– Я приготовлю очень сильное зелье.
– Ты собираешься кого-то лечить? – Лечить! Ты что, не знаешь, что лечит только шапори? –Чуть склонив голову набок, она немного подумала и продолжила: – Я собираюсь околдовать ту женщину, которая переспала с Этевой во время праздника, – заявила она с улыбкой.
– А может быть, тебе надо бы приготовить зелье и для Этевы, – спросила я, заглянув ей в лицо. Его изменившееся выражение застало меня врасплох. Рот ее сжался в ниточку, глаза сузились. – В конце концов, он виноват не меньше, чем та женщина, – пробормотала я извиняющимся тоном, чувствуя себя неуютно под ее жестким взглядом.
– Ты разве не видела, как эта баба бесстыдно с ним заигрывала? – с упреком сказала Ритими. – Ты разве не видела, как непристойно вели себя все эти женщины, пришедшие в гости? – Ритими довольно комично вздохнула и добавила с нескрываемым разочарованием: – Иногда ты бываешь такой дурехой.
Я не знала, что сказать. По моему убеждению, Этева был виноват не меньше той женщины. Не придумав ничего лучше, я улыбнулась. Впервые я застала Этеву в компрометирующей ситуации совершенно случайно. Каждое утро на заре я, как и все, выходила из хижины облегчиться. Я всегда заходила подальше в лес, за место, отведенное для отправления естественных нужд. Однажды утром я, вздрогнув от неожиданности, услышала тихий стон. Решив, что это какой-нибудь раненый зверь, я как можно тише поползла на звук, и в полном изумлении, вытаращив глаза, увидела Этеву, лежащего на самой младшей жене Ирамамове. Он, глупо улыбаясь, глянул мне в лицо, но не слезая с женщины, продолжал делать свое дело.
В тот же день немного позже Этева угостил меня найденным в лесу медом. Мед был редкостным лакомством, и им делились далеко не так охотно, как всякой другой едой.
Напротив, мед, как правило, поедался на том же месте, где был найден. Я поблагодарила Этеву за угощение, полагая, что получила взятку.
Сладкого мне постоянно не хватало. Я уже не брезговала есть мед с сотами, пчелами, личинками, куколками и пыльцой, как это делали Итикотери. Стоило Этеве принести в дом мед, как я садилась рядом с ним и до тех пор жадно смотрела на вязкое месиво, напиханное пчелами в различных стадиях развития, пока он не угощал меня кусочком. Мне даже не приходило в голову, что по его мнению, я наконец усвоила, что жадно смотреть на желаемый предмет или открыто попросить его как раз и считается хорошим тоном. Однажды, желая напомнить ему, что знаю о его любовных похождениях, я спросила, не боится ли он, что его снова огреет по голове чей-нибудь разъяренный муж.
Этева уставился на меня в полном недоумении. – Это все потому, что ты ничего толком не знаешь, иначе ты бы таких вещей не говорила. – В его тоне послышалась отчужденность, и он высокомерно отвернулся к группе подростков, заострявших бамбуковые щепки для наконечников к стрелам.
Бывали и другие ситуации, причем не всегда случайные, когда я заставала Этеву в момент прелюбодеяния.
Вскоре стало очевидно, что раннее утро – это не только время для удовлетворения низменных телесных нужд, но и самая удобная пора для внебрачных связей. Мне стало ужасно интересно, кто кому наставляет рога. Сговариваясь накануне вечером, парочки на рассвете скрывались в густых зарослях. Спустя несколько часов они как ни в чем не бывало возвращались по разным тропинкам, зачастую неся орехи, плоды, мед, а иногда даже топливо для очагов. Некоторые мужья, узнав о проделках жен, реагировали довольно бурно, даже колотили их, как это на моих глазах сделал Ирамамове. Другие, отлупив жен, требовали еще и дуэли с виновником, что временами приводило к крупной драке, в которую ввязывались и другие.
Мои раздумья были прерваны словами Ритими: – Ты почему смеешься? – Потому что ты права, – ответила я. – Иногда я действительно бываю дурехой. – До меня внезапно дошло, что Ритими знает о похождениях Этевы. Даже может быть, всем и каждому в шабоно известно, что происходит. И разумеется, в первый раз Этева угостил меня медом по чистому совпадению. И только я одна отнеслась к этому с подозрением, считая себя соучастницей.
Ритими обняла меня за шею, влепила в щеку смачный поцелуй и заверила, что никакая я не дуреха, а просто очень многого не знаю. Она пояснила, что до тех пор, пока знает, с кем у Этевы связь, ее не особенно тревожат его любовные похождения. Само собой, радости это ей не доставляло, но она считала, что пока это кто-нибудь из их шабоно, она в определенной степени владеет ситуацией.
Выводила ее из себя вероятность того, что Этева может взять себе третью жену из другой деревни.
– А как ты собираешься околдовать эту женщину? – спросила я. – Ты сама приготовишь снадобье? Поднимаясь на ноги, Ритими самодовольно улыбнулась. – Если я тебе сейчас расскажу, колдовство не подействует. – Она помолчала, в глазах ее светилось лукавство. – Я расскажу тебе, когда уже околдую эту бабу. Вдруг тебе тоже когда-нибудь понадобится кого-то околдовать.
– Ты собираешься ее убить? – Нет. У меня на это духу не хватит, – ответила она. -У этой бабы будет болеть поясница, пока не сделается выкидыш. – Ритими забросила корзину за плечи и направилась к одному из немногих деревьев, оставленных нетронутыми у ее табачного участка. – Идем, перед тем, как идти на реку купаться, мне надо передохнуть.
Я немного постояла, пока отошли затекшие мышцы, и двинулась за ней. Ритими села на землю, прислонившись к мощному стволу дерева. Его листья раскрытыми ладонями заслоняли нас от солнца, давая прохладную тень.
Покрытая толстым слоем листвы земля была мягка. Положив голову на бедро Ритими, я стала смотреть в небо, казавшееся прозрачным в своей чуть выгоревшей голубизне. За нашими спинами ветерок тихо шелестел в тростнике, словно не желая будоражить предполуденный покой.
– Шишка уже прошла, – сказала Ритими, пройдясь пальцами по моим волосам. – Да и на ногах никаких шрамов не осталось, – добавила она насмешливо.
Я сонно ей поддакнула. Ритими посмеивалась над моими опасениями серьезно заболеть от того, что сама она считала незначительным повреждением. Одного того, что Пуривариве выволок меня в безопасное место, уверяла она, вполне достаточно, чтобы гарантировать выздоровление.
Тем не менее я опасалась, что порезы на ногах могут загноиться, и настояла на том, чтобы она ежедневно обмывала их кипяченой водой. В качестве дополнительной предосторожности старая Хайяма втерла в ранки порошок из сгоревшего муравейника, объявив, что это природное дезинфицирующее средство. Никаких осложнений от этого жгучего порошка у меня не было, а порезы быстро зажили.
Сквозь полуприкрытые веки я смотрела на залитую светом и воздухом ширь раскинувшихся перед нами огородов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Ты собираешься кого-то лечить? – Лечить! Ты что, не знаешь, что лечит только шапори? –Чуть склонив голову набок, она немного подумала и продолжила: – Я собираюсь околдовать ту женщину, которая переспала с Этевой во время праздника, – заявила она с улыбкой.
– А может быть, тебе надо бы приготовить зелье и для Этевы, – спросила я, заглянув ей в лицо. Его изменившееся выражение застало меня врасплох. Рот ее сжался в ниточку, глаза сузились. – В конце концов, он виноват не меньше, чем та женщина, – пробормотала я извиняющимся тоном, чувствуя себя неуютно под ее жестким взглядом.
– Ты разве не видела, как эта баба бесстыдно с ним заигрывала? – с упреком сказала Ритими. – Ты разве не видела, как непристойно вели себя все эти женщины, пришедшие в гости? – Ритими довольно комично вздохнула и добавила с нескрываемым разочарованием: – Иногда ты бываешь такой дурехой.
Я не знала, что сказать. По моему убеждению, Этева был виноват не меньше той женщины. Не придумав ничего лучше, я улыбнулась. Впервые я застала Этеву в компрометирующей ситуации совершенно случайно. Каждое утро на заре я, как и все, выходила из хижины облегчиться. Я всегда заходила подальше в лес, за место, отведенное для отправления естественных нужд. Однажды утром я, вздрогнув от неожиданности, услышала тихий стон. Решив, что это какой-нибудь раненый зверь, я как можно тише поползла на звук, и в полном изумлении, вытаращив глаза, увидела Этеву, лежащего на самой младшей жене Ирамамове. Он, глупо улыбаясь, глянул мне в лицо, но не слезая с женщины, продолжал делать свое дело.
В тот же день немного позже Этева угостил меня найденным в лесу медом. Мед был редкостным лакомством, и им делились далеко не так охотно, как всякой другой едой.
Напротив, мед, как правило, поедался на том же месте, где был найден. Я поблагодарила Этеву за угощение, полагая, что получила взятку.
Сладкого мне постоянно не хватало. Я уже не брезговала есть мед с сотами, пчелами, личинками, куколками и пыльцой, как это делали Итикотери. Стоило Этеве принести в дом мед, как я садилась рядом с ним и до тех пор жадно смотрела на вязкое месиво, напиханное пчелами в различных стадиях развития, пока он не угощал меня кусочком. Мне даже не приходило в голову, что по его мнению, я наконец усвоила, что жадно смотреть на желаемый предмет или открыто попросить его как раз и считается хорошим тоном. Однажды, желая напомнить ему, что знаю о его любовных похождениях, я спросила, не боится ли он, что его снова огреет по голове чей-нибудь разъяренный муж.
Этева уставился на меня в полном недоумении. – Это все потому, что ты ничего толком не знаешь, иначе ты бы таких вещей не говорила. – В его тоне послышалась отчужденность, и он высокомерно отвернулся к группе подростков, заострявших бамбуковые щепки для наконечников к стрелам.
Бывали и другие ситуации, причем не всегда случайные, когда я заставала Этеву в момент прелюбодеяния.
Вскоре стало очевидно, что раннее утро – это не только время для удовлетворения низменных телесных нужд, но и самая удобная пора для внебрачных связей. Мне стало ужасно интересно, кто кому наставляет рога. Сговариваясь накануне вечером, парочки на рассвете скрывались в густых зарослях. Спустя несколько часов они как ни в чем не бывало возвращались по разным тропинкам, зачастую неся орехи, плоды, мед, а иногда даже топливо для очагов. Некоторые мужья, узнав о проделках жен, реагировали довольно бурно, даже колотили их, как это на моих глазах сделал Ирамамове. Другие, отлупив жен, требовали еще и дуэли с виновником, что временами приводило к крупной драке, в которую ввязывались и другие.
Мои раздумья были прерваны словами Ритими: – Ты почему смеешься? – Потому что ты права, – ответила я. – Иногда я действительно бываю дурехой. – До меня внезапно дошло, что Ритими знает о похождениях Этевы. Даже может быть, всем и каждому в шабоно известно, что происходит. И разумеется, в первый раз Этева угостил меня медом по чистому совпадению. И только я одна отнеслась к этому с подозрением, считая себя соучастницей.
Ритими обняла меня за шею, влепила в щеку смачный поцелуй и заверила, что никакая я не дуреха, а просто очень многого не знаю. Она пояснила, что до тех пор, пока знает, с кем у Этевы связь, ее не особенно тревожат его любовные похождения. Само собой, радости это ей не доставляло, но она считала, что пока это кто-нибудь из их шабоно, она в определенной степени владеет ситуацией.
Выводила ее из себя вероятность того, что Этева может взять себе третью жену из другой деревни.
– А как ты собираешься околдовать эту женщину? – спросила я. – Ты сама приготовишь снадобье? Поднимаясь на ноги, Ритими самодовольно улыбнулась. – Если я тебе сейчас расскажу, колдовство не подействует. – Она помолчала, в глазах ее светилось лукавство. – Я расскажу тебе, когда уже околдую эту бабу. Вдруг тебе тоже когда-нибудь понадобится кого-то околдовать.
– Ты собираешься ее убить? – Нет. У меня на это духу не хватит, – ответила она. -У этой бабы будет болеть поясница, пока не сделается выкидыш. – Ритими забросила корзину за плечи и направилась к одному из немногих деревьев, оставленных нетронутыми у ее табачного участка. – Идем, перед тем, как идти на реку купаться, мне надо передохнуть.
Я немного постояла, пока отошли затекшие мышцы, и двинулась за ней. Ритими села на землю, прислонившись к мощному стволу дерева. Его листья раскрытыми ладонями заслоняли нас от солнца, давая прохладную тень.
Покрытая толстым слоем листвы земля была мягка. Положив голову на бедро Ритими, я стала смотреть в небо, казавшееся прозрачным в своей чуть выгоревшей голубизне. За нашими спинами ветерок тихо шелестел в тростнике, словно не желая будоражить предполуденный покой.
– Шишка уже прошла, – сказала Ритими, пройдясь пальцами по моим волосам. – Да и на ногах никаких шрамов не осталось, – добавила она насмешливо.
Я сонно ей поддакнула. Ритими посмеивалась над моими опасениями серьезно заболеть от того, что сама она считала незначительным повреждением. Одного того, что Пуривариве выволок меня в безопасное место, уверяла она, вполне достаточно, чтобы гарантировать выздоровление.
Тем не менее я опасалась, что порезы на ногах могут загноиться, и настояла на том, чтобы она ежедневно обмывала их кипяченой водой. В качестве дополнительной предосторожности старая Хайяма втерла в ранки порошок из сгоревшего муравейника, объявив, что это природное дезинфицирующее средство. Никаких осложнений от этого жгучего порошка у меня не было, а порезы быстро зажили.
Сквозь полуприкрытые веки я смотрела на залитую светом и воздухом ширь раскинувшихся перед нами огородов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73