Покуда у человека есть друзья, жить можно! — размышлял Хольт. Друзья, с легкой неприязнью подумал Хольт. А разве между ним и Вольцовом не пробежала черная кошка? Но ему вспомнилась заброшенная вилла, летние дни на пляже… и Ута! Об Уте он думал со стесненной душой. И тут у него мелькнула мысль о фрау Цише.
Нельзя было уезжать в отпуск, не повидав ее. А вдруг она вырвется из дому и поедет с ним, как тогда на рождество? Грустные мысли полезли ему в голову. Может ли это повториться? Как странно! Со всеми он в разладе! Он быстро переоделся.
— Куда? — спросил его Вольцов.
— К зубному.
Вольцов ухмыльнулся. Но раздался сигнал тревоги. Вольцов в одних трусах побежал к орудию, захватив комбинезон.
В окопе нечем было дышать, солнце отвесными лучами припекало голову. Хольт, обливаясь потом в своей суконной форме, напрасно искал укрытия в блиндаже. Земля так прогрелась, что из ниши полыхало жаром, как из печки. Он скинул мундир. Один из силезцев, Шредер, заменял его сегодня у поворотного.
— По местам! — скомандовал Цише, он тоже был в выходной форме. Все надели каски. — Отдельные скоростные самолеты противника…
— Все те же неизменные «москиты», — ввернул Гомулка. Вольцов стащил рукавицу и присел на станину.
— «Хеви-ленд-Москито», — сказал он задумчиво, словно про себя. — Разведывательные невооруженные самолеты. Летят так быстро, что наши истребители могут их догнать, только войдя в пике.
— Где это ты черпаешь такие сведения? — покосился на него Цише.
Вольцов бросил на землю окурок. — Читай «Фелькишер беобахтер», дружище! И не только лозунги, читай статьи и передовицы! Ты, правда, неплохой национал-социалист, но как военный, слишком узко мыслишь.
— Основное направление — девять! — скомандовал Цише. Послышались отдаленные раскаты пушечных выстрелов. — Это 128-миллиметровки в Ботропе.
Вольцов снова напялил рукавицу.
— Выдавая правильную военную информацию за вражескую пропаганду, ты только расписываешься в своем убожестве, — продолжал он наставительно. — Этак ты и фюрера обвинишь во вражеской пропаганде, ведь он считает положение серьезным.
В городах сирены провыли отбой. Цише включил микрофон.
— «Антон» понял! Отбой! Скоростные самолеты противника направились в глубь страны… Двоим оставаться у орудия. Остальные могут идти обедать.
— Я остаюсь! — сказал Вольцов. — Зепп, притащи мне сюда мой обед!
Хольт надел мундир и побежал на командирский пункт. Готтескнехт нахмурился.
— Ровно в семнадцать быть на месте! И, сидя у врача, слушать радио. Как только сообщат о приближении бомбардировщиков, возвращайтесь!
Хольт бегом направился к трамваю. Доехав до главного вокзала, он дальше пошел пешком. Спустя минуту он уже звонил у дверей фрау Цише. Она расхаживала по квартире в купальном костюме, в кухне стояли на льду бутылки пива.
— Последние бомбежки так напугали Цише, что он зовет меня к себе в Краков. К тому же здесь меня едят поедом за то, что у нас большая квартира. Цише предлагает сдать две комнаты, чтобы избежать разговоров, будто члены партии используют свое положение в личных интересах.
— Подождала бы, когда меня отправят на трудовую повинность. Нас освидетельствовали на той неделе. Остается каких-нибудь полтора месяца.
— Ведь надо же выдумать: зовет меня в Краков, а туда вот-вот нагрянут русские! Я уж предпочитаю бомбоубежище у себя дома!
— У меня есть план, — сказал Хольт. — Слушай!
Она долго обдумывала его предложение.
— Да, заманчиво! — сказала она. — Я знаю местечко в Баварском лесу… Но нет! Никуда это не годится! У тебя отпуск, ты не едешь домой, а я в то же время уезжаю в неизвестном направлении! Это же всем бросится в глаза.
Хольт страшно огорчился.
— Придумай что-нибудь, можно же найти отговорку. Но она решительно покачала головой.
— Нет, нельзя так рисковать. Это было бы чудесно, но чересчур рискованно… Другое дело, если бы за мной не шпионил мой пасынок, — прибавила она немного погодя.
— Твой пасынок! — рассердился Хольт. — Вечно он становится у меня на дороге, скотина этакая!
— Успокойся, — сказала она.
— По крайней мере не уезжай, пока нас не отправят на трудовую повинность, — взмолился он, — ты же видишь, как я одинок!
— Брось киснуть! У тебя для этого нет оснований! Когда на коротких волнах передали: «В Германском воздушном пространстве боевых соединений противника не обнаружено», Хольт лежал рядом с фрау Цише на кровати. Окна спальни были широко открыты. Он все еще пытался ее уговорить:
— А нет ли у тебя родственников, на которых ты могла бы сослаться?
— Нет, нет, об этом нечего и думать, мне самой ужасно жаль!
Хольту послышались шаги в коридоре. Но он, должно быть, ошибся!
— А если бы ты поехала вперед, — настаивал он, — а я потом к тебе присоединился? Уж это никому не бросится в глаза.
Но тут дверь отворилась, и на пороге спальни показался Цише — старший курсант Цише собственной персоной. На правой руке у него болталась каска. Хольт вздрогнул и накрыл фрау Цише одеялом.
— Ага!.. Ага!.. Ага!.. — только и мог произнести Цише, не успели они опомниться, а он уже исчез, как привидение. Дверь так и осталась настежь. Входную он за собой захлопнул.
— Свинья, подлая свинья! — в ярости бормотал Хольт, фрау Цише трясло от страха. Она была страшно бледна.
— Боже мой! Боже мой!.. — Хольт пытался ее успокоить, но она ничего не хотела слышать. — Я пропала, пропала… Он напишет отцу.
Эта перспектива испугала и Хольта. В голове его роились вялые, неповоротливые мысли. Как теперь быть? Надо обратиться к Гильберту, пусть Цише даст клятву, что никому не расскажет, подумал он сперва. И тут же отверг эту мысль. На Вольцова рассчитывать не приходится, а Цише скорее даст себя удавить, чем откажется от возможности погубить мачеху вместе с Хольтом. Хольт сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и думал: проклятие, этого еще не доставало!
Фрау Цише лежала пластом, не в силах пошевелиться. Она как-то сразу осунулась и постарела.
— Он меня прогонит, — шептала она, — он меня прогонит без всяких!
— Погоди огорчаться! — уговаривал ее Хольт. — Ничего он не узнает, об этом позабочусь я! — Он понятия не имел, как это сделать, но до позиции далеко, авось по дороге что-нибудь придет в голову. Он встал, собрал свои вещи и направился в ванную. Подставил голову под холодный кран. Фрау Цише последовала за ним. Несмотря на жару, ее знобило.
— Лишь бы он не написал отцу, — говорила она уже спокойнее. — Вернер, сделай с ним, что хочешь! Лишь бы он не написал отцу! Ты не знаешь старика Цише, он страшно самолюбив и мстителен.
Страх охватил Хольта. Он причесался, отбросил расческу и сказал:
— Там видно будет!
Он отправился на батарею. Конечно, ему и по дороге ничего не пришло в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Нельзя было уезжать в отпуск, не повидав ее. А вдруг она вырвется из дому и поедет с ним, как тогда на рождество? Грустные мысли полезли ему в голову. Может ли это повториться? Как странно! Со всеми он в разладе! Он быстро переоделся.
— Куда? — спросил его Вольцов.
— К зубному.
Вольцов ухмыльнулся. Но раздался сигнал тревоги. Вольцов в одних трусах побежал к орудию, захватив комбинезон.
В окопе нечем было дышать, солнце отвесными лучами припекало голову. Хольт, обливаясь потом в своей суконной форме, напрасно искал укрытия в блиндаже. Земля так прогрелась, что из ниши полыхало жаром, как из печки. Он скинул мундир. Один из силезцев, Шредер, заменял его сегодня у поворотного.
— По местам! — скомандовал Цише, он тоже был в выходной форме. Все надели каски. — Отдельные скоростные самолеты противника…
— Все те же неизменные «москиты», — ввернул Гомулка. Вольцов стащил рукавицу и присел на станину.
— «Хеви-ленд-Москито», — сказал он задумчиво, словно про себя. — Разведывательные невооруженные самолеты. Летят так быстро, что наши истребители могут их догнать, только войдя в пике.
— Где это ты черпаешь такие сведения? — покосился на него Цише.
Вольцов бросил на землю окурок. — Читай «Фелькишер беобахтер», дружище! И не только лозунги, читай статьи и передовицы! Ты, правда, неплохой национал-социалист, но как военный, слишком узко мыслишь.
— Основное направление — девять! — скомандовал Цише. Послышались отдаленные раскаты пушечных выстрелов. — Это 128-миллиметровки в Ботропе.
Вольцов снова напялил рукавицу.
— Выдавая правильную военную информацию за вражескую пропаганду, ты только расписываешься в своем убожестве, — продолжал он наставительно. — Этак ты и фюрера обвинишь во вражеской пропаганде, ведь он считает положение серьезным.
В городах сирены провыли отбой. Цише включил микрофон.
— «Антон» понял! Отбой! Скоростные самолеты противника направились в глубь страны… Двоим оставаться у орудия. Остальные могут идти обедать.
— Я остаюсь! — сказал Вольцов. — Зепп, притащи мне сюда мой обед!
Хольт надел мундир и побежал на командирский пункт. Готтескнехт нахмурился.
— Ровно в семнадцать быть на месте! И, сидя у врача, слушать радио. Как только сообщат о приближении бомбардировщиков, возвращайтесь!
Хольт бегом направился к трамваю. Доехав до главного вокзала, он дальше пошел пешком. Спустя минуту он уже звонил у дверей фрау Цише. Она расхаживала по квартире в купальном костюме, в кухне стояли на льду бутылки пива.
— Последние бомбежки так напугали Цише, что он зовет меня к себе в Краков. К тому же здесь меня едят поедом за то, что у нас большая квартира. Цише предлагает сдать две комнаты, чтобы избежать разговоров, будто члены партии используют свое положение в личных интересах.
— Подождала бы, когда меня отправят на трудовую повинность. Нас освидетельствовали на той неделе. Остается каких-нибудь полтора месяца.
— Ведь надо же выдумать: зовет меня в Краков, а туда вот-вот нагрянут русские! Я уж предпочитаю бомбоубежище у себя дома!
— У меня есть план, — сказал Хольт. — Слушай!
Она долго обдумывала его предложение.
— Да, заманчиво! — сказала она. — Я знаю местечко в Баварском лесу… Но нет! Никуда это не годится! У тебя отпуск, ты не едешь домой, а я в то же время уезжаю в неизвестном направлении! Это же всем бросится в глаза.
Хольт страшно огорчился.
— Придумай что-нибудь, можно же найти отговорку. Но она решительно покачала головой.
— Нет, нельзя так рисковать. Это было бы чудесно, но чересчур рискованно… Другое дело, если бы за мной не шпионил мой пасынок, — прибавила она немного погодя.
— Твой пасынок! — рассердился Хольт. — Вечно он становится у меня на дороге, скотина этакая!
— Успокойся, — сказала она.
— По крайней мере не уезжай, пока нас не отправят на трудовую повинность, — взмолился он, — ты же видишь, как я одинок!
— Брось киснуть! У тебя для этого нет оснований! Когда на коротких волнах передали: «В Германском воздушном пространстве боевых соединений противника не обнаружено», Хольт лежал рядом с фрау Цише на кровати. Окна спальни были широко открыты. Он все еще пытался ее уговорить:
— А нет ли у тебя родственников, на которых ты могла бы сослаться?
— Нет, нет, об этом нечего и думать, мне самой ужасно жаль!
Хольту послышались шаги в коридоре. Но он, должно быть, ошибся!
— А если бы ты поехала вперед, — настаивал он, — а я потом к тебе присоединился? Уж это никому не бросится в глаза.
Но тут дверь отворилась, и на пороге спальни показался Цише — старший курсант Цише собственной персоной. На правой руке у него болталась каска. Хольт вздрогнул и накрыл фрау Цише одеялом.
— Ага!.. Ага!.. Ага!.. — только и мог произнести Цише, не успели они опомниться, а он уже исчез, как привидение. Дверь так и осталась настежь. Входную он за собой захлопнул.
— Свинья, подлая свинья! — в ярости бормотал Хольт, фрау Цише трясло от страха. Она была страшно бледна.
— Боже мой! Боже мой!.. — Хольт пытался ее успокоить, но она ничего не хотела слышать. — Я пропала, пропала… Он напишет отцу.
Эта перспектива испугала и Хольта. В голове его роились вялые, неповоротливые мысли. Как теперь быть? Надо обратиться к Гильберту, пусть Цише даст клятву, что никому не расскажет, подумал он сперва. И тут же отверг эту мысль. На Вольцова рассчитывать не приходится, а Цише скорее даст себя удавить, чем откажется от возможности погубить мачеху вместе с Хольтом. Хольт сидел на кровати, подтянув колени к подбородку, и думал: проклятие, этого еще не доставало!
Фрау Цише лежала пластом, не в силах пошевелиться. Она как-то сразу осунулась и постарела.
— Он меня прогонит, — шептала она, — он меня прогонит без всяких!
— Погоди огорчаться! — уговаривал ее Хольт. — Ничего он не узнает, об этом позабочусь я! — Он понятия не имел, как это сделать, но до позиции далеко, авось по дороге что-нибудь придет в голову. Он встал, собрал свои вещи и направился в ванную. Подставил голову под холодный кран. Фрау Цише последовала за ним. Несмотря на жару, ее знобило.
— Лишь бы он не написал отцу, — говорила она уже спокойнее. — Вернер, сделай с ним, что хочешь! Лишь бы он не написал отцу! Ты не знаешь старика Цише, он страшно самолюбив и мстителен.
Страх охватил Хольта. Он причесался, отбросил расческу и сказал:
— Там видно будет!
Он отправился на батарею. Конечно, ему и по дороге ничего не пришло в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153