— Анцыферов улыбался широко, доброжелательно и с заметным превосходством, поскольку был уверен, что на такие вот необязательные слова следователь сказать ничего не сможет, недоступны они ему.
— Да, утро ничего, — согласился Пафнутьев. — Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный, — вдруг заговорил он нараспев. — Вставай, красавица, проснись...
— Остановись, — посерьезнел Анцыферов. — Что-то тебя не в ту степь понесло... На улице жара, асфальт течет, все сточные решетки уж закупорил, а ты про мороз...
— Виноват, — Пафнутьев потупил глаза.
— Паша, перестань валять дурака. Произошло чрезвычайное событие.
— Чего там стряслось?
— Похоже, убийство.
— Похоже или убийство? — уточнил Пафнутьев.
— Если речь идет о насильственном лишении жизни...
— Тогда убийство, — кивнул Пафнутьев, будто снял для себя какие-то сомнения. — Но я-то здесь при чем?
— Как? — возмутился Анцыферов и даже ладошками всплеснул. — Ты следователь прокуратуры! Кому же заниматься опасными преступлениями, как не тебе! Что-то, Паша, я тебя не понимаю! Ты задаешь такие вопросы, что...
— Ладно, — перебил Пафнутьев с простоватой бесцеремонностью. — Замнем. Поехали дальше. Ты же меня никогда на убийства не посылаешь, Леонард! Вот я и думаю — что же это за убийство такое необыкновенное, что ты решил послать именно меня? Чем же это я в лучшую сторону отличаюсь от всех прочих?
Анцыферов не сразу нашелся, что ответить. Он некоторое время иронически посматривал на следователя, как бы слегка его жалеючи, а сам быстро-быстро соображал, потому что вопрос Пафнутьев поставил достаточно жестко.
— Но, Паша, надо ведь когда-нибудь заявить о себе! Ты же у нас самый способный! — пошутил Анцыферов, но шутка оказалась настолько прозрачной, что он сам устыдился и, чтобы сгладить промах, похлопал Пафнутьева по руке, дескать, мы-то с тобой прекрасно друг друга понимаем.
— Самые способные в отпуск летом ездят. Вон, половина кабинетов пустые. В командировки, на совещания разные... Благодарности получают, а то и ордена. Я не прав?
— Прав, как всегда! — ответил прокурор с легким раздражением. — Дадут и тебе орден. Если заслужишь.
— Спасибо. Буду стараться.
Против желания Анцыферова разговор получался тяжелый, с какими-то обидами, с намеками на что-то недополученное. Не любил он такие разговоры, не было в них легкости, понимания с полуслова, готовности пойти навстречу, помочь.
— Значит так, Паша... Человека застрелили час назад прямо на улице. На пересечении Карла Маркса и Миклухо-Маклая. Проезжали двое на мотоцикле и на ходу, из обреза, картечью... Представляешь? Ужас. Собрался народ, шум, крики, в наш адрес слова нехорошие прозвучали...
— Что-то новенькое, — с интересом проговорил Пафнутьев.
— Да, я тоже ничего похожего не помню. Было-было, но такого... Ни в какие ворота.
— Кого убили?
— Водитель. Некий Пахомов.
— Где-то я слышал эту фамилию...
— В прошлом личный шофер Голдобова — начальника управления торговли.
— Да? — Пафнутьев первый раз за все время разговора в упор посмотрел на прокурора, причем, с таким неподдельным изумлением, что тот ощутил неловкость, будто по неосторожности оплошал, брякнул что-то неуместное. Так оно, в общем-то, и было, Анцыферов спохватился, настороженно взглянул на следователя — понял ли тот его промашку? Но Пафнутьев сидел сонно-недовольный и, похоже, это его настроение было вызвано лишь свалившейся нервотрепкой с расследованием убийства.
— Значит, договорились, — Анцыферов поднялся, неуловимым движением одернул жилет, вышел из-за стола. — Отправляйся немедленно на место происшествия. Вернешься — расскажешь во всех подробностях.
— Так уж и во всех, — Пафнутьев тоже поднялся, неловко выпрямился у стола.
— Дело шумное. Никаких заявлений журналистам телевизионщикам... Молчать ты умеешь, я знаю.
— У меня на сегодня люди вызваны, — Пафнутьев не пожелал услышать похвалу. — Как с ними?
— Отменяй все допросы, запросы... Понял? Отменяй.
— Было бы ведено, — Пафнутьев пожал плотными плечами, скучающе посмотрел в окно, — А что... Уже кто-то вел следствие?
— Убийство совершено час назад! — отчеканил Анцыферов. — Какое может быть следствие? Что ты несешь?!
— Так это... Если тебе, Леонард, уже известно, что стреляли из обреза, что в патронах были не пули, не дробь, а картечь, что убийц было двое, они на мотоцикле, если тебе известно, что убит водитель Голдобова... Я и подумал... Чтобы собрать такие сведения, нужно хорошо поработать.
Анцыферов смотрел на собеседника в полнейшей растерянности, но лицо на всякий случай старался держать усмешливое, как бы жалея непонятливого Пафнутьева. И мелькнула опасливая мыслишка — не ошибся ли он, подключив к расследованию этого человека? Но тут же успокоил себя — Пафнутьев просто запомнил то, что он сам, Анцыферов, ему рассказал.
— Паша, — прокурор взял Пафнутьева под локоток, проводил к двери, — Паша, что мне успели сказать, то я тебе и передал. Поможет — буду рад. Окажется информация ложной — извини, дорогой. Ты уж меня не подведи, прошу. А за мной, как говорится, не заржавеет. Понимаешь.. Колов звонил, — сказал Анцыферов и сразу пожалел об этом.
— Колов? — встрепенулся Пафнутьев и осторожно высвободил локоть из прокурорских пальцев. — А он-то при чем? Ему какое до этого дело?
— Паша! Он же начальник милиции города'.
— Что же, он по каждому убийству звонит? — с подозрением просил Пафнутьев.
— Через одно. Понял? Если по одному не позвонит, то уж по следующему — обязательно. Все! Иди. Не теряй времени, его уже и так потеряно достаточно.
— А эти... Оперы и прочие?
— Все уже там. Ты вот только никак не соберешься, все дурью маешься.
— Обижаете, Леонард Леонидович!
— Катись! — и Анцыферов закрыл за Пафнутьевым дверь. Он знал — ничто так не поощряет подчиненных, как доверительная грубоватость начальства. А если еще по доброте душевной и словечко непечатное ввернуть, то некоторые просто захлебываются от счастья и приобщенности к чему-то высокому. Знал, потому что сам из таких, сам бывал польщен, услышав мат из начальственных уст.
Вернувшись к столу, Анцыферов в рассеянности побарабанил пальцами по телефону, отбросил, подвернувшийся карандаш и замер, уставившись в окно. Что-то ему не понравилось в разговоре с Пафнутьевым, что-то насторожило. Отточенное годами чутье отметило не то слово какое, не то взгляд... Пафнутьев спросил о следствии, не проведено ли уже следствие... Правильно спросил, не лезь, Леонард, раньше времени со своими познаниями. Но ведь я лишь передал слова Колова... Все равно нехорошо получилось. Но, с другой стороны... Пафнутьев понятия не имеет, что именно сообщил Колов, а тот мог узнать подробности от участкового, который уже успел побывать на месте преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Да, утро ничего, — согласился Пафнутьев. — Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный, — вдруг заговорил он нараспев. — Вставай, красавица, проснись...
— Остановись, — посерьезнел Анцыферов. — Что-то тебя не в ту степь понесло... На улице жара, асфальт течет, все сточные решетки уж закупорил, а ты про мороз...
— Виноват, — Пафнутьев потупил глаза.
— Паша, перестань валять дурака. Произошло чрезвычайное событие.
— Чего там стряслось?
— Похоже, убийство.
— Похоже или убийство? — уточнил Пафнутьев.
— Если речь идет о насильственном лишении жизни...
— Тогда убийство, — кивнул Пафнутьев, будто снял для себя какие-то сомнения. — Но я-то здесь при чем?
— Как? — возмутился Анцыферов и даже ладошками всплеснул. — Ты следователь прокуратуры! Кому же заниматься опасными преступлениями, как не тебе! Что-то, Паша, я тебя не понимаю! Ты задаешь такие вопросы, что...
— Ладно, — перебил Пафнутьев с простоватой бесцеремонностью. — Замнем. Поехали дальше. Ты же меня никогда на убийства не посылаешь, Леонард! Вот я и думаю — что же это за убийство такое необыкновенное, что ты решил послать именно меня? Чем же это я в лучшую сторону отличаюсь от всех прочих?
Анцыферов не сразу нашелся, что ответить. Он некоторое время иронически посматривал на следователя, как бы слегка его жалеючи, а сам быстро-быстро соображал, потому что вопрос Пафнутьев поставил достаточно жестко.
— Но, Паша, надо ведь когда-нибудь заявить о себе! Ты же у нас самый способный! — пошутил Анцыферов, но шутка оказалась настолько прозрачной, что он сам устыдился и, чтобы сгладить промах, похлопал Пафнутьева по руке, дескать, мы-то с тобой прекрасно друг друга понимаем.
— Самые способные в отпуск летом ездят. Вон, половина кабинетов пустые. В командировки, на совещания разные... Благодарности получают, а то и ордена. Я не прав?
— Прав, как всегда! — ответил прокурор с легким раздражением. — Дадут и тебе орден. Если заслужишь.
— Спасибо. Буду стараться.
Против желания Анцыферова разговор получался тяжелый, с какими-то обидами, с намеками на что-то недополученное. Не любил он такие разговоры, не было в них легкости, понимания с полуслова, готовности пойти навстречу, помочь.
— Значит так, Паша... Человека застрелили час назад прямо на улице. На пересечении Карла Маркса и Миклухо-Маклая. Проезжали двое на мотоцикле и на ходу, из обреза, картечью... Представляешь? Ужас. Собрался народ, шум, крики, в наш адрес слова нехорошие прозвучали...
— Что-то новенькое, — с интересом проговорил Пафнутьев.
— Да, я тоже ничего похожего не помню. Было-было, но такого... Ни в какие ворота.
— Кого убили?
— Водитель. Некий Пахомов.
— Где-то я слышал эту фамилию...
— В прошлом личный шофер Голдобова — начальника управления торговли.
— Да? — Пафнутьев первый раз за все время разговора в упор посмотрел на прокурора, причем, с таким неподдельным изумлением, что тот ощутил неловкость, будто по неосторожности оплошал, брякнул что-то неуместное. Так оно, в общем-то, и было, Анцыферов спохватился, настороженно взглянул на следователя — понял ли тот его промашку? Но Пафнутьев сидел сонно-недовольный и, похоже, это его настроение было вызвано лишь свалившейся нервотрепкой с расследованием убийства.
— Значит, договорились, — Анцыферов поднялся, неуловимым движением одернул жилет, вышел из-за стола. — Отправляйся немедленно на место происшествия. Вернешься — расскажешь во всех подробностях.
— Так уж и во всех, — Пафнутьев тоже поднялся, неловко выпрямился у стола.
— Дело шумное. Никаких заявлений журналистам телевизионщикам... Молчать ты умеешь, я знаю.
— У меня на сегодня люди вызваны, — Пафнутьев не пожелал услышать похвалу. — Как с ними?
— Отменяй все допросы, запросы... Понял? Отменяй.
— Было бы ведено, — Пафнутьев пожал плотными плечами, скучающе посмотрел в окно, — А что... Уже кто-то вел следствие?
— Убийство совершено час назад! — отчеканил Анцыферов. — Какое может быть следствие? Что ты несешь?!
— Так это... Если тебе, Леонард, уже известно, что стреляли из обреза, что в патронах были не пули, не дробь, а картечь, что убийц было двое, они на мотоцикле, если тебе известно, что убит водитель Голдобова... Я и подумал... Чтобы собрать такие сведения, нужно хорошо поработать.
Анцыферов смотрел на собеседника в полнейшей растерянности, но лицо на всякий случай старался держать усмешливое, как бы жалея непонятливого Пафнутьева. И мелькнула опасливая мыслишка — не ошибся ли он, подключив к расследованию этого человека? Но тут же успокоил себя — Пафнутьев просто запомнил то, что он сам, Анцыферов, ему рассказал.
— Паша, — прокурор взял Пафнутьева под локоток, проводил к двери, — Паша, что мне успели сказать, то я тебе и передал. Поможет — буду рад. Окажется информация ложной — извини, дорогой. Ты уж меня не подведи, прошу. А за мной, как говорится, не заржавеет. Понимаешь.. Колов звонил, — сказал Анцыферов и сразу пожалел об этом.
— Колов? — встрепенулся Пафнутьев и осторожно высвободил локоть из прокурорских пальцев. — А он-то при чем? Ему какое до этого дело?
— Паша! Он же начальник милиции города'.
— Что же, он по каждому убийству звонит? — с подозрением просил Пафнутьев.
— Через одно. Понял? Если по одному не позвонит, то уж по следующему — обязательно. Все! Иди. Не теряй времени, его уже и так потеряно достаточно.
— А эти... Оперы и прочие?
— Все уже там. Ты вот только никак не соберешься, все дурью маешься.
— Обижаете, Леонард Леонидович!
— Катись! — и Анцыферов закрыл за Пафнутьевым дверь. Он знал — ничто так не поощряет подчиненных, как доверительная грубоватость начальства. А если еще по доброте душевной и словечко непечатное ввернуть, то некоторые просто захлебываются от счастья и приобщенности к чему-то высокому. Знал, потому что сам из таких, сам бывал польщен, услышав мат из начальственных уст.
Вернувшись к столу, Анцыферов в рассеянности побарабанил пальцами по телефону, отбросил, подвернувшийся карандаш и замер, уставившись в окно. Что-то ему не понравилось в разговоре с Пафнутьевым, что-то насторожило. Отточенное годами чутье отметило не то слово какое, не то взгляд... Пафнутьев спросил о следствии, не проведено ли уже следствие... Правильно спросил, не лезь, Леонард, раньше времени со своими познаниями. Но ведь я лишь передал слова Колова... Все равно нехорошо получилось. Но, с другой стороны... Пафнутьев понятия не имеет, что именно сообщил Колов, а тот мог узнать подробности от участкового, который уже успел побывать на месте преступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119