Когда Олег сказал мне в январе, что этим летом решил участвовать в походе по Кавказским горам, это меня удивило. Я знал, что Макаров совершенно не выносит высоты. В прошлом году мы были в Карпатах. Пробовали свои силы на горных реках. Насколько Олег был бесстрашен и смел на самых опасных порогах, настолько терял самообладание даже на небольшой высоте. Узнав о его намерении идти в поход по Кавказу, я напомнил Олегу о Карпатах. Он сказал: „Клин вышибают клином. Надо же когда-нибудь избавиться от этого…“
Заключение судебно-медицинской экспертизы:
«…Боязнь высоты, или так называемая аэрофобия, замечается у довольно многих людей. Но иногда она может быть ярко выражена и проявляться в виде болезненного состояния. Страдающие аэрофобией не могут находиться на высоте. При этом они чувствуют угнетённость, безотчётный страх, теряют над собой контроль…
Не исключено, что, очутившись перед пропастью, Макаров мог потерять самообладание и плохо контролировать свои поступки.
Доктор медицинских наук профессор Т.Еремашвили, кандидат медицинских наук доцент М.Розова».
Мы со следователем сопоставили вновь установленные факты с теми, что были известны раньше. Как Макаров был угрюм и напряжён при переходах в горах, как боялся ставить свою палатку на отшибе, рядом с обрывом или краем скалы и, наконец, как он вошёл в злосчастный жёлоб, сразу натолкнувшись на камень… Он был волевым, мужественным парнем, но болезнь преодолеть не мог…
— Надо же, — сказала Гранская, — медицинская комиссия, обследовавшая Макарова перед походом, признала его здоровым по всем статьям.
— Да, — подтвердил я, — случай редкий…
— Что значит редкий? Вы хотите сказать, непредвиденный. Но на то она и комиссия, чтобы все предвидеть.
— Врач может выяснить и без вас болезнь, например, сердца — по давлению, кардиограмме, болезнь почек, желудка — по различным анализам. Но если вы скрываете болезнь психики, то обнаружить её трудно…
— Тоже верно, — согласилась Инга Казимировна. Она вздохнула. — Ну, а как дальше с делом Емельяновой?
— Прекратим за отсутствием состава преступления. И ещё у меня к вам просьба: подготовьте, пожалуйста, материал для газеты. Мы с вами знаем, что Емельянова невиновна. Об этом должны узнать все.
«ДЕНЬГИ»
Стоял июль. Жаркий, застывший в знойном оцепенении. Редкие перистые облака призрачно появлялись на небе и таяли под солнцем. В прокуратуре ходил по комнатам горячий сквозняк.
Позвонили из милиции и сообщили: какая-то старуха из Восточного посёлка заявила, что квартирант занимается изготовлением фальшивых денег.
Прямо фантастика! У нас, в Зорянске, — фальшивомонетчик! Да ещё в Восточном посёлке! Где бродят по пыльным улочкам осоловелые куры, млеют на солнце среди огородов и садов старые, покосившиеся избы, помнившие все беды России, начиная с японской войны…
Ко мне зашла Гранская.
— Дело о хищении в магазине я закончила, — сказала она, усаживаясь напротив. — Завтра-послезавтра представлю обвинительное заключение.
— Так завтра или послезавтра?
— Послезавтра. Чтобы быть точной.
— Хорошо. Что у вас ещё?
— Квартирная кража и пожар в совхозе «Коммунар».
Я помолчал. Гранская тоже. Видимо, ей хотелось поговорить о личных делах.
— Мне кажется, Захар Петрович, вы на меня в большой обиде? — Гранская закурила сигарету.
Проработав пятнадцать лет следователем, она вдруг неожиданно для всех, кто её знал, решила уйти из прокуратуры. Жаль было терять такого опытного работника.
— Нет. Просто не совсем понимаю мотивы. Мне казалось, вы увлечены своим делом. А не будет скучно? После такой работы — и начальник отдела кадров на заводе: бумажки, анкеты…
— Кстати, не только бумажки. Но и люди. Это больше подходит для женщины. Тем более — в моих летах.
— Насчёт лет — рановато заговорили. — Я невольно улыбнулся. — Ей ни за что не дашь сорок.
— И правильно, — в тон ответила она. — С женщинами о летах говорить не принято.
— Оклад у вас будет выше, я понимаю…
— Выше. — Инга Казимировна нахмурилась, смяла сигарету в пепельнице. — Но это, как вы знаете, не основное. Хотя тоже имеет значение. Почему-то мы ужасно стесняемся говорить о деньгах. Но они существуют и играют в жизни человека немаловажную роль.
— Деньги, деньги… По-моему, они производное, а не главное в жизни. Не принимайте на свой счёт. Я говорю вообще… Когда вы думаете уходить?
— Когда закончу дела.
— А вас будут ждать?
— Да. Человек уходит на пенсию. Месяц раньше, месяц позже — не так важно…
Снова раздался звонок из милиции. Начальник РОВДа майор Никулин.
— При обыске изъят чемоданчик с деньгами.
Я чуть не подскочил от удивления. А когда справился о сумме, то ответ ошарашил меня ещё больше.
— Сорок девять тысяч девятьсот рублей.
— С ума сойти можно! — не сдержался я.
— Что? — переспросил майор.
— Без сотни пятьдесят тысяч?
— Копейка в копейку, товарищ прокурор…
Да, сумма чудовищная для нашего городка…
…У майора в кабинете царила та летняя зыбкая прохлада, которую держат толстые кирпичные стены.
На тяжёлом двухтумбовом столе с белым мраморным пресс-папье — раскрытый чемоданчик. Обшарпанный по углам, с неровными царапинами. Радужные переливы ассигнаций крупного достоинства, сложенных не очень бережно, как ссыпанные из колоды карты.
Старуха в платочке сидела возле стола начальника, стараясь выпрямить свою согбенную спину. Так часто сидят люди в присутственных местах.
Допрос вёл майор. Записывал младший лейтенант милиции.
— Давай, мамаша, говори. — И пояснил мне, кивнув на старуху. — Товарищ Шатрова, домовладелица.
Она поднесла к голове костлявую коричневую руку, заправила волосы под платок. Я заметил — платье опрятное, глаженое, как и платочек.
Голос у старухи высокий. Губы собраны в складки.
— Стою я, значит, вчера за корытом, — продолжала она свой рассказ. — Сына Евгения обстирать же надо. Все на моих плечах. Часов пять было. Миша пришёл…
— Луговой? — уточнил майор.
— Ага, — кивнула старушка. — Квартирант наш. И говорит мне: баба Тоня, Женька напился. Где, спрашиваю? В буфете, у водокачки. А сама не пойму, с каких это шишей Женька выпивку купил? С утра клянчил целковый, но я не дала. У дружков его не бывает денег. Пьяницы…
— Хорошо, — кивнул Никулин. — Луговой, ваш квартирант, сообщил, что сын пьяный…
— Ага. Побегла я до буфета. Знаете, Розка там торгует. Женька уже хорош. Я ему: бессовестный, прости господи, как тебе не стыдно сшибать копейки да пропивать? А он весёлый такой. Ерунда, говорит, на свои пью. Вокруг дружки гогочут, винищем да табачищем прёт, страсть. Твой, говорят, Женька — миллионер! Сотнями расплачивается…
— Сотнями, говорите? — переспросил Никулин.
— Ага. Думаю, шутят. Откуда у Евгения такие деньги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Заключение судебно-медицинской экспертизы:
«…Боязнь высоты, или так называемая аэрофобия, замечается у довольно многих людей. Но иногда она может быть ярко выражена и проявляться в виде болезненного состояния. Страдающие аэрофобией не могут находиться на высоте. При этом они чувствуют угнетённость, безотчётный страх, теряют над собой контроль…
Не исключено, что, очутившись перед пропастью, Макаров мог потерять самообладание и плохо контролировать свои поступки.
Доктор медицинских наук профессор Т.Еремашвили, кандидат медицинских наук доцент М.Розова».
Мы со следователем сопоставили вновь установленные факты с теми, что были известны раньше. Как Макаров был угрюм и напряжён при переходах в горах, как боялся ставить свою палатку на отшибе, рядом с обрывом или краем скалы и, наконец, как он вошёл в злосчастный жёлоб, сразу натолкнувшись на камень… Он был волевым, мужественным парнем, но болезнь преодолеть не мог…
— Надо же, — сказала Гранская, — медицинская комиссия, обследовавшая Макарова перед походом, признала его здоровым по всем статьям.
— Да, — подтвердил я, — случай редкий…
— Что значит редкий? Вы хотите сказать, непредвиденный. Но на то она и комиссия, чтобы все предвидеть.
— Врач может выяснить и без вас болезнь, например, сердца — по давлению, кардиограмме, болезнь почек, желудка — по различным анализам. Но если вы скрываете болезнь психики, то обнаружить её трудно…
— Тоже верно, — согласилась Инга Казимировна. Она вздохнула. — Ну, а как дальше с делом Емельяновой?
— Прекратим за отсутствием состава преступления. И ещё у меня к вам просьба: подготовьте, пожалуйста, материал для газеты. Мы с вами знаем, что Емельянова невиновна. Об этом должны узнать все.
«ДЕНЬГИ»
Стоял июль. Жаркий, застывший в знойном оцепенении. Редкие перистые облака призрачно появлялись на небе и таяли под солнцем. В прокуратуре ходил по комнатам горячий сквозняк.
Позвонили из милиции и сообщили: какая-то старуха из Восточного посёлка заявила, что квартирант занимается изготовлением фальшивых денег.
Прямо фантастика! У нас, в Зорянске, — фальшивомонетчик! Да ещё в Восточном посёлке! Где бродят по пыльным улочкам осоловелые куры, млеют на солнце среди огородов и садов старые, покосившиеся избы, помнившие все беды России, начиная с японской войны…
Ко мне зашла Гранская.
— Дело о хищении в магазине я закончила, — сказала она, усаживаясь напротив. — Завтра-послезавтра представлю обвинительное заключение.
— Так завтра или послезавтра?
— Послезавтра. Чтобы быть точной.
— Хорошо. Что у вас ещё?
— Квартирная кража и пожар в совхозе «Коммунар».
Я помолчал. Гранская тоже. Видимо, ей хотелось поговорить о личных делах.
— Мне кажется, Захар Петрович, вы на меня в большой обиде? — Гранская закурила сигарету.
Проработав пятнадцать лет следователем, она вдруг неожиданно для всех, кто её знал, решила уйти из прокуратуры. Жаль было терять такого опытного работника.
— Нет. Просто не совсем понимаю мотивы. Мне казалось, вы увлечены своим делом. А не будет скучно? После такой работы — и начальник отдела кадров на заводе: бумажки, анкеты…
— Кстати, не только бумажки. Но и люди. Это больше подходит для женщины. Тем более — в моих летах.
— Насчёт лет — рановато заговорили. — Я невольно улыбнулся. — Ей ни за что не дашь сорок.
— И правильно, — в тон ответила она. — С женщинами о летах говорить не принято.
— Оклад у вас будет выше, я понимаю…
— Выше. — Инга Казимировна нахмурилась, смяла сигарету в пепельнице. — Но это, как вы знаете, не основное. Хотя тоже имеет значение. Почему-то мы ужасно стесняемся говорить о деньгах. Но они существуют и играют в жизни человека немаловажную роль.
— Деньги, деньги… По-моему, они производное, а не главное в жизни. Не принимайте на свой счёт. Я говорю вообще… Когда вы думаете уходить?
— Когда закончу дела.
— А вас будут ждать?
— Да. Человек уходит на пенсию. Месяц раньше, месяц позже — не так важно…
Снова раздался звонок из милиции. Начальник РОВДа майор Никулин.
— При обыске изъят чемоданчик с деньгами.
Я чуть не подскочил от удивления. А когда справился о сумме, то ответ ошарашил меня ещё больше.
— Сорок девять тысяч девятьсот рублей.
— С ума сойти можно! — не сдержался я.
— Что? — переспросил майор.
— Без сотни пятьдесят тысяч?
— Копейка в копейку, товарищ прокурор…
Да, сумма чудовищная для нашего городка…
…У майора в кабинете царила та летняя зыбкая прохлада, которую держат толстые кирпичные стены.
На тяжёлом двухтумбовом столе с белым мраморным пресс-папье — раскрытый чемоданчик. Обшарпанный по углам, с неровными царапинами. Радужные переливы ассигнаций крупного достоинства, сложенных не очень бережно, как ссыпанные из колоды карты.
Старуха в платочке сидела возле стола начальника, стараясь выпрямить свою согбенную спину. Так часто сидят люди в присутственных местах.
Допрос вёл майор. Записывал младший лейтенант милиции.
— Давай, мамаша, говори. — И пояснил мне, кивнув на старуху. — Товарищ Шатрова, домовладелица.
Она поднесла к голове костлявую коричневую руку, заправила волосы под платок. Я заметил — платье опрятное, глаженое, как и платочек.
Голос у старухи высокий. Губы собраны в складки.
— Стою я, значит, вчера за корытом, — продолжала она свой рассказ. — Сына Евгения обстирать же надо. Все на моих плечах. Часов пять было. Миша пришёл…
— Луговой? — уточнил майор.
— Ага, — кивнула старушка. — Квартирант наш. И говорит мне: баба Тоня, Женька напился. Где, спрашиваю? В буфете, у водокачки. А сама не пойму, с каких это шишей Женька выпивку купил? С утра клянчил целковый, но я не дала. У дружков его не бывает денег. Пьяницы…
— Хорошо, — кивнул Никулин. — Луговой, ваш квартирант, сообщил, что сын пьяный…
— Ага. Побегла я до буфета. Знаете, Розка там торгует. Женька уже хорош. Я ему: бессовестный, прости господи, как тебе не стыдно сшибать копейки да пропивать? А он весёлый такой. Ерунда, говорит, на свои пью. Вокруг дружки гогочут, винищем да табачищем прёт, страсть. Твой, говорят, Женька — миллионер! Сотнями расплачивается…
— Сотнями, говорите? — переспросил Никулин.
— Ага. Думаю, шутят. Откуда у Евгения такие деньги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88