— На ней написано «полировщик душ» или что-то в этом роде, если иероглифы не имеют иного значения.
— Заметьте, на вывеске слово «меч» совсем не упоминается. Мое занятие — полировка душ самураев, а не их оружия. Люди никак не возьмут в толк, а меня в свое время этому учили.
— Ясно, — проговорил Мусаси, хотя по правде ничего не понял.
— Следуя заветам своего учителя, я не полирую мечи тех самураев, которые находят удовольствие в убийстве людей.
— По-своему вы правы. А кто ваш учитель?
— Об этом написано на вывеске. Я учился в доме Хонъами под началом самого Хонъами Коэцу.
Коскэ гордо выпрямился, произнося имя наставника.
— Удивительное совпадение! Я имел счастье знать вашего учителя и его замечательную матушку госпожу Мёсю.
Мусаси рассказал о встрече на поле у храма Рэндайдзи, о днях, проведенных в доме Коэцу. Коскэ удивленно смотрел на самурая.
— Уж не вы ли тот самый человек, наделавший столько шума в Киото, разбив школу Ёсиоки в Итидзёдзи? Миямото Мусаси?
— Да, я ношу это имя, — слегка покраснел Мусаси. Коскэ согнулся в поклоне.
— Простите, что я докучал вам наставлениями. Я не подозревал, что передо мной знаменитый Миямото Мусаси.
— Ваши мысли необыкновенны и очень интересны. Характер Коэцу проявляется и в его учениках.
— Вы знаете, что семейство Хонъами состояло на службе у сегунов Асикаги? Порой их вызывали и в императорский дворец полировать мечи. Коэцу утверждает, что японские мечи существуют не для того, чтобы убивать или увечить людей. Их предназначение — поддерживать императорскую власть и защищать народ, подавлять дьявола и изгонять зло. Меч — душа самурая, самурай носит меч как символ служения своему назначению. Меч постоянно напоминает о долге тому, кто правит людьми. Естественно, что мастер, полирующий мечи, должен полировать и дух владельца меча.
— Справедливо, — согласился Мусаси.
— Коэцу учил, что, вглядываясь в прекрасный меч, следует различать священный свет, дух мира и спокойствия. Он чувствовал отвращение к плохим мечам. Он и близко к ним не подходил.
— Да, я понял. Вы почувствовали нечто дурное в моем мече?
— Нет. Немного опечалился. С тех пор как я приехал в Эдо, мне приносили множество мечей, но ни один из их владельцев не имел понятия об истинном призвании меча. Порой я сомневался, есть ли душа у их обладателей. Единственное, что их интересовало, как разрубить человека на части или снести голову. Печально. По этой причине несколько дней назад я сменил вывеску. Но, кажется, толку от этого мало.
— И я пришел докучать вам той же просьбой. Сочувствую вам.
— По-моему, с вами все может обернуться иначе. Откровенно говоря, я был потрясен, увидев ваш клинок. Пятна на нем — следы человеческой плоти. Я посчитал вас заурядным ронином, который кичится бессмысленными убийствами.
Мусаси склонил голову. Он словно слышал голос Коэцу.
— Спасибо за урок, — сказал Мусаси. — Я ношу меч с мальчишеских лет, но я никогда не задумывался о его духе. Придется теперь поразмыслить над вашими словами.
Коскэ, казалось, почувствовал громадное облегчение.
— Я отполирую ваш меч. Вернее, сочту за честь полировать душу такого самурая, как вы.
Стемнело. Зажгли лампу. Мусаси решил, что пора уходить.
— Подождите, — сказал Коскэ. — У вас есть запасной меч на время, пока ваш будет у меня?
— У меня один длинный меч.
— Я одолжу вам. Среди моих мечей, конечно, нет ничего особенного, но давайте посмотрим.
Хозяин провел Мусаси в заднюю комнату. Достав из стенного шкафа несколько мечей, он разложил их на татами.
— Пожалуйста, берите любой, — предложил Коскэ.
Коскэ явно скромничал — клинки были высшей пробы. У Мусаси разбежались глаза. Наконец он выбрал один из мечей и, взяв его в руки, буквально влюбился в него. Легкое прикосновение к мечу свидетельствовало о том, что сделавший его мастер вложил душу в свое произведение. Изумительная работа четырнадцатого века, вероятно, периода Ёсино. Мусаси смутился, подумав, что меч чересчур хорош для него, однако не мог выпустить из рук это творение. Он смотрел как завороженный на зеркальную поверхность клинка.
— Вы позволите взять этот? — спросил Мусаси хозяина, избегая слова «временно».
— У вас наметанный глаз, — одобрил Коскэ, убирая мечи в шкаф. Впервые в жизни Мусаси почувствовал что-то похожее на жадность.
Он знал, что не стоит затевать разговор о покупке меча. Поскольку цена будет ему не по средствам.
— А вы не согласились бы продать мне этот меч? — неожиданно для себя произнес Мусаси.
— Пожалуйста.
— Сколько вы хотите за него?
— Я уступлю его за ту же цену, которую заплатил за него сам.
— И сколько?
— Двадцать золотых монет.
— Пожалуй, я верну его вам, — вздохнул Мусаси.
— Зачем? — удивился Коскэ. — Я вас не ограничиваю во времени. Держите его у себя сколько угодно.
— Нет, мне так будет тяжелее. Я и сейчас не представляю, как выпущу его из рук. А после того, как он побудет со мной некоторое время, я буду с кровью отрывать меч от себя.
— Вы правда так привязались к нему? — изучающе взглянул Коскэ на Мусаси. — Хорошо, я отдаю его вам, но взамен вы подарите мне одну вещь.
Мусаси растерялся, у него не было ровным счетом ничего, что можно предложить взамен за бесценный подарок.
— Я слышал от Коэцу, что вы режете статуэтки. Вы окажете мне честь, сделав для меня фигурку Каннон. Этого будет достаточно за меч.
Последнюю статуэтку Каннон Мусаси сделал в Хотэнгахаре.
— У меня нет готовой, — сказал он. — Я принесу вам статуэтку через несколько дней. — Можно взять меч?
— Конечно! Я не настаиваю, чтобы вы немедленно принесли статуэтку. Кстати, зачем вам оставаться в гостинице? Пожалуйста, поживите у меня. У меня есть свободная комната.
— Прекрасно! — воскликнул Мусаси. — Завтра я переберусь к вам и сразу примусь за работу.
— Посмотрите вашу комнату, — пригласил Коскэ, который теперь сиял от волнения и счастья.
Мусаси шел следом за хозяином по веранде, в конце которой была лестница на второй этаж. Уютная комната располагалась между первым и вторым этажами. В решетчатое окно заглядывали ветви абрикосового дерева, покрытые росой.
Коскэ, указывая на черепичную крышу во дворе, сказал:
— Моя мастерская.
Незаметно появилась жена хозяина с кувшинчиком сакэ и закуской. Хозяин и гость все глубже проникались взаимной симпатией. Они сидели в непринужденных позах, забыв об этикете, и доверительно беседовали. Разговор, разумеется, касался излюбленной темы.
— Все толкуют о значении меча, — говорил Коскэ. — Любят у нас порассуждать, что меч — святыня Японии, душа самурая, но обращаются с ним безобразно все без исключения: и самураи, и монахи, и горожане. Я несколько лет ходил по синтоистским храмам и старинным аристократическим домам, чтобы осмотреть известные собрания мечей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301