ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Монотонно звучали их мольбы, обращенные к Будде.
Медленно помешивая варево, Тандзаэмон впал в задумчивость.
— Я получаю заслуженное наказание и каюсь в грехах, но что будет с Дзётаро? Малыш ничего дурного не совершил. О, Великий Учитель, накажи родителя за его грехи, но устреми свой милостивый взор на сына!
Внезапно его молитву прервал вопль.
— Скотина!..
Акэми рыдала во сне, уткнувшись в деревянное изголовье. Она вскрикивала, пока не проснулась от собственного голоса.
— Я кричала во сне? — спросила она.
— Да, ты напугала меня, — ответил Тандзаэмон, подойдя к постели. Он вытер лоб девушки влажной тряпкой. — Ты сильно вспотела. У тебя жар.
— Что… что я говорила?
— Разное…
— Что же?
Разгоряченное лицо Акэми покраснело от стыда, и она натянула на себя москитную сетку. Тандзаэмон уклончиво сказал:
— Акэми, ты проклинаешь какого-то мужчину, так?
— Я это говорила?
— Что произошло? Он бросил тебя?
— Нет,
— Понятно, — произнес Тандзаэмон, делая собственные выводы. Акэми рывком села в постели.
— Что мне делать?
Она поклялась, что никому не раскроет позорную тайну, но гнев и обида, подавленность жгли ей душу. Она припала к коленям Тандзаэмона и, отчаянно рыдая, рассказала ему свою историю.
— Я хочу умереть, умереть! — стонала она.
Тандзаэмон тяжело дышал. Он давно не находился так близко от женщины, ее запах обжигал его ноздри, глаза. Плотские желания, которые, он, казалось, давно победил, начали вздыматься в нем, кровь побежала быстрее. Его тело, до сих пор бесчувственное, как засохшее дерево, наполнилось новой жизнью. Он вспомнил, что под ребрами у него есть и сердце и легкие.
— М-м, — промычал он. — Вот каков Ёсиока Сейдзюро! Мерзавец!
Душа монаха наполнилась жгучей ненавистью к Сейдзюро. Это было не просто негодование, а что-то вроде ревности заставило его расправить плечи, будто речь шла о его поруганной дочери. Пока Акэми заливала слезами его колени, он испытывал влечение к ней. На лице монаха была растерянность.
— Не надо плакать! Твое сердце по-прежнему невинно. Ты не разрешала тому человеку обладать собой и не отвечала на его страсть. Женщине важна не ее плоть, а душа; целомудрие — это состояние души. Если женщина не отдается мужчине, но смотрит на него с вожделением, она теряет чистоту и невинность, во всяком случае на время, пока испытывает похоть.
Рассуждения монаха не успокоили Акэми. Горячие слезы промочили насквозь кимоно Тандзаэмона. Она твердила, что хочет одного — смерти.
— Успокойся, перестань плакать, — терпеливо повторил Тандзаэмон, похлопывая ее по спине.
Белизна нежной шеи Акэми пробуждала в нем не истинное сострадание, а негодование, что другой мужчина украл у него прелесть невинной юности.
Увидев, что обезьяна пробралась к горшку и пробует его содержимое, Тандзаэмон бесцеремонно отодвинул Акэми и прикрикнул на животное, потрясая кулаком. Для Тандзаэмона еда была поважнее страданий женщины.
На следующее утро Тандзаэмон объявил, что собирается в город собирать милостыню.
— Присмотри за домом, пока меня не будет, — сказал он. — Надо раздобыть денег тебе на лекарство, рис и масло.
На нем была обыкновенная шляпа из бамбуковой дранки, а не плоская тростниковая, какие носят нищенствующие монахи. Соломенные сандалии, стоптанные и разбитые у задников, шаркали при ходьбе. Не только усы, весь он выглядел неряшливо. Таким пугалом он отправлялся в ежедневный обход, если только не шел дождь.
В это утро монах выглядел совсем растрепанным, потому что не спал. Акэми, наплакавшись и поев гречневой лапши, согрелась и крепко проспала остаток ночи. Монах не сомкнул глаз до утра. Отправляясь в путь ясным утром, он не мог прогнать мысли, лишившей его сна. Она роилась у него в голове, будоража чувства.
«Ей столько же лет, как и Оцу, — рассуждал он. — Но у них разные натуры. Оцу исполнена изящества и утонченности, но в ней есть холодность. Акэми привлекательна всегда — смеется, плачет, сердится ли она».
Молодые чувства, которые неотразимые чары Акэми пробудили в иссохшей плоти Тандзаэмона, неумолимо напомнили ему о его годах. Ночью, когда он с состраданием смотрел на гостью, метавшуюся во сне, в его сердце звучало предупреждение:
— Безумный глупец! До сих пор ничему не научился! Хотя я в монашьем облачении и играю на сякухати, как положено нищему, я по-прежнему далек от достижения совершенного просветления. Обрету ли я мудрость, которая освободит меня от ига бренного тела?
Он долго поносил себя, затем закрыл глаза и попытался заснуть, но безуспешно.
Рассвело, и Тандзаэмон дал себе клятву:
— Я должен! Отброшу все греховные мысли!
Акэми была очаровательной девушкой. Она столько пережила. Он должен ее утешить, показать ей, что не все мужчины на свете являют собой похотливых демонов.
Он думал, какой подарок принести Акэми вечером. Желание хотя бы немного порадовать Акэми поддержит его, пока он будет собирать милостыню. Других помыслов у Тандзаэмона не было.
Когда монах взял себя в руки, он вдруг услышал шум крыльев над скалой. Мелькнула тень огромного сокола, и Тандзаэмон увидел, как пестрое перышко маленькой птахи медленно слетает с дуба, росшего посреди голой рощи, на вершине скалы. Зажав птичку в когтях, сокол взмыл ввысь, мелькнув светлым подкрылком.
— Удача! — произнес неподалеку голос.
Послышался посвист сокольничего. Через минуту Тандзаэмон увидел двух человек в охотничьих костюмах, спускавшихся с холма позади храма Эннэндзи. Сокол сидел на левой руке одного из мужчин, у которого на левом боку висела ловчая сеть, а на правом — два меча. За ним бежала коричневая охотничья собака.
Кодзиро остановился, оглядываясь по сторонам.
— Где-то здесь, — проговорил он. — Моя обезьянка повздорила с собакой, и та цапнула ее за хвост. Обезьянка убежала и пропала. Может, на дереве спряталась.
Сэйдзюро, не скрывая раздражения, сел на камень.
— Ну, а с какой стати ей торчать в одном месте? У нее четыре лапы. Не понимаю, зачем обезьяна на соколиной охоте. Кодзиро присел на корень дерева.
— Она сама увязывается за мной. Я к ней очень привык. Мне без нее грустно.
— Всегда считал, что лишь женщины и бездельники любят обезьянок и комнатных собачек. Невообразимо, что молодой воин может питать привязанность к обезьяне.
Сэйдзюро видел Кодзиро в деле на дамбе в Кэме и отдавал должное его умению владеть мечом, но находил его привычки ребячьими. Сэйдзюро прожил несколько дней в одном доме с Кодзиро и убедился, что зрелость приходит только с возрастом. Он не мог заставить себя уважать Кодзиро, зато чувствовал себя непринужденно в обществе юного гостя.
— Все потому, что я молод. Скоро я научусь любить женщин и забуду про обезьянку, — рассмеялся Кодзиро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301