— Мог бы, — сказал я, не удержавшись.
Жаров вздохнул:
— Да, ошибка, товарищ прокурор. Моя ошибка… — Он замолчал.
— Дальше.
— Как она успела отхлебнуть из бутылочки, ума не приложу…
— Где бутылка?
— Отправили на анализ. Сразу.
Я повернулся к судмедэксперту.
— Мне кажется, тиофос. Очень сильный яд, — словно продолжила рассказ Хлюстова. — От вредителей. Им многие пользуются на садовых и огородных участках… Они правильно действовали, — кивнула она на Жарова, — попытались прочистить желудок. Но, в общем, бесполезная штука. Она скончалась почти мгновенно. Я, конечно, ввела камфору. Массаж сердца, искусственное дыхание. Как говорится, мёртвому припарка…
— Да, — перебил следователь, — перед смертью Митенкова успела сказать: «Он не виноват. Я сама…»
— Вы занесли это в протокол?
— А как же? — обиделся лейтенант. — Неужели думаете, я совсем уж?..
Я и сам почувствовал, что, может быть, зря так цепляюсь к нему. То, что случилось с Митенковой, могло случиться и у более опытного следователя.
Уверен, что этот урок Жарову — на всю жизнь. Но в данной ситуации это мало утешало.
— Хорошо, продолжайте, — попросил я.
— Когда товарищ Хлюстова констатировала смерть Митенковой, что нам оставалось делать? Не сидеть же сложа руки. Продолжили обыск… Дошли, значит, до сундука. Открываю его и, поверите, аж отскочил в сторону. Лежит человек и смотрит на меня. Как с того света… Домовой какой-то…
С лёгкой руки Жарова старика, прятавшегося в сундуке, мы между собой стали называть Домовым.
— И что он?
— Да ничего. Смотрит и все. Как ни пытались из него хоть слово вытянуть
— молчит…
— Как вы думаете, — обратился я к судмедэксперту, — в чем дело?
— Может быть, шок? От испуга. Явно что-то с психикой… Борис Матвеевич приедет, он сразу разберётся.
— Да, — протянул я, соображая, — когда-то он доберётся сюда…
Межерицкий был главным врачом психоневрологического диспансера, расположенного в посёлке Литвиново. Это километров двадцать пять от Зорянска. Пока он соберётся, потом ехать по мокрому шоссе, по нашим непролазным улицам…
— Не раньше чем через час, — как бы читая мои мысли, подытожил следователь.
— Но я, увы, здесь бессильна, — развела руками Хлюстова.
— Понимаю, — кивнул я. — Так что можете ехать.
— Все-таки врач, — улыбнулась она. — Дождусь Бориса Матвеевича. На всякий случай…
— Обжегшись на молоке… — усмехнулся я. — Тогда, может быть, вы ещё раз попробуете разговорить его?
— Попробовать можно. — Хлюстова прошла к старику.
— А мы, Константин Сергеевич, давайте побеседуем с соседями, что живут на другой половине дома.
— Пожалуйста, товарищ прокурор. Я посылал специально на работу за хозяином. Можно пригласить?
— Конечно.
То, что следователь проявил оперативность, вызвав соседей для опознания, было хорошо.
Все, кто ни заходил в дом — понятые, санитары, работники милиции, — были мокрые от дождя. Сосед Митенковой, Клепков, появился на пороге сухой. Даже ботинки…
Он был напуган происходящим, держался настороже и при допросе говорил, обдумывая каждое слово.
— Этого человека не видал отродясь и никогда о нем не слышал, — сказал он по поводу Домового размеренно и с расстановкой. — А живу в этом доме седьмой год.
— Как он вам достался: купили или по наследству? — спросил я.
— Купил. Документы у меня имеются. В порядке. Могу принести.
— Потом. Если понадобятся… Вы часто заходили на половину Митенковой?
— Чтобы не соврать, раза два, может, заглянул. Но соседке это не понравилось…
— Давно это было? — поинтересовался я.
— Давненько. Только мы въехали. Дай, думаю, поближе познакомлюсь. Жить-то ведь рядышком, через стенку. Хоть и предупреждал бывший хозяин, что Валерия Кирилловна ни с кем не знается… И правда, дальше сеней не пустила. Я, впрочем, не обиделся. У каждого свой характер. Как говорится, кому нравится арбуз, а кому — свиной хрящик…
— У вас хорошо слышно, что творится на этой половине?
— Нет, не слыхать.
— Ни звука? — удивился следователь. — Я в большом живу, с бетонными перекрытиями, и слышно. А это самоделка…
— Конечно, когда она ночью ходила по комнатам, немного слышно. Ночью вокруг тихо, — поправился Клепиков. — Мы все с женой дивились: как это человек себя не бережёт? Днём на работе и ночью отдыха не знает. Разве можно так жить? И ведь одна. Какие-такие особые хлопоты могут быть? Не скрою, удивлялись, когда же спит Валерия Кирилловна…
— А разговоров, других звуков? — снова спросил я.
— Такого не было, — признался сосед. — Даже ни радио, ни телевизора. В этом смысле — отдыхай в любое время, не беспокоят…
Скоро мы Клепикова отпустили. И через несколько минут он вышел со двора. В длинной, до земли, плащ-накидке. С капюшоном. Потому и был сухой…
— Что вы скажете, Константин Сергеевич?
— Странно, товарищ, прокурор, — ответил Жаров. — Судя по комфорту, старик прожил у Митенковой не один день. Посмотрите: даже дырочки для воздуха предусмотрены. И сделаны не вчера…
Хлюстова так ничего и не добилась от Домового. А Межерицкий все задерживался. Я уехал в райком, где меня ждали по другому поводу, но я, естественно, рассказал и о Домовом. Там очень заинтересовались этим случаем. Заинтересовались и в области. Строили разные предположения. Одни говорили, что Домовой — скрывающийся уголовник, другие — дезертир военных лет, а третьи считали, что несчастный старик — сам жертва преступления…
По городу поползли самые невероятные слухи, вплоть до объявления Домового святым мучеником.
Чтобы рассеять догадки и слухи, нужно было установить личность старика. Проверка была поручена следователю Жарову, а меня секретарь райкома, а потом и прокурор области просили «помочь и проконтролировать».
На следующий день следователь сидел у меня в прокуратуре с документами, какие удалось собрать за короткое время.
— Вот прежде всего материалы обыска, — сказал Жаров. — Весь дом перевернули. Чердак, подпол, все.
— Сначала о Митенковой, — попросил я, принимая от него папку.
— Возраст — около пятидесяти лет. В Зорянске проживает с тридцатого года. Полдома досталось от отца, ушедшего на фронт в самом начале войны и вскоре погибшего. Мать её в июне сорок первого гостила у своих родственников в Полоцке. Пропала без вести. Брат Митенковой тоже ушёл на войну в первые дни. Картина насчёт него неясная. Похоронки или других каких-либо сведений о нем в бумагах покойной не обнаружено… На керамическом заводе Митенкова работала со дня его основания, то есть с сорок девятого года. До этого была учётчицей на хлебозаводе. Всю войну, вплоть до поступления на последнюю работу.
— Она не эвакуировалась?
— Нет. Прожила при немцах в Зорянске… Любопытные листовки сохранились у неё со времён войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88