Денис уныло размышлял, сколько честных хохлушек по мановению матушки Софии сложили головы ради приезда гостей или угощения соседей. Опустел иерархический нашест!
Камерарий Ферруччи указал пальцем:
— Вот он, синьор Пупака, вот он! Бароны воюют, бароны пируют, а наш владетельный дон Дионисий спит себе в крестьянском сарае.
— Нехорошо, деспота, нехорошо, — подтвердил Пупака.
— Что нехорошо-то? — раздражался Денис. В голове гудело от вчерашних празднеств.
— А ты здесь самый верховный господин, — наступал Ферруччи. — Это ты должен был здесь выгнать всех на улицу. Это пусть они бы себе искали ночлег и спали в курятнике. А ты один занимал бы лучший дом в Филарице… Так я говорю, синьор Пупака?
— Истинно, истинно… — подтверждал доблестный воин, приглаживая косматую макушку.
— Так поступают все феодалы? — усмехнулся Денис. К нему возвращалось его обычное насмешливое состояние.
— Так поступают все феодалы! — в полемическом запале чуть не прокричал Ферруччи.
— Ставлю тебе пятерку на семинаре по феодальным отношениям.
— Что? — не понял Ферруччи. — Вы их тут всех разбаловали, они вам на голову садятся. Этот дерзкий Фома, я бы на вашем месте дал ему пару розог… Или прикажите, так папа Русин сам его высечет!
Пупака передал Денису настоятельное приглашение принца прибыть к нему в Энейон как можно раньше. Лучше сегодня, в крайнем случае завтра.
«Фоти будет плакать», — первое, что подумал Денис. И констатировал: у меня уже психология женатого мужчины.
Денис решил все-таки ехать к принцу завтра, а сегодня осмотреть свои доставшиеся по моливдовулу владения. Ферруччи тут же предложил собрать всех жителей Филарицы на площади, ехать Денису в сопровождении кавалькады и так далее. Денис категорически это отклонил, отмечая про себя: застарелая комсомольская совесть не позволяет.
Отправились налегке: Денис и Ферруччи на лошадях, матушка София и Фоти на низеньком добродушном муле, очень смешно было смотреть, как они в своих пышных юбках разместились, держась друг за друга, вдвоем в одном седле. «Совсем непохоже на выезд грозного феодала», — смеялся про себя Денис.
Дальше пошло еще проще — в седлах просто жарко было ехать, решили спешиться. Утренняя дорога на верхний баштан или плантацию прекрасна — чуть парит, жаворонок кувыркается высоко в небе, тропа все время петляет под сенью старых, корявых земляничных деревьев — осенью здесь можно будет, встав ногами в седле, собирать прямо с деревьев сочные ягоды. Благословенный край! Будь бы лишь мирное, счастливое житие здесь человеку, каждому по сто лет! Денис шел впереди с матушкою Софией и был рад, что избрал именно такой путь знакомства с новой родиной. Матушка София, которая еще вчера дичилась его как нового господина, да еще столичного человека, увидев его простоту и искренность, как бы доверилась, и из ее уст он получил целую энциклопедию Филарицы.
В частности, он узнал, что их дед Русин, к которому они и двигались сейчас, был в столичной императорской гвардии когда-то, в одной из тагм, где служат иноземцы — варяги, русские, саксонцы. Видать, он в молодости грехов приобрел достаточно, может быть, и напрасной кровушки пролил. Во Втором Риме умирают рано, а ему Господь зачем-то послал могучее здоровье и долгую-предолгую жизнь. И, получив надел в стратиотской Филарице, стал жить одиноко в седловине гор, на самом дальнем баштане. Там он и шалаш себе построил, словно анахорет какой. Ну что ж, тому есть и литературные примеры, скажем, Лаэрт, отец царя Одиссея. Даже в церковь не выходил отшельник Русин, настоятели церкви Сил бестелесных сами ездили к нему.
Проезжали как-то торговцы рабами, выкинули хилую девчонку из своей повозки. Сочли, что умрет, не хотели брать лишний на душу грех. Девчонку подобрал дед Русин, еще совсем молодой тогда, и выходил, и стала она ему женой, и родила ему теперешнего Устина и других мальчиков и девочек. И это была их бабушка.
И имя было у него инфернальное: Влас, Велес или даже — Волос! А когда напали однажды врасплох неверные, а дедушка Влас был на тележном дворе и оружия при себе не имел, он выхватил оглоблю, одним махом снес дюжину голов и погнал всех напавших агарян вон из Филарицы.
Жилище дедушки Власа был шалаш, вернее, землянка, но покрытая аккуратным скатом из черепиц. Поглядев на эту черепицу, можно было понять, что здесь живет мужик хозяйственный, трудолюбивый, но, увы, уже на склоне лет, уже вдовец!
В землянке было душно и сыро. В божнице со множеством образков горели лампады. Пахло собачьей шерстью и человечьей тоской. Обросший седыми патлами могучий великан еле ворочался в неуютной своей землянке. Туго признавал в незнакомом Денисе будущего своего господина. Говорил только о том, что полевая моль поела рассаду, что вода просочилась в песок, ушла из лучшего его колодца, крестился поминутно.
Внучка Фоти была его любимицей. Она принесла ему сладкой коврижки, и старик принялся жевать ее беззубым ртом. Он даже согласился поговорить по-русски, и Денис услышал нечто вроде: «У ею бошку тою болезнию позахвылило, скептил смертию скончатися…» Кроме слова «скептил», которое является жаргонным от греческого «скепсис», то есть мысль, какой странный славянский диалект! Денису казалось, он слышит язык современника «Слова о полку Игореве».
Фоти пустила в ход все свои девичьи уловки, и ласкала доброго дедушку, и рассказывала ему какие-то потешки, и добилась-таки своего; Опустилась на колени, притянула рядом с собою Дениса, матушка София плакала, а старейшина рода их благословил.
Обратно ехали на конях, останавливаясь, спешивались, чтобы что-нибудь осмотреть. Господин обозревал свои новые владения.
Матушка София спрашивала не без тревоги:
— А вы не обидите мою Фоти? О, господин, она очень хорошая будет вам жена.
Денис чуть не сказал, что ему не надо ручательств, он сам успел во всем увериться. Склонился к седлу матушки Софии и поцеловал ее в лоб, туда, где под повязанным платом начинается ровный пробор.
Матушка София указала ему с пригорка участок пашни меж холмов. Два быка, напрягаясь, тащили плуг, царапая каменистую почву, люди, склонившись долу, подсобляли им при помощи веревки.
— Стыдно признаться, господин, это надел моего старшего, Фомы, вы его знаете. Не судите строго — но весь он тут. Семья его надрывается на пашне, а он разглагольствует по соседям, по трактирам и конь с ним гуляет боевой…
Они пересекли деревню, крестьяне поголовно были в поле — заканчивалось боронование, высаживали рассаду. Из дверей хижин и землянок, более похожих на логова зверей, выглядывали старики и дети. Все это напоминало Денису какой-то провинциальный зоопарк, только там, увы, было чище и веселее!
Денис хотел войти хотя бы в одну из хижин своих подданных, но Ферруччи решительно отсоветовал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Камерарий Ферруччи указал пальцем:
— Вот он, синьор Пупака, вот он! Бароны воюют, бароны пируют, а наш владетельный дон Дионисий спит себе в крестьянском сарае.
— Нехорошо, деспота, нехорошо, — подтвердил Пупака.
— Что нехорошо-то? — раздражался Денис. В голове гудело от вчерашних празднеств.
— А ты здесь самый верховный господин, — наступал Ферруччи. — Это ты должен был здесь выгнать всех на улицу. Это пусть они бы себе искали ночлег и спали в курятнике. А ты один занимал бы лучший дом в Филарице… Так я говорю, синьор Пупака?
— Истинно, истинно… — подтверждал доблестный воин, приглаживая косматую макушку.
— Так поступают все феодалы? — усмехнулся Денис. К нему возвращалось его обычное насмешливое состояние.
— Так поступают все феодалы! — в полемическом запале чуть не прокричал Ферруччи.
— Ставлю тебе пятерку на семинаре по феодальным отношениям.
— Что? — не понял Ферруччи. — Вы их тут всех разбаловали, они вам на голову садятся. Этот дерзкий Фома, я бы на вашем месте дал ему пару розог… Или прикажите, так папа Русин сам его высечет!
Пупака передал Денису настоятельное приглашение принца прибыть к нему в Энейон как можно раньше. Лучше сегодня, в крайнем случае завтра.
«Фоти будет плакать», — первое, что подумал Денис. И констатировал: у меня уже психология женатого мужчины.
Денис решил все-таки ехать к принцу завтра, а сегодня осмотреть свои доставшиеся по моливдовулу владения. Ферруччи тут же предложил собрать всех жителей Филарицы на площади, ехать Денису в сопровождении кавалькады и так далее. Денис категорически это отклонил, отмечая про себя: застарелая комсомольская совесть не позволяет.
Отправились налегке: Денис и Ферруччи на лошадях, матушка София и Фоти на низеньком добродушном муле, очень смешно было смотреть, как они в своих пышных юбках разместились, держась друг за друга, вдвоем в одном седле. «Совсем непохоже на выезд грозного феодала», — смеялся про себя Денис.
Дальше пошло еще проще — в седлах просто жарко было ехать, решили спешиться. Утренняя дорога на верхний баштан или плантацию прекрасна — чуть парит, жаворонок кувыркается высоко в небе, тропа все время петляет под сенью старых, корявых земляничных деревьев — осенью здесь можно будет, встав ногами в седле, собирать прямо с деревьев сочные ягоды. Благословенный край! Будь бы лишь мирное, счастливое житие здесь человеку, каждому по сто лет! Денис шел впереди с матушкою Софией и был рад, что избрал именно такой путь знакомства с новой родиной. Матушка София, которая еще вчера дичилась его как нового господина, да еще столичного человека, увидев его простоту и искренность, как бы доверилась, и из ее уст он получил целую энциклопедию Филарицы.
В частности, он узнал, что их дед Русин, к которому они и двигались сейчас, был в столичной императорской гвардии когда-то, в одной из тагм, где служат иноземцы — варяги, русские, саксонцы. Видать, он в молодости грехов приобрел достаточно, может быть, и напрасной кровушки пролил. Во Втором Риме умирают рано, а ему Господь зачем-то послал могучее здоровье и долгую-предолгую жизнь. И, получив надел в стратиотской Филарице, стал жить одиноко в седловине гор, на самом дальнем баштане. Там он и шалаш себе построил, словно анахорет какой. Ну что ж, тому есть и литературные примеры, скажем, Лаэрт, отец царя Одиссея. Даже в церковь не выходил отшельник Русин, настоятели церкви Сил бестелесных сами ездили к нему.
Проезжали как-то торговцы рабами, выкинули хилую девчонку из своей повозки. Сочли, что умрет, не хотели брать лишний на душу грех. Девчонку подобрал дед Русин, еще совсем молодой тогда, и выходил, и стала она ему женой, и родила ему теперешнего Устина и других мальчиков и девочек. И это была их бабушка.
И имя было у него инфернальное: Влас, Велес или даже — Волос! А когда напали однажды врасплох неверные, а дедушка Влас был на тележном дворе и оружия при себе не имел, он выхватил оглоблю, одним махом снес дюжину голов и погнал всех напавших агарян вон из Филарицы.
Жилище дедушки Власа был шалаш, вернее, землянка, но покрытая аккуратным скатом из черепиц. Поглядев на эту черепицу, можно было понять, что здесь живет мужик хозяйственный, трудолюбивый, но, увы, уже на склоне лет, уже вдовец!
В землянке было душно и сыро. В божнице со множеством образков горели лампады. Пахло собачьей шерстью и человечьей тоской. Обросший седыми патлами могучий великан еле ворочался в неуютной своей землянке. Туго признавал в незнакомом Денисе будущего своего господина. Говорил только о том, что полевая моль поела рассаду, что вода просочилась в песок, ушла из лучшего его колодца, крестился поминутно.
Внучка Фоти была его любимицей. Она принесла ему сладкой коврижки, и старик принялся жевать ее беззубым ртом. Он даже согласился поговорить по-русски, и Денис услышал нечто вроде: «У ею бошку тою болезнию позахвылило, скептил смертию скончатися…» Кроме слова «скептил», которое является жаргонным от греческого «скепсис», то есть мысль, какой странный славянский диалект! Денису казалось, он слышит язык современника «Слова о полку Игореве».
Фоти пустила в ход все свои девичьи уловки, и ласкала доброго дедушку, и рассказывала ему какие-то потешки, и добилась-таки своего; Опустилась на колени, притянула рядом с собою Дениса, матушка София плакала, а старейшина рода их благословил.
Обратно ехали на конях, останавливаясь, спешивались, чтобы что-нибудь осмотреть. Господин обозревал свои новые владения.
Матушка София спрашивала не без тревоги:
— А вы не обидите мою Фоти? О, господин, она очень хорошая будет вам жена.
Денис чуть не сказал, что ему не надо ручательств, он сам успел во всем увериться. Склонился к седлу матушки Софии и поцеловал ее в лоб, туда, где под повязанным платом начинается ровный пробор.
Матушка София указала ему с пригорка участок пашни меж холмов. Два быка, напрягаясь, тащили плуг, царапая каменистую почву, люди, склонившись долу, подсобляли им при помощи веревки.
— Стыдно признаться, господин, это надел моего старшего, Фомы, вы его знаете. Не судите строго — но весь он тут. Семья его надрывается на пашне, а он разглагольствует по соседям, по трактирам и конь с ним гуляет боевой…
Они пересекли деревню, крестьяне поголовно были в поле — заканчивалось боронование, высаживали рассаду. Из дверей хижин и землянок, более похожих на логова зверей, выглядывали старики и дети. Все это напоминало Денису какой-то провинциальный зоопарк, только там, увы, было чище и веселее!
Денис хотел войти хотя бы в одну из хижин своих подданных, но Ферруччи решительно отсоветовал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162