Во рту — погасшая трубка…
Во всем его облике, где соседствовали крайности, пожалуй, самым примечательным являлись глаза. Светло-голубые, при сильном освещении они светлели ещё больше и казались прозрачными.
Во всяком случае, шофёр совхоза «Маяк» выглядел необычно.
Я попросил его рассказать о том злополучном вечере, когда они выпивали в доме Залесских, а потом у него.
—Вы считаете, — спросил он, поглаживая, бритый подбородок, если бы мы не выпили, Аня не решилась бы на это?
— Меня интересуют подробности. Детали.
— Но я уже рассказывал…
— Повторите, пожалуйста, ещё раз.
— Знаю, — усмехнулся он, пыхнув погасшей трубкой, — ловите на деталях.
Я пропустил его замечание мимо ушей.
— Изложите, пожалуйста, последовательно, как все происходило.
— Днём встретил возле клуба Валерия. Он сказал, заходи, посидим, мол. У меня, то есть у нас, и в мыслях не было напиваться.
— Но водку принесли ведь вы.
— А как же с пустыми руками? Что, духи нести или подарок? Не день рождения, а просто так…
— Хорошо, дальше.
— Ну, сели. Аня, помню, сготовила в тот день борщ и котлеты. Незаметно выпили всю бутылку. Под хорошую еду.
— Аня пила с вами?
— Кажется, рюмочку. От силы — две. Валерий упросил.
— Но ведь она была в положении все-таки…
— Рюмку-то! Валерий твердил, что если пить вино, то ребёнок родится красивым…
— Ладно. Выпили. Маловато для настоящих мужчин…
Коломойцев улыбнулся:
— Вы сами подсказали нужную мысль.
— Нет, это ваши слова…
— Может быть, может быть. Я, честно признаться, инициативы не проявлял. В гостях же, а не у себя. Валерий хотел ещё. Аня, естественно, против. А мне каково? Я их уважаю одинаково. Оба стоящие ребята. Поддержи одного — другой обидится. Сижу, не выступаю.
— Наверное, можно было послушаться беременную женщину, как вы считаете?
— Да, виноват, смалодушничал. Должны понимать:
мужская солидарность… Короче, Валерий предложил пойти ко мне.
— Подождите, они. сильно поругались?
— Что вы! Интеллигентные люди. Она говорит, пожалуйста, мол, идите, просто ей неприятно на это смотреть.
— Понятно. Ну а Залесский?
— Неужели вы думаете, что он грубил или хамил?
Все тактично. Он выступил, что надо, мол, ещё выпить, чтобы освободиться от стресса, очистить мозги. Я, говорит, тебя понимаю, пойми и ты меня. С тем и пошли… Я считаю, что так и должно быть среди современных людей. А?
— Много вы ещё выпили?
Коломойцев болезненно поморщился. Напоминание о выпивке раздражало его.
— Понимаете, наверное, во всем виноват спирт.
— Вы хотите сказать, доза принятого спирта?
— Не-е-ет. Какой-то он был нечистый. С запахом. Может быть, в плохой посуде был. Валерий обычно держался. А тут — как обухом по голове. Отключились. Куда уж ему домой. Только травмировать Аню. И ещё плохо ему стало.
Коломойцев говорил быстро, проглатывал окончания.
К тому же шипящие он произносил с присвистом. И я иногда с трудом улавливал смысл.
— Вы говорите, что ему стало плохо? — переспросил я.
— Простите за натурализм. Рвало. Среди ночи.
— А вы как?
— Худо. На следующий день я его вылил к чёртовой матери, — сказал он таким решительным тоном, что не оставалось никакого сомнения: спирт был вскоре долит до капли.,
— Долго вы сидели?
— За полночь. — Он подумал. — Может быть, раньше, может быть, позже, знаете, как под этим делом.,
— Не знаю, Он усмехнулся. Пососал трубку.
— Ну да…
— Что «ну да»?
— Совсем, что ли, не потребляете?
— Нет.
— Теперь понятно, — сказал он загадочно.
— Что вам понятно?
— Вы все время выступаете насчёт выпивки…
Я улыбнулся:
— Мне кажется, вас этот вопрос задевает…
— Ничего подобного. Выпиваю, как все. Не больше других. В наше время без этого не обойтись.
— Вы так считаете?
— У людей теперь все чаще наступает стрессовое состояние. Чем его можно снять? Немного выпить… В США, например, ищут заменитель алкоголю. Проблема!
— Вы же шофёр.
Коломойцев закинул ногу на ногу:
— Ну и что? Почему-то творческим работникам это разрешается. Им это необходимо для вдохновения. А простым смертным — запрет. Они не люди…
— Уверяю вас, когда человека забирают в вытрезвитель, не смотрят, простой он гражданин или известный артист, писатель, композитор…
Коломойцев решил меня поддеть:
— А если академик, тоже забирают?
— Положение для всех общее.
— Ну да, выступайте.
— Мне кажется, мы отвлеклись. Как вы этого ,ни хотите, вернёмся к вашей выпивке. Итак, Залесский в ту ночь оставался у вас ночевать?
— Да.
— А кто ухаживал за ним, когда ему стало плохо?
— Наверное, Евдокия Дмитриевна, моя хозяйка. Я спал.
— Вы, значит, не помните, что с ним было?
— Откуда! Узнал только наутро.
— Вы спали и ничего не слышали?
— Не слышал. Проснулся только утром.
— Хорошо. Станислав, какие взаимоотношения были в семье Залесских?
— По-моему, они отлично умели жить вместе, хотя и любили друг друга…
Я посмотрел на него почти с удивлением. Откуда у молодого парня такая формулировка?
— На основании чего вы это заключаете?
— Я доверяю прежде всего своим чувствам.
— Видите ли, для протокола чувства — вещь в какой-то степени нематериальная…
— А мне кажется, это, самое главное, — сказал он твёрдо.
— Хорошо. Давайте дальше. Вы, наверное, говорили с Залесским о жизни?
— Очень много.
— К примеру, как он относится к супружеской измене?
— Вы меня извините, но это мещанские разговоры.
— Понимаете, нам все-таки придётся остановиться на данном вопросе… важном для следствия. Как он относился к этому?
— По-моему, широко, по-современному…
— Конкретнее. Говорил ли он вам о том, что подозревает жену? Его реакция на это?
— Нет, он не подозревал её. Следовательно, какая может быть реакция? Помню, её уже увезли в район, он сидел на крыльце и выступал: «Зачем она это сделала?
Главное — жизнь. Все можно понять и простить. Зачем она это сделала…» Думаю, для него превыше всего было счастье Ани. Ну, а если изменила, что ж, жизнь есть жизнь.
Валерии, как мне кажется, понимал все это и мог простить. Он, повторяю, был большой души человек. Не копался в мелочах. Не захотел быть агрономом, бросил институт, захотел увидеть свет — пошёл простым моряком на корабль, решил написать роман о целине — поехал за— тысячи километров. И уж, конечно, какая-то там измена его не перевернула бы.
— А роман он написал?
— Сказал, что собирает материал пока… А потом… До этого ли было?
Итак, Залесский тоже без пяти минут агроном. Сведение интересное. Новое. Надо бы ознакомиться с его автобиографией в отделе кадров.
— С Аней они познакомились в институте?
— Да, она училась курсом младше.
— Интересная собой?
— Хорошее, славянское лицо, что-то в ней было… Между прочим, у Ципова есть плёнка. Можете посмотреть.
— Кто такой Ципов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Во всем его облике, где соседствовали крайности, пожалуй, самым примечательным являлись глаза. Светло-голубые, при сильном освещении они светлели ещё больше и казались прозрачными.
Во всяком случае, шофёр совхоза «Маяк» выглядел необычно.
Я попросил его рассказать о том злополучном вечере, когда они выпивали в доме Залесских, а потом у него.
—Вы считаете, — спросил он, поглаживая, бритый подбородок, если бы мы не выпили, Аня не решилась бы на это?
— Меня интересуют подробности. Детали.
— Но я уже рассказывал…
— Повторите, пожалуйста, ещё раз.
— Знаю, — усмехнулся он, пыхнув погасшей трубкой, — ловите на деталях.
Я пропустил его замечание мимо ушей.
— Изложите, пожалуйста, последовательно, как все происходило.
— Днём встретил возле клуба Валерия. Он сказал, заходи, посидим, мол. У меня, то есть у нас, и в мыслях не было напиваться.
— Но водку принесли ведь вы.
— А как же с пустыми руками? Что, духи нести или подарок? Не день рождения, а просто так…
— Хорошо, дальше.
— Ну, сели. Аня, помню, сготовила в тот день борщ и котлеты. Незаметно выпили всю бутылку. Под хорошую еду.
— Аня пила с вами?
— Кажется, рюмочку. От силы — две. Валерий упросил.
— Но ведь она была в положении все-таки…
— Рюмку-то! Валерий твердил, что если пить вино, то ребёнок родится красивым…
— Ладно. Выпили. Маловато для настоящих мужчин…
Коломойцев улыбнулся:
— Вы сами подсказали нужную мысль.
— Нет, это ваши слова…
— Может быть, может быть. Я, честно признаться, инициативы не проявлял. В гостях же, а не у себя. Валерий хотел ещё. Аня, естественно, против. А мне каково? Я их уважаю одинаково. Оба стоящие ребята. Поддержи одного — другой обидится. Сижу, не выступаю.
— Наверное, можно было послушаться беременную женщину, как вы считаете?
— Да, виноват, смалодушничал. Должны понимать:
мужская солидарность… Короче, Валерий предложил пойти ко мне.
— Подождите, они. сильно поругались?
— Что вы! Интеллигентные люди. Она говорит, пожалуйста, мол, идите, просто ей неприятно на это смотреть.
— Понятно. Ну а Залесский?
— Неужели вы думаете, что он грубил или хамил?
Все тактично. Он выступил, что надо, мол, ещё выпить, чтобы освободиться от стресса, очистить мозги. Я, говорит, тебя понимаю, пойми и ты меня. С тем и пошли… Я считаю, что так и должно быть среди современных людей. А?
— Много вы ещё выпили?
Коломойцев болезненно поморщился. Напоминание о выпивке раздражало его.
— Понимаете, наверное, во всем виноват спирт.
— Вы хотите сказать, доза принятого спирта?
— Не-е-ет. Какой-то он был нечистый. С запахом. Может быть, в плохой посуде был. Валерий обычно держался. А тут — как обухом по голове. Отключились. Куда уж ему домой. Только травмировать Аню. И ещё плохо ему стало.
Коломойцев говорил быстро, проглатывал окончания.
К тому же шипящие он произносил с присвистом. И я иногда с трудом улавливал смысл.
— Вы говорите, что ему стало плохо? — переспросил я.
— Простите за натурализм. Рвало. Среди ночи.
— А вы как?
— Худо. На следующий день я его вылил к чёртовой матери, — сказал он таким решительным тоном, что не оставалось никакого сомнения: спирт был вскоре долит до капли.,
— Долго вы сидели?
— За полночь. — Он подумал. — Может быть, раньше, может быть, позже, знаете, как под этим делом.,
— Не знаю, Он усмехнулся. Пососал трубку.
— Ну да…
— Что «ну да»?
— Совсем, что ли, не потребляете?
— Нет.
— Теперь понятно, — сказал он загадочно.
— Что вам понятно?
— Вы все время выступаете насчёт выпивки…
Я улыбнулся:
— Мне кажется, вас этот вопрос задевает…
— Ничего подобного. Выпиваю, как все. Не больше других. В наше время без этого не обойтись.
— Вы так считаете?
— У людей теперь все чаще наступает стрессовое состояние. Чем его можно снять? Немного выпить… В США, например, ищут заменитель алкоголю. Проблема!
— Вы же шофёр.
Коломойцев закинул ногу на ногу:
— Ну и что? Почему-то творческим работникам это разрешается. Им это необходимо для вдохновения. А простым смертным — запрет. Они не люди…
— Уверяю вас, когда человека забирают в вытрезвитель, не смотрят, простой он гражданин или известный артист, писатель, композитор…
Коломойцев решил меня поддеть:
— А если академик, тоже забирают?
— Положение для всех общее.
— Ну да, выступайте.
— Мне кажется, мы отвлеклись. Как вы этого ,ни хотите, вернёмся к вашей выпивке. Итак, Залесский в ту ночь оставался у вас ночевать?
— Да.
— А кто ухаживал за ним, когда ему стало плохо?
— Наверное, Евдокия Дмитриевна, моя хозяйка. Я спал.
— Вы, значит, не помните, что с ним было?
— Откуда! Узнал только наутро.
— Вы спали и ничего не слышали?
— Не слышал. Проснулся только утром.
— Хорошо. Станислав, какие взаимоотношения были в семье Залесских?
— По-моему, они отлично умели жить вместе, хотя и любили друг друга…
Я посмотрел на него почти с удивлением. Откуда у молодого парня такая формулировка?
— На основании чего вы это заключаете?
— Я доверяю прежде всего своим чувствам.
— Видите ли, для протокола чувства — вещь в какой-то степени нематериальная…
— А мне кажется, это, самое главное, — сказал он твёрдо.
— Хорошо. Давайте дальше. Вы, наверное, говорили с Залесским о жизни?
— Очень много.
— К примеру, как он относится к супружеской измене?
— Вы меня извините, но это мещанские разговоры.
— Понимаете, нам все-таки придётся остановиться на данном вопросе… важном для следствия. Как он относился к этому?
— По-моему, широко, по-современному…
— Конкретнее. Говорил ли он вам о том, что подозревает жену? Его реакция на это?
— Нет, он не подозревал её. Следовательно, какая может быть реакция? Помню, её уже увезли в район, он сидел на крыльце и выступал: «Зачем она это сделала?
Главное — жизнь. Все можно понять и простить. Зачем она это сделала…» Думаю, для него превыше всего было счастье Ани. Ну, а если изменила, что ж, жизнь есть жизнь.
Валерии, как мне кажется, понимал все это и мог простить. Он, повторяю, был большой души человек. Не копался в мелочах. Не захотел быть агрономом, бросил институт, захотел увидеть свет — пошёл простым моряком на корабль, решил написать роман о целине — поехал за— тысячи километров. И уж, конечно, какая-то там измена его не перевернула бы.
— А роман он написал?
— Сказал, что собирает материал пока… А потом… До этого ли было?
Итак, Залесский тоже без пяти минут агроном. Сведение интересное. Новое. Надо бы ознакомиться с его автобиографией в отделе кадров.
— С Аней они познакомились в институте?
— Да, она училась курсом младше.
— Интересная собой?
— Хорошее, славянское лицо, что-то в ней было… Между прочим, у Ципова есть плёнка. Можете посмотреть.
— Кто такой Ципов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80