Он снова поцеловал ее. Оказывается, она поняла.
— Ну как, правильно? — спросила она.
— Не спрашивай меня, глупышка! Если тебе понравилось, значит, было правильно! — Она снова протянула ему губы, видно, ей понравилось. Он крепче прижал ее к себе. Очень осторожно, чтобы не испугать, положил ей руку на грудь. Она хотела что-то возразить, но он теснее прижал к себе ее голову и расстегнул ей платье до пояса. Под ним был только купальный костюм. Он ощутил ее теплую кожу, снял бретельку купальника с ее плеча и легко-легко, словно дуновением ветерка, коснулся копчиками пальцев выпуклости груди.
Она вздохнула: «Мне страшно». Но обвила его шею обнаженной прохладной рукой.
Он пришел в себя и так испугался, что чуть не оттолкнул ее.
— Что с тобой? — спросила она.
Он снова притянул ее к себе, очень нежно, и сказал, погрузив рот в ее волосы:
— Ничего. Ты прелесть. Ты… похожа на эльфа.
Она сказала наивно:
— Ты прав…
— В чем же это я прав?
— Что не хочешь быть моим братом.
Это доконало его.
— Когда кончится война, — сказал он, — я сразу же за тобой приеду. Если к тому времени ты меня не забудешь.
— Я!.. Тебя забуду!.. — воскликнула она. Он поднялся и несколько шагов пронес ее на руках, а когда опустил на землю, она с секунду лежала на его груди, точь-в-точь как девочка в красных башмачках. Он беспомощно прижал ее к себе и спрятал лицо в ее волосах.
Медленно брел он кривыми улочками. Вольцов еще не приходил. Хольт долго сидел у открытого окна. Летняя ночь просвечивала насквозь, до самой реки.
Уже в первом часу ночи Вольцов ввалился в комнату, весь в поту и в пыли.
— Вот это был поход так поход — форсированный марш! На, получай наши железные доспехи! — Он бросил на стол тяжелый сверток. Кожаные сумки пистолетов отсырели и зацвели плесенью. Хольт подержал в руке бельгийский браунинг. Несколько ржавых пятен на вороненой стали легко оттерлись. Они курили сигары и чистили оружие. Вольцов был сегодня особенно неразговорчив и угрюм.
— Что-нибудь случилось? — спросил Хольт.
— Со мной? Ничего! — отвечал Вольцов.
Он оттянул назад затвор «вальтера», заложил патрон, прицелился в чучело куропатки и нажал на спусковой крючок. В тесной комнате выстрел прозвучал с силой разорвавшейся гранаты, пороховой дым повалил в открытое окно. Вольцов бросил пистолет на стол. Все в доме зашевелилось. Кто-то внизу завопил:
— Что у вас там стряслось, ради бога!
— Молчать! — заорал Вольцов, бросаясь к двери. — А то еще не так загремлю!
Он снова сел на кровать.
— Ну а ты как? — спросил он мрачно. — Навестил свою кралю? Что она, в самом деле немножко того?.. Это травматические неврозы, они особенно распространены в военное время, их так и называют — военные неврозы; нарушение нормальных реакций. Такие явления известны были и раньше, я читал о них еще у Альтгельта в его «Санитарной службе во время войны». В большинстве случаев — чистейшая симуляция! Знаешь, как поступали в лазаретах шестнадцатого армейского корпуса в первую мировую? Этим больным прописывали тяжелейшую физическую нагрузку — этакие ирогончики часа на четыре да раза по три в день. Оказывало волшебное действие! Поверишь ли, не проходило недели, как все эти дрожательные параличи и контрактуры отправлялись на фронт.
Засыпая на своей раскладушке, Хольт все еще видел Вольцова за столом: с угрюмо замкнутой физиономией склонялся он над стопкой клеенчатых тетрадок.
На следующее утро, часов в одиннадцать, Хольта разбудил стук в дверь:
— Почта! Вас просят вниз!
Почтальонша заставила обоих расписаться в рассыльной книге. Едва Хольт взглянул на конверт и увидел штемпель «Освобождено от почтовых сборов», как ноги у него подкосились, и он прислонился к дверной притолоке.
Вольцов разорвал конверт и прочел вслух:
— «Вам надлежит явиться… — подумай только, это было уже позавчера» — …в лагерь трудовой повинности 2/461…» — Они снова прошли наверх. Вольцов принялся отчищать свое обмундирование. Повестки были посланы из Гельзенкирхена на их батарею, а оттуда переадресованы Вольцову домой.
— Давай сюда Зеппа! — приказал Вольцов. Но Хольт побежал в противоположном направлении.
Он без труда нашел дом, отворил рывком дверь и взбежал вверх по лестнице. Здесь было темно, пахло затхлостью и прелью. За первым же поворотом стояла на коленях Гундель и скребла щеткой деревянные ступени. Заслышав его шаги, она повернула голову. При виде Хольта лицо ее просветлело. Она была босая, в сером закрытом фартуке. В замешательстве она тыльной стороной руки смахнула со лба нависшие пряди волос.
— Я уезжаю! — сказал он. — Нам необходимо еще раз встретиться.
— Уезжаешь? — спросила она растерянно. — Уже сегодня?
Наверху хлопнула дверь. Женский голос крикнул:
— Гундель! С кем это ты там развлекаешься? \От Хольта не укрылось, как вздрогнула Гундель, она быстро приложила палец ко рту и снова взялась за работу. Высокая плотная женщина с всклокоченными патлами вышла на лестницу и, перегнувшись через перила, разразилась бранью. Увидев Хольта, она испугалась:
— Здравствуйте! Чего вам здесь нужно?
— Хайль Гитлер! — гаркнул Хольт и щелкнул каблуками. Про себя он подумал: погоди, я тебя проучу! — Пора уже привыкнуть, мадам: не здравствуйте, а хайль Гитлер! Неслыханное безобразие!
Лицо женщины налилось кровью.
— Это вы мне говорите? Нашли кого учить!
— Вот именно, что вам! — крикнул Хольт, охваченный свирепым торжеством. Он даже попробовал подражать Кутшере: — Молчать, когда я говорю! Слушаться! Что за бандитское поведение!
Женщина опасливо покосилась наверх, где кто-то с шумом отворил дверь.
— Да потише вы!..
Подбитые гвоздями башмаки тяжело спустились по ступеням, и над перилами склонился коренастый детина с лысиной и седеющей бородкой клином. Он был в черных рейтузах и сапогах, сквозь сетку просвечивала волосатая грудь.
— Что у вас тут случилось? — спросил он. Держаться до конца! — сказал себе Хольт. Все равно путь назад отрезан!
— Что такое? — пролаял он. — Эта женщина встречает меня, будто мы по меньшей мере в Польше! Привязать к дереву и отстегать плетью!
Это возымело действие.
— Опять ты, немытая харя, распустила свой длинный язык… — взъелся детина на свою дюжую супругу. — Ну-ка, выкатывайся. — И, повернувшись к Хольту: — Успокойся, камрад!.. Чего тебе, собственно, нужно?
А теперь планомерное отступление, подумал Хольт.
— Я хочу навестить родителей товарища, павшего в бою. Их фамилия Надлер. Это где-то здесь.
— Надлер? — повторил субъект на площадке и задумался. — Нет, ты брат, обознался, не туда попал! Но все равно, пойдем наверх, потолкуем.
Хольт заколебался. Однако любопытство превозмогло, и он поднялся наверх.
В большой жилой комнате, служившей и кухней, возились на полу пятеро ребятишек, шестой лежал у окна в бельевой корзине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153