— Увлечение не из дешевых.
— Я знаю. Они достались мне по наследству.
— По наследству? — Осторожно вернув фигурку на место, Даша обернулась. Либо с ее памятью что-то, либо… — Ты же говорил, что воспитывался в детском доме.
— Но не родился же я сиротой… Даша молчала.
— Мой отец погиб незадолго до моего рождения. Он и его родители. Разбились на машине.
Даша отошла от стеллажей и присела.
— Какое несчастье…
— Да, — Богдан смотрел в окно. — Мама была беременна, ждала меня. Она лежала в больнице и ей, конечно, ничего не сказали. А потом… потом, когда узнала, у нее случился шок. Сильный стресс… — Видно было, что каждое слово дается ему с трудом.
— И что?
— Она попала в другую больницу. Психиатрическую… А меня отдали в детдом. У нас не было других родственников.
— Надеюсь, сейчас с ней все в порядке?
— Нет. Мама покончила с собой.
От жгучего чувства неловкости перехватило горло. Впившись ногтями в ладонь, Даша еле слышно пробормотала:
— Прости, я не хотела. Богдан провел ладонью по лицу:
— Ничего. Я уже почти забыл. Это было давно, мне тогда только-только пять исполнилось…
Даша снова посмотрела на полку с нэцке.
— Так это тебе досталось от мамы?
— Да.
Чуть особняком стояла фигурка, изображающая двух трущихся друг о друга бегемотиков. Даша кивнула:
— Символ вечной любви.
— Знаю.
— А ты никогда не был женат?
Глаза с поволокой снова поплыли в сторону.
— Я и сейчас женат. Даша вскинула голову.
— Ты же говорил, что холостой!
— Я сказал не так. Я сказал, что жены дома нет.
— Ах, вот оно что… — Объяснение звучало разумно, но Даша испытывала нечто похожее на обиду или, скорее, досаду. — И где же твоя жена?
Красивое лицо племянника снова подернулось грустью.
— Не знаю. Мы расстались. Поженились в институте, а потом оказалось, что не сошлись характерами.
— Отчего же не развелись? Богдан пожал плечами.
— Она не настаивала, а я… Я подумал, что так даже лучше.
— Лучше? — Даша не сразу поняла, что он хотел сказать. — А, ты в том смысле, что другие дамы не будут пытаться…
— Можно сказать и так.
— А если ты встретишь женщину, на которой захочешь жениться?
— Тогда может быть разведусь.
— У меня к тебе еще один вопрос: у вас дети были?
— Что? — Богдан испуганно вздрогнул. — Какие дети?
— Судя по всему — нет.
— Насколько мне известно, нет. А почему ты спрашиваешь?
Даша села в кресло и, обхватив колено, внимательно посмотрела на племянника.
— Богдан, ты знаешь, зачем я сюда приехала?
Достав из шкафа чашки, Титаевский принялся их протирать. После небольшой паузы он пожал плечами:
— Познакомиться, наверное. Завязать отношения. Рассказать о бабушке. Прабабушке. Зачем еще к родственникам приезжают?
— Нет. Я здесь совершенно по иной причине.
— Вот как?
— Тебе знакома фамилия Вельбах?
— Вельбах? Что-то… Нет, не знакома. — Богдан явно был чем-то расстроен или озабочен, полные, еще секунду назад такие красивые губы, вдруг стали сухими и тонкими. Даже на лице появилось несколько жестких складок. — А должна?
Даша внимательно посмотрела на племянника.
— Так звали моего и, возможно, твоего деда. Моя бабушка была его третьей женой, а вторую жену звали Галина Новикова. Она была актрисой или певицей. В связи с этим у меня к тебе вопрос: если твои родители умерли, когда ты еще был очень маленьким и других родственников у тебя нет, откуда ты знаешь, как звали твою прабабку, и почему ты не знаешь, как звали ее мужа, то есть твоего прадедушку?
Ни тон, ни категоричность вопроса Титаевского не смутили. Поставив чашку на стол, он спокойно ответил:
— Все очень просто: когда мне исполнилось шестнадцать, директор детдома передала мне коробку.
— Какую коробку?
— Обыкновенную. Из-под обуви. Была такая чешская фирма «Цебо».
— И… что?
— Там хранились вот эти самые нэцке, несколько документов и фотографии.
— Что за фотографии? — Даша навострила уши.
— Я так понимаю — моих предков.
— Вот как… Эти фотографии здесь, дома?
— Разумеется, где же еще им быть. — Богдан подошел к шкафу и вынул альбом. — Вот здесь все.
Даша осторожно взяла альбом в толстом бархатном переплете. Раскрыла. Большой пожелтевший снимок на плотном картоне. На снимке мужчина и женщина, такие молодые и такие счастливые, какими могут быть только молодожены.
Даша подняла глаза и вздрогнула. Из овального зеркала на противоположной стене на нее смотрели два очень похожих лица. Только они не были столь же беззаботными и счастливыми и уж совсем не походили на лица молодоженов, несмотря на то что сама она очень напоминала жениха с фотографии, а в лице Богдана без труда угадывались черты невесты. Последние сомнения отпали — сидящий рядом с ней человек — плоть от плоти Вельбах.
— А ты думаешь, почему я тебя сразу узнал в аэропорту? — Богдан еле заметно усмехнулся уголком чувственных губ.
— Ты про сходство? — Даша удивилась тому, как глухо прозвучат ее голос.
— Да. А разве тебя это не удивляет?
— Да, пожалуй. Твоя прабабушка действительно была очень красивой. Я знала об этом, но не предполагала, что настолько… Ты знаешь, что с ней произошло?
— Не знаю. — Богдан смотрел на фото большими грустными глазами, теми же, что смотрели с фотографии на него.
— А о том, как твой дед оказался на Украине?
— Я ничего не знаю. Эта коробка — все, что у меня есть.
— Плохо…
Даша перевернула страницу. Желтовато-коричневые снимки в резных рамочках. Мужчины и офицерских мундирах, их жены и дети… Кудрявые мальчики в шелковых рубашках, кудрявые девочки в бантах и панталонах с оборками… Не требовалось сложной экспертизы, чтобы разглядеть и в офицерах, и в детях знакомые черты. Защемило сердце. Стараясь не расплакаться, Даша осторожно вынула один из снимков. Статный юноша держит на руках прелестную девочку с капризным ртом, «Кока и Мусечка, 1913».
Трудно представить, что Кока — это дед, которого уже более полувека нет на свете, а Мусечка — старая изможденная болезнями женщина… На последней странице альбома — уже знакомая красавица в облегающей шапочке. Она призывно смотрит вверх, длинная шея красиво изогнута, полные губы четко очерчены. Дата вынула снимок, перевернула. «Галочка Новикова, Москва, 1921 год, „Летучая мышь“.
— Новикова — это ее девичьи фамилия?
— Не знаю. — Богдан пожал плечами. — Это была единственная фотография, подписанная полным именем. Поскольку я похож на нее, то предположил, что она, скорее всего, мои прабабка, вот и решил через Интернет попробовать… С тех пор два года прошло, я уже и думать забыл, и вдруг сегодня ночью звонок…
Даша отложила альбом.
— Богдан, я должна тебе кое-что сообщить. Нечто очень важное.
Титаевский замер.
— Вполне возможно, что в ближайшем будущем твоя жизнь кардинальным образом изменится, и ты станешь очень богатым человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Я знаю. Они достались мне по наследству.
— По наследству? — Осторожно вернув фигурку на место, Даша обернулась. Либо с ее памятью что-то, либо… — Ты же говорил, что воспитывался в детском доме.
— Но не родился же я сиротой… Даша молчала.
— Мой отец погиб незадолго до моего рождения. Он и его родители. Разбились на машине.
Даша отошла от стеллажей и присела.
— Какое несчастье…
— Да, — Богдан смотрел в окно. — Мама была беременна, ждала меня. Она лежала в больнице и ей, конечно, ничего не сказали. А потом… потом, когда узнала, у нее случился шок. Сильный стресс… — Видно было, что каждое слово дается ему с трудом.
— И что?
— Она попала в другую больницу. Психиатрическую… А меня отдали в детдом. У нас не было других родственников.
— Надеюсь, сейчас с ней все в порядке?
— Нет. Мама покончила с собой.
От жгучего чувства неловкости перехватило горло. Впившись ногтями в ладонь, Даша еле слышно пробормотала:
— Прости, я не хотела. Богдан провел ладонью по лицу:
— Ничего. Я уже почти забыл. Это было давно, мне тогда только-только пять исполнилось…
Даша снова посмотрела на полку с нэцке.
— Так это тебе досталось от мамы?
— Да.
Чуть особняком стояла фигурка, изображающая двух трущихся друг о друга бегемотиков. Даша кивнула:
— Символ вечной любви.
— Знаю.
— А ты никогда не был женат?
Глаза с поволокой снова поплыли в сторону.
— Я и сейчас женат. Даша вскинула голову.
— Ты же говорил, что холостой!
— Я сказал не так. Я сказал, что жены дома нет.
— Ах, вот оно что… — Объяснение звучало разумно, но Даша испытывала нечто похожее на обиду или, скорее, досаду. — И где же твоя жена?
Красивое лицо племянника снова подернулось грустью.
— Не знаю. Мы расстались. Поженились в институте, а потом оказалось, что не сошлись характерами.
— Отчего же не развелись? Богдан пожал плечами.
— Она не настаивала, а я… Я подумал, что так даже лучше.
— Лучше? — Даша не сразу поняла, что он хотел сказать. — А, ты в том смысле, что другие дамы не будут пытаться…
— Можно сказать и так.
— А если ты встретишь женщину, на которой захочешь жениться?
— Тогда может быть разведусь.
— У меня к тебе еще один вопрос: у вас дети были?
— Что? — Богдан испуганно вздрогнул. — Какие дети?
— Судя по всему — нет.
— Насколько мне известно, нет. А почему ты спрашиваешь?
Даша села в кресло и, обхватив колено, внимательно посмотрела на племянника.
— Богдан, ты знаешь, зачем я сюда приехала?
Достав из шкафа чашки, Титаевский принялся их протирать. После небольшой паузы он пожал плечами:
— Познакомиться, наверное. Завязать отношения. Рассказать о бабушке. Прабабушке. Зачем еще к родственникам приезжают?
— Нет. Я здесь совершенно по иной причине.
— Вот как?
— Тебе знакома фамилия Вельбах?
— Вельбах? Что-то… Нет, не знакома. — Богдан явно был чем-то расстроен или озабочен, полные, еще секунду назад такие красивые губы, вдруг стали сухими и тонкими. Даже на лице появилось несколько жестких складок. — А должна?
Даша внимательно посмотрела на племянника.
— Так звали моего и, возможно, твоего деда. Моя бабушка была его третьей женой, а вторую жену звали Галина Новикова. Она была актрисой или певицей. В связи с этим у меня к тебе вопрос: если твои родители умерли, когда ты еще был очень маленьким и других родственников у тебя нет, откуда ты знаешь, как звали твою прабабку, и почему ты не знаешь, как звали ее мужа, то есть твоего прадедушку?
Ни тон, ни категоричность вопроса Титаевского не смутили. Поставив чашку на стол, он спокойно ответил:
— Все очень просто: когда мне исполнилось шестнадцать, директор детдома передала мне коробку.
— Какую коробку?
— Обыкновенную. Из-под обуви. Была такая чешская фирма «Цебо».
— И… что?
— Там хранились вот эти самые нэцке, несколько документов и фотографии.
— Что за фотографии? — Даша навострила уши.
— Я так понимаю — моих предков.
— Вот как… Эти фотографии здесь, дома?
— Разумеется, где же еще им быть. — Богдан подошел к шкафу и вынул альбом. — Вот здесь все.
Даша осторожно взяла альбом в толстом бархатном переплете. Раскрыла. Большой пожелтевший снимок на плотном картоне. На снимке мужчина и женщина, такие молодые и такие счастливые, какими могут быть только молодожены.
Даша подняла глаза и вздрогнула. Из овального зеркала на противоположной стене на нее смотрели два очень похожих лица. Только они не были столь же беззаботными и счастливыми и уж совсем не походили на лица молодоженов, несмотря на то что сама она очень напоминала жениха с фотографии, а в лице Богдана без труда угадывались черты невесты. Последние сомнения отпали — сидящий рядом с ней человек — плоть от плоти Вельбах.
— А ты думаешь, почему я тебя сразу узнал в аэропорту? — Богдан еле заметно усмехнулся уголком чувственных губ.
— Ты про сходство? — Даша удивилась тому, как глухо прозвучат ее голос.
— Да. А разве тебя это не удивляет?
— Да, пожалуй. Твоя прабабушка действительно была очень красивой. Я знала об этом, но не предполагала, что настолько… Ты знаешь, что с ней произошло?
— Не знаю. — Богдан смотрел на фото большими грустными глазами, теми же, что смотрели с фотографии на него.
— А о том, как твой дед оказался на Украине?
— Я ничего не знаю. Эта коробка — все, что у меня есть.
— Плохо…
Даша перевернула страницу. Желтовато-коричневые снимки в резных рамочках. Мужчины и офицерских мундирах, их жены и дети… Кудрявые мальчики в шелковых рубашках, кудрявые девочки в бантах и панталонах с оборками… Не требовалось сложной экспертизы, чтобы разглядеть и в офицерах, и в детях знакомые черты. Защемило сердце. Стараясь не расплакаться, Даша осторожно вынула один из снимков. Статный юноша держит на руках прелестную девочку с капризным ртом, «Кока и Мусечка, 1913».
Трудно представить, что Кока — это дед, которого уже более полувека нет на свете, а Мусечка — старая изможденная болезнями женщина… На последней странице альбома — уже знакомая красавица в облегающей шапочке. Она призывно смотрит вверх, длинная шея красиво изогнута, полные губы четко очерчены. Дата вынула снимок, перевернула. «Галочка Новикова, Москва, 1921 год, „Летучая мышь“.
— Новикова — это ее девичьи фамилия?
— Не знаю. — Богдан пожал плечами. — Это была единственная фотография, подписанная полным именем. Поскольку я похож на нее, то предположил, что она, скорее всего, мои прабабка, вот и решил через Интернет попробовать… С тех пор два года прошло, я уже и думать забыл, и вдруг сегодня ночью звонок…
Даша отложила альбом.
— Богдан, я должна тебе кое-что сообщить. Нечто очень важное.
Титаевский замер.
— Вполне возможно, что в ближайшем будущем твоя жизнь кардинальным образом изменится, и ты станешь очень богатым человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136