Такэдзо поднялся. Он стоял твердо, несмотря на падение с девятиметровой высоты и невероятную слабость. Оцу пыталась встать, корчась от боли. Такэдзо помог ей подняться.
— Ничего не сломала?
— Понятия не имею, но думаю, что идти смогу, — простонала Оцу.
— Ветки смягчили падение, надеюсь, руки-ноги у тебя целы.
— А ты как?
— Нормально. — Такэдзо помедлил секунду, затем выдохнул. — Я действительно жив!
— Конечно.
— Не совсем «конечно».
— Пойдем скорее. Нам несдобровать, если нас увидят.
Оцу, хромая, пошла вперед, Такэдзо за ней… молча и медленно, как два кузнечика, прихваченных осенним заморозком.
Они спешили уйти подальше, ковыляя в полной тишине. Безмолвие нарушила Оцу:
— Смотри, над Харимой занимается заря.
— Где мы?
— На перевале Накаяма.
— Неужели так далеко?
— Да. Человек может совершать необыкновенные дела, если захочет, — слабо улыбнулась Оцу. — Но, Такэдзо… — забеспокоилась она, — ты, верно, страшно голодный. Несколько дней не ел!
При упоминании о пище желудок Такэдзо свело судорогой. Боль нарастала, и пока Оцу развязывала узелок и доставала из него еду, Такэдзо сгорал от нетерпения. Спасительный дар явился в виде рисового колобка с начинкой из сладких бобов. От первых кусков, сладостью заливших горло, у Такэдзо закружилась голова. Колобок в руке дрожал. «Живой!» — бесконечно твердил он про себя, давая обет немедленно начать новую жизнь.
Облака на востоке заалели, свет зари упал на их лица. Такэдзо рассмотрел Оцу. На смену голоду пришло умиротворение. Не снится ли ему, что он сидит рядом с девушкой, живой и здоровый!
— Надо быть очень осторожными, когда рассветет. Мы около границы провинции, — предупредила Оцу.
Глаза Такэдзо расширились.
— Граница? Я совсем забыл! Мне надо в Хинагуру.
— Почему?
— Там они держат сестру. Я должен ее вызволить. Придется нам распрощаться.
Оцу уставилась на Такэдзо как пораженная громом.
— Раз так, то ступай! Знай я заранее, что ты оставишь меня, я бы осталась в Миямото.
— Что ты предлагаешь? Бросить сестру в заточении?
цу взяла Такэдзо за руку, глядя ему в глаза.
— Такэдзо, я все объясню позже, но умоляю, не бросай меня! Я последую за тобой куда угодно, — трепеща от волнения, сказала она.
— Не могу!
— Учти! — заявила Оцу, крепко сжав его руку. — Я не уйду, хочешь ты или нет. Если, по-твоему, я помешаю освободить Огин, тогда я буду ждать тебя в Химэдзи.
— Хорошо, договорились, — сразу согласился Такэдзо.
— Правда придешь?
— Обещаю.
— Буду ждать у моста Ханада на въезде в Химэдзи. И сто и тысячу дней, если потребуется!
Кивнув в знак согласия, Такэдзо заспешил по тропинке к синевшим вдали горам. Оцу провожала его взглядом, пока он не исчез из виду.
Внук Осуги примчался в усадьбу Хонъидэн и, заглянув в кухню позвал бабку:
— Бабушка, ты слышала? — взволнованно спросил он, вытирая лаком нос. — Ой, что случилось!
Осуги, которая раздувала угли в очаге бамбуковым веером, едва взглянула на мальчика.
— Ну, что там еще?
— Не знаешь? Такэдзо сбежал, бабушка!
— Сбежал?
Веер упал из рук Осуги прямо в очаг.
— Что ерунду мелешь?
— Утром его не нашли на дереве. Только обрывки веревок.
— Хэйта, знаешь, что бывает за вранье?
— Это правда, я не вру. В деревне только и говорят об этом.
— Ничего не путаешь?
— Нет! А в храме ищут Оцу. Она тоже исчезла. Такая суматоха!
Осуги как громом ударило. Она побледнела, а потом стала почти фиолетовой, как пламя на догоравшем бамбуковом веере. Глядя на мертвенно-бескровное лицо бабки, Хэйта в страхе отпрянул.
— Хэйта!
— Да!
— Беги скорее и позови отца! Потом приведи дядюшку Гона, он работает в поле у реки. Быстрее! — Голос Осуги дрожал.
Не успел мальчик выбежать за ворота, как подошла толпа деревенских жителей, и среди них зять Осуги, дядюшка Гон, другие родственники и крестьяне.
— Эта девчонка, Оцу, тоже пропала?
— И Такуан исчез!
— Веселенькая история!
— Они были в сговоре!
— А как же старуха? Задета честь семьи.
Зять и дядюшка Гон, вооруженные копьями, которые передавались в семье по наследству, топтались перед домом. Им нужен был приказ, поэтому они с нетерпением ждали Осуги.
— Бабуля, — не вытерпев, крикнул кто-то из родни, — слышали новость?
— Сейчас выйду, — последовал ответ. — Не волнуйтесь!
Осуги быстро взяла себя в руки. В висках застучало, когда она убедилась, что ужасная новость не выдумка, но она постаралась собраться с мыслями. Преклонив колени перед алтарем, она молча прочитала молитву, затем выпрямилась, открыла глаза и гордо подняла голову.
Подойдя к оружейному шкафу, Осуги раскрыла створки, выдвинула ящик и достала заветный меч. Она уже переоделась для погони. Осуги засунула короткий меч за пояс и в прихожей крепко замотала вокруг щиколоток ремешки сандалий. Почтительная тишина у ворот свидетельствовала, что односельчане поняли ее замысел. Упрямая старуха была в боевом настрое и яростно желала мести за оскорбление, нанесенное ее дому.
— Мы восстановим справедливость, — отчеканила Осуги. — Сама поймаю бесстыжую девку и прослежу, чтобы ее наказали по заслугам.
Старуха строго поджала губы, и, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово, она твердой поступью зашагала вниз по дороге.
— Раз Осуги так решила, мы должны идти с ней.
Родственники и крестьяне гурьбой потянулись за грозной воительницей. Вооружаясь на ходу палками и самодельными бамбуковыми копьями, они без остановок двигались к перевалу Накаяма. К полудню достигли цели, но беглецов там не обнаружили.
— Упустили! — послышался разочарованный возглас. Преследователи негодовали. Масла в огонь подлил страж с заставы, объявивший, что не может пропустить через границу такую толпу.
Дядюшка Гон пустился в объяснения, что Такэдзо — преступник, Оцу — дьяволица, а Такуан — сумасшедший.
— Отступись мы, — втолковывал дядюшка Гон, — так наши предки будут навеки запятнаны. Как мы людям в глаза будем смотреть? Деревня засмеет. Семейству Хонъидэн придется покинуть родные места.
Сочувствуя их щекотливому положению, страж, однако, ничего не мог поделать. Закон есть закон. Он мог бы послать в Химэдзи гонца за специальным разрешением на переход границы, но это потребовало бы много времени.
Посоветовавшись с родственниками и крестьянами, Осуги обратилась к стражу:
— Нельзя ли пропустить хотя бы двоих — меня и дядюшку Гона?
— По закону можно и пятерых!
Осуги удовлетворенно кивнула. Если кто-то и ждал от нее трогательного прощания, то напрасно. Старуха деловито подозвала спутников, которые выстроились перед ней, внимательно глядя на ее тонкие губы, не закрывающие крупные выпирающие зубы. Удостоверившись, что ее внимательно слушают, Осуги сказала:
— Пока у нас нет причин тревожиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301