Комиссар внимательно прочел составленный португальской полицией протокол допроса молоденькой горничной, которая в тот день после полудня побывала в номере Матиессена. Многое из того, что пенсионер говорил ей, она не поняла. Он хотел, чтобы она выпила с ним на прощанье стаканчик вина, а когда она отказалась, он вручил ей небольшой сувенир и чаевые. Однако кое-что в номере она все же заметила; небольшая деталь, на которую в общем-то можно было и не обратить внимания, но в определенных обстоятельствах, особенно если сравнить ее рассказ с показаниями другой горничной, также побывавшей в номере, она могла стать важной уликой. Та тоже ее увидела, однако, по ее словам, эта деталь выглядела несколько иначе; за время, прошедшее между посещениями обеих горничных, она изменилась.
Кроме этого, в кармане убитого была найдена записка — крошечный клочок бумаги; на нем изящным, почти каллиграфическим почерком были скорее даже нарисованы, чем написаны шесть букв, которые — сколько их не переставляй — никак не складывались в слово. Что они означают? Понять это на первый взгляд было абсолютно невозможно. Но если принять во внимание показания горничных, значение их могло стать решающим. Загадочные буквы прекрасно укладывались в схему того, что произошло тем вечером в гостинице португальского городка Фуншал.
Всю вторую половину дня Матиессен провел у себя в комнате. В половине первого он пообедал, а в час с небольшим одна из горничных видела его идущим по коридору в направлении номера. Незадолго перед этим он приглашал ее к себе, уговаривал выпить с ним и вручил сувенир.
Да, и еще бокалы. Матиессен попросил принести в его номер семь бокалов. На всех сохранились отпечатки пальцев: на одном — Кока, на другом — Нильсена, на третьем — Анны, на четвертом — Кари. На трех остальных были собственные отпечатки пальцев Матиессена.
Все детали встали на свои места и все вместе образовывали теперь вполне связную картину. Маленький пенсионер, поджидая гостей, прохаживался по комнате. Один за другим его гости приходят; он благодарит их за чудесные деньки, проведенные в их приятной компании на этом красивом острове, подводит их к столику с уже наполненными бокалами; они чокаются, выпивают, и в заключение он дарит каждому на память маленький сувенир. Йеппсен аккуратно собрал все бумаги в стопку, взял чистый лист и написал краткое резюме.
Внизу написанного он поставил шесть букв: П.К.А.К.К.Н.
Глава 19
Кок окинул взглядом уже знакомый кабинет и, не дожидаясь приглашения, развалился в кресле. Достав сигареты, он вытащил из пачки одну, прикурил и снова спрятал пачку в карман, не предлагая комиссару. Лицо его приняло уже знакомое Йеппсену нагловатое выражение.
Несколько мгновений оба с презрительно-ироническими улыбками, застывшими в углах губ, смотрели друг на друга. Комиссар достал бутылку, плеснул немного в свой стакан и, также не предложив Коку, убрал ее обратно в шкаф.
Дуэль глаз продолжалась еще какое-то время, затем Йеппсен нарушил затянувшееся молчание.
— Чрезвычайно любезно с вашей стороны, господин Кок, что вы сумели найти время и заглянуть ко мне в столь поздний час.
— Что вы, мне доставило бы большое удовольствие, если бы я чем-то смог вам помочь.
— Я просто-таки убежден, что это в ваших силах.
— Боюсь, что не разделю вашей уверенности.
— Ну, уж об этом позвольте судить мне. Первое, что мне хотелось бы у вас выяснить, кто из вас, вы или капитан Нильсен, покидал кабину в те роковые пятнадцать минут?
— Ни я, ни он.
— Может быть, договоримся так: что касается капитана Нильсена, то тут я с вами согласен. А вот вы — вы выходили, чтобы спрятать труп и попытаться помешать расследованию совершенного вами убийства. Вы убили Гуниллу, поскольку ей стало известно, что вы занимаетесь контрабандой героина в Швецию. Вы проследили ее до аэропорта, где она собиралась установить ваши контакты в Бромме, заманили ее в самолет и там убили.
— Здорово придумано! Только вот с героином — это что-то новенькое. Откуда вы это взяли?
— Абсолютно убежден, что наглости в вас поубавится, когда вы посидите шестнадцать лет за решетной.
— По-моему, вы все же не ответили на вопрос. Пока что все ваши утверждения представляются мне довольно-таки легковесными.
— Мне кажется, вы забываете, что есть три свидетеля вашей ссоры с Гуниллой Янсон. Речь у вас с ней шла как раз о контрабанде, и вы позволили себе пообещать во всеуслышанье, что убьете ее. Правда, свидетели не знали, что имеются в виду наркотики, но это уже второй вопрос.
Было заметно, что Кок испуган и сбит с толку. Тщательно подбирая слова, он сказал:
— Олл райт, мы действительно с ней поругались, однако ведь это же еще ровно ничего не значит. Я хочу сказать, что это не то же самое, что…
— Не кажется ли вам, что нам следует начать с самого начала? С удовольствием выслушаю вас, конечно, при условии, что вы будете более правдивы, чем до сих пор.
— Хорошо.
Кок глубоко вздохнул и начал:
— Как я уже говорил, мы и правда поскандалили, но наркотики здесь вовсе ни при чем, уверяю вас.
— Я не нуждаюсь ни в каких заверениях. Продолжайте.
— Гунилла была настоящим дьяволом. Среди нас вы не найдете ни одного, кто бы не ненавидел ее от всего сердца. Любой мог сделать это, ведь она…
Лицо Кока менялось прямо-таки на глазах. Кожу залила мертвенная бледность, глаза сразу стали какими-то тусклыми, усталыми. Казалось, что долгое время скрываемое от всех нервное напряжение и тоска состарили его лет на десять.
— Знаете, каково это — быть пилотом? Каждые полгода мы обязаны проходить медкомиссию, и если врачи решат, что у вас что-то хоть самую малость не в порядке со слухом или зрением, — конец всей карьере. Постоянно сознавать это — уже колоссальная нервная нагрузка, но таковы правила игры. А теперь представьте себе, что какая-то маленькая подлая гадина, самая отвратительная из всех тварей, которой Господь Бог по ошибке дал образ женщины, начинает угрожать вам, что подведет под увольнение за контрабанду, каково, а? Для меня это было уже слишком. Вся жизнь поставлена на карту из-за какой-то несчастной бутылки виски! В наши дни летчику практически невозможно найти работу. Нас оказалось слишком много, мы нигде не требуемся. Она наткнулась на эту дурацкую бутылку, запустив лапы в мою сумку, когда мы только приземлились вечером накануне стокгольмского рейса. Гунилла не сказала мне ни слова, лишь засмеялась своим дьявольским пронзительным смехом. Она всегда тан делала, когда ей удавалось сцапать новую жертву. Просто запрокидывала голову и хохотала тан, что кровь стыла в жилах. Настоящее исчадие ада. Я уже несколько раз слышал, как она заливалась подобным образом, и всегда этот смех, больше всего напоминавший вой гиены, оборачивался настоящей трагедией для кого-нибудь из нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37