
Растянувшись в гамаке, старик положил камень и алмаз себе на живот.
– А сейчас я хочу, чтобы ты рассказала мне о шапори Хуане Каридаде. Я хочу послушать обо всех снах, в которых появлялся этот человек.
– Не знаю, получится ли у меня вспомнить все это.
Когда я смотрела на его худое морщинистое лицо и истощенное тело, меня посетило странное ощущение, что я знаю его много дольше, чем могу вспомнить. Во мне проснулась хорошо знакомая, мягкая реакция на его улыбающиеся глаза, постоянно следящие за моим взглядом. Устроившись поудобнее у себя в гамаке, я легко и плавно начала говорить. Когда я не знала нужного слова на языке Итикотери, я заменяла его испанским аналогом. Казалось, Пуривариве не замечал этого. У меня было ощущение, что его больше интересуют звуки и ритм моих слов, чем их действительный смысл.
Когда я закончила свой рассказ, старик выплюнул шарик табака, который Ритими приготовила ему, прежде чем уйти работать в огородах. Мягким голосом он заговорил о женщине-шамане, о которой уже рассказывал Камосиве.
Имаваами слыла не только великим шапори, она также была великолепным охотником и воином и вместе с мужчинами воевала против враждебных племен.
– Может быть, у нее было ружье? – спросила я, надеясь узнать о ее личности побольше.
С тех пор как я впервые услышала о ней, мной овладела мысль, что, возможно, это была пленная белая женщина. Возможно, все происходило в то время, когда испанцы впервые приехали на эти земли в поисках Эльдорадо.
– У нее был лук и стрелы, – сказал старый шаман. – Ее яд мамукори был самым лучшим.
Стало ясно, что независимо от того, как формулировать вопросы, невозможно было узнать, была ли Имаваами реальным лицом или персонажем из мифологического эпоса. Все шапори говорили, что Имаваами жила очень давно.
Я уверена, что старик не уклонялся от ответа: у Итикотери просто было принято неопределенно говорить о прошедших событиях.
Иногда по вечерам, когда женщины готовили ужин, Пуривариве садился у огня в центре деревни. Все от мала до велика собирались вокруг него. Я всегда старалась найти место поближе к нему, потому что не хотела пропустить ни слова из того, что он говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73