На двадцать второй день той же луны прибыли они в Фукуха-РУ, и Правитель-инок повелел сослать Нарицунэ в край Биттю, поручив сопровождать его в ссылку вассалу своему Канэясу Сэ-ноо. Тот, опасаясь, как бы до ушей сайсё не дошли неблагоприятные слухи, в пути всячески ухаживал за Нарицунэ, стараясь как-нибудь смягчить его горе. Но Нарицунэ был безутешен. Днем и ночью непрерывно твердил он имя Будды и молился о смягчении Участи своего отца.
Дайнагона сослали на остров Кодзима, однако самурай Цунэ-о, который отвечал за него, решил самолично, что место это не годится для ссылки — слишком близко имелась большая гавань, куда заходили корабли. Он увез дайнагона с острова и поселил в горах, в уединенном храме Арики, в уезде Нивасэ, неподалеку от границы, разделяющей земли Биттю и Бидзэн. Менее десяти те67 отделяли владения Канэясу Сэноо в краю Биттю от храма Арики в Бидзэн. Оттого-то Нарицунэ, живший в поместье Канэясу, с душевным волнением встречал даже порыв ветерка, веявшего со стороны Арики.
Однажды он решился спросить Канэясу:
— Сколько дней пути отсюда до Арики, где находится мой отец?
Тот, рассудив, как видно, что говорить правду не следует, ответил:
— Ближним путем будет дней двенадцать-тринадцать! Слезы потекли по щекам Нарицунэ, и он промолвил:
— В древности Япония делилась на тридцать три края, потом стало их шестьдесят шесть... Земли Бинго, Биттю и Бидзэн составляли когда-то единый край. Так было и на востоке — прославленные земли Дэва и Митиноку были некогда одним краем и назывались общим именем Митиноку. Лишь недавно выделили двенадцать уездов и создали новый край Дэва. Когда вельможу Са-нэкату68 сослали в восточные земли, захотелось ему взглянуть на воспетую в стихах достопримечательность тамошних мест — сосну Акоя. Все уголки исходил он в поисках этой сосны, но напрасно. Решив, что поиски его тщетны, он пустился в обратный путь, и тут повстречался ему глубокий старик. «Послушайте! — окликнул его Санэката. — По виду вы человек весьма почтенного возраста. Не знаете ли вы, где находится знаменитая сосна Акоя, достопримечательность здешних мест?» Но старик отвечал: «Здесь нет такой сосны! Наверное, она находится в краю Дэва!..» «Значит, и вы не знаете! — поразился Санэката. — Поистине недалек конец света, если прославленные места уже позабыты!» И с этими словами он собрался было идти дальше своей дорогой, как вдруг старец остановил его за рукав: «Господин, вы изволите говорить о сосне Акоя, которой славится здешний край? Той самой, о которой поется в песне:
Ужели луна
и вовсе не выйдет на небо
ночною порой,
сокрыта раскидистой кроной
огромной сосны в Митиноку?..
Эту песню сложили в стародавние времена, когда вся здешняя земля называлась единым именем Митиноку. Но потом отделили двенадцать уездов, и сосна очутилась уже не в Митиноку, а в Дэве!» «Вот оно что!» — сказал Санэката. Он отправился в соседний край Дэва и там увидел сосну Акоя... Оказалось, она была совсем рядом!.. Посол, везущий к государеву двору красную рыбу к новогоднему празднику с далекого острова Кюсю, покрывает весь путь за пятнадцать дней. Ты же говоришь о двенадцати днях пути — да за такой срок можно добраться отсюда до Кюсю!.. Как бы далеко ни было отсюда до Арики, расстояние между Биттю и Бидзэн никак может быть больше двух или трех дней пути. Просто-напросто ты не хочешь, чтоб я знал, где находится мой отец дайнагон, оттого и выдаешь близкое за далекое!
И, сказав так, Нарицунэ никогда больше не заговаривал об отце, как бы сильно ни тосковал.
10. СМЕРТЬ ДАЙНАГОНА
Меж тем Сюнкана, Ясуёри, а вместе с ними и Нарицунэ сослали на остров Демонов, что лежит в море Сацума. Остров сей расположен далеко от столицы, морской путь к нему опасен и труден. Без особой нужды туда и корабли-то не посылают. Людей на острове мало. Цвет кожи у них черный, точно у буйволов, тело обросло шерстью, и речи их непонятны. Мужчины не носят шапки, женщины не убирают волос в прическу. Неведома им одежда, оттого и на людей они не похожи. Главный их промысел — убийство всяческих живых тварей, ибо на острове нет растений, годных для пропитания. Они не возделывают поля, оттого и нет у них риса, в садах не сажают деревья тута, оттого и нет у них шелка и других тканей. Посреди острова высятся горы, вечно пылает там неугасимое пламя. В изобилии находят там вещество, именуемое серой, оттого и зовется этот остров еще и другим названием — Иодзима, Сернистый остров69. Среди горных вершин непрерывно грохочут раскаты грома, в низины потоками низвергаются ливни. Кажется, ни единого дня, ни краткого мига невозможно здесь прожить человеку!
Тем временем дайнагон, прибыв наконец к месту ссылки, думал, что, как бы то ни было, теперь он немного отдохнет здесь Душою, но, узнав, что сына его Нарицунэ сослали на остров Демонов, понял, что отныне надеяться ему больше не на что и счеты с жизнью закончены. И вот, когда представился случай, написал он князю Сигэмори, что решил постричься в монахи. Тот доложил об этом государю Го-Сиракаве, и разрешение было дано. Вскоре свершился обряд пострижения. Вместо пышных нарядов былых времен облачился дайнагон в убогую черную рясу — одежду людей, порвавших все связи с сей юдолью страдания...
Меж тем супруга дайнагона, таясь от людей, ютилась в храме Лес Облаков, Унрин, близ Северной горы Китаямы. Жить в чужом, незнакомом месте всегда-то печально; тем более сейчас, когда ей приходилось скрываться, каждый день казался ей веком. Много слуг и служанок было у нее прежде, но, боясь людских глаз, теперь никто не приходил ее навестить. Среди них исключением был самурай Нобутоси. Он постоянно наведывался к госпоже, ибо имел на редкость доброе сердце. И вот, призвав сего Нобутоси, сказала она однажды:
— Молва твердила, будто муж мой сослан на остров Кодзима, в край Бидзэн. Но недавно я услыхала, что теперь живет он, кажется, в Арики. О, как хотелось бы мне хоть один-единственный раз написать ему и дождаться его ответа!
Утерев слезы, отвечал Нобутоси:
— С детских лет я был взыскан милостью моего господина и никогда от него не отлучался. Когда предстоял ему отъезд в Бидзэн, я жаждал разделить с ним изгнание, но Тайра не дали на то разрешения. В ушах моих до сих пор слышится его голос; слова, которыми он, бывало, выговаривал мне, поучая, навсегда запали мне в душу... Что бы меня ни ждало — я доставлю ваше письмо моему господину!
Супруга дайнагона обрадовалась, тотчас же написала послание и отдала Нобутоси. Дети тоже написали каждый по письму. Нобутоси взял их послания и пустился в далекий путь, в край Бидзэн, к храму Арики.
Приехав, он прежде всего дал знать о себе самураю Цунэтоо Намбе, которому поручено было сторожить дайнагона. Цунэтоо, тронутый его преданностью, сразу же разрешил свидание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201