А теперь вроде бы и не мешало снова побывать там – в мирной, конечно, обстановке...”
В августе 1963 года такая возможность бывшим воинам представилась впервые.
Это был совершенно необычный поход. В нем приняли участие ветераны боев на перевалах. Они прибыли в Карачаево-Черкесию из самых различных уголков страны – Москвы и Ленинграда, Киева и Баку, Гомеля и Куйбышева, Херсона и Житомира, Донбасса и Николаева, из Курганской, Иваново-Франковской, Винницкой областей и Краснодарского края. Через 20 лет воины снова встретились на тон благодатной земле, которую стойко защищали в трудные годы войны. Когда за спиной осталась первая ночевка у высокогорного озера и две тысячи человек поднялись на гребень хребта Оборонного, колонна впервые беспорядочно раскололась и виной тому было вовсе не отсутствие дисциплины среди альпинистов и участников восхождения. Просто никогда еще не приходилось им подниматься в горы с участниками боев на Марухсном перевале.
Отсюда, с гребня, отлично просматривалась седловина перевала и ледник внизу, и темное, мрачноватое подножие знаменитой вершины Кара-Кая. И участники боев, на которых, понятно, сразу же нахлынули воспоминания с мельчайшими подробностями, стали рассказывать юношам и девушкам о том, что вон под той, например, скалой погибли автоматчики из роты, которой командовал молодой тогда лейтенант Дудин, а там вон, у подножия ледника, усеянного галькой и обломками скал, был окружен немцами и отчаянно защищался взвод разведчиков младшего лейтенанта Толкачева. На четвертые сутки разведчиков осталось двое, и один из них, бывший рядовой Иван Подкопаев, тоже стоит сейчас здесь, на гребне, и рассказывает что-то другой группе молодежи...
С гребня колонна вскоре начала спускаться на ледник. Отсюда один за другим преодолевали крутые осыпи, на которых достаточно одного неосторожного шага, чтобы они начали двигаться, словно живые. Альпинисты и участники похода должны были с перевала вернуться вниз, в Аксаутскую долину.
Участники боев собирались идти дальше, через Сванетию, и все несли на себе. Правда, это было в самом начало пути от места ночевки, а как только начался первый подъем, ребята-альпинисты подошли к бывшим воинам и вежливо, но настойчиво отобрали у них груз, взвалив его на себя.
Старым солдатам идти все равно было нелегко: сказывались и годы, и отсутствие тренировки, и старые раны. Двое – Иван Подкопаев, разведчик 810-го полка, и Владимир Туровский, боец 808-го полка, – шли на протезах, а бывший партизан Геннадий Александрович Томилов на костылях. Им было особеипо тяжело и на спуске с хребта, и при переходе ледника, и на скальном, почти альпинистском подъеме с ледника на перевал. Еще в Черкесске всех их усиленно отговаривали от похода, страшили трудностями, но они были непреклонны;
– О трудностях похода нам не говорите, мы их знаем не хуже вас. А пойти мы пойдем как угодно, хоть на одной ноге. Мы ведь клялись своим погибшим товарищам, что придем навестить их...
И они пришли. День был солнечный, свет, отражаясь от льда и снега, слепил глаза. Вот уже и ледник пройден. Теперь последний бросок туда, вверх, где, словно глыба сверкающего льда, отсвечивает обелиск, установленный несколько дней назад. Вот пройдены и последние сотни метров, и, глубоко вдыхая холодный и чистый воздух, участники восхождения один за другим становятся вокруг обелиска.
Вскоре на огромный снежник, полого поднимающийся со стороны Грузии, ступила хорошо видная цепочка людей со знаменем впереди. Это шли грузинские альпинисты и с ними тоже участники боев, вернее, те немногие из них, которые остались живы и проживают теперь в Грузии. Они шли медленно, знамя развевалось на ветру, и все чувствовали, что приближается одна из торжественнейших минут, каких немного выпадает на долго каждого человека в его жизни.
Нет, две колонны не выстраивались друг перед другом, они просто смешались, как только соприкоснулись. Митинг открыл первый секретарь Карачаево-Черкесского обкома партии Н. М. Лыжин. После небольшой вступительной речи он сдергивает полотно, скрывающее обелиск. Гремят залпы траурного салюта, и вверх взмывают мирные ракеты. Серебряным лучом вспыхивает на солнце обелиск, увенчанный звездой. Несложно передать слова, которые произносили все выступавшие, о ленинской партии, о погибших товарищах, о верности делу коммунизма. И невозможно воспроизвести настроение, какое охватывало участников едва ли не единственного в своем роде высокогорного митинга при этих словах.
Вслед за Н. М. Лыжиным на камень, заменяющий трибуну, поднимались многие, кому хотелось присягнуть па верность делу, за которое погибли солдаты. Выступали сыны разных народов: черкес Назир Дауров – секретарь Карачаево-Черкесского обкома ВЛКСМ, карачаевец Назир Хубиев – поэт, туристка из Татарии Гюлькара Мазитова, абхазец Джансух Губаз – секретарь Сухумского горкома комсомола, участник боев Григорий Ломидзе, а также бывший лейтенант, инженер 810-го полка, а ныне полковник Сергей Михайлович Малюгин. И каждое их слово падало в души с такой же весомостью, с какой лег к подножию обелиска мешочек с землей Кахетии, Абхазии и Сванетии, который принес с собой на перевал Григорий Алексеевич Ломидзе.
Ветераны боев как бы передавали эстафету мужества и стойкости молодому поколению, а те присягали своим отцам и старшим братьям на верность их подвигам, свято хранить свободу и честь своей Родины, быть достойными памяти погибших.
Отзвучали речи и приветствия, отпылали ракеты в чистом и ярком небе. Время катилось быстро, надо было начинать движение – одним назад, в Карачаево-Черкесию, другим дальше, через седловину перевала и Большой Марухский ледник, к границе леса, где определена первая ночевка в многодневном походе. Но бывших солдат и офицеров все не отпускали от себя молодые участники восхождения, все расспрашивали их о боях, просили показать вновь и вновь, за какими скалами сражалась та или иная рота или взвод. Особенно “досталось” в этот день бывшему командиру 810-го полка гвардии полковнику В. А. Смирнову. Уже несколько раз приходили просить его занять свое место в колонне, а он только отмахивался:
– Ребята многое хотят узнать, и они вправе задерживать нас. Не зря же они два месяца перед этим участвовали в трудовом соревновании, давших им право пойти в поход!
И вновь отвечал на бесконечные вопросы, пока, наконец, и сами ребята не сказали, улыбнувшись:
– Давайте отпустим...
И вот участники боев вслед за группой абхазских и грузинских альпинистов пошли по пологому снежнику на юг. Немного задержались на обширной поляне, возле самодельного маленького обелиска, поставленного здесь несколько лет назад московскими студентами, а потом начали первый из множества крутых спусков и подъемов на трехдневном пути к Чхалте – спуск на Большой Марухский ледник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
В августе 1963 года такая возможность бывшим воинам представилась впервые.
Это был совершенно необычный поход. В нем приняли участие ветераны боев на перевалах. Они прибыли в Карачаево-Черкесию из самых различных уголков страны – Москвы и Ленинграда, Киева и Баку, Гомеля и Куйбышева, Херсона и Житомира, Донбасса и Николаева, из Курганской, Иваново-Франковской, Винницкой областей и Краснодарского края. Через 20 лет воины снова встретились на тон благодатной земле, которую стойко защищали в трудные годы войны. Когда за спиной осталась первая ночевка у высокогорного озера и две тысячи человек поднялись на гребень хребта Оборонного, колонна впервые беспорядочно раскололась и виной тому было вовсе не отсутствие дисциплины среди альпинистов и участников восхождения. Просто никогда еще не приходилось им подниматься в горы с участниками боев на Марухсном перевале.
Отсюда, с гребня, отлично просматривалась седловина перевала и ледник внизу, и темное, мрачноватое подножие знаменитой вершины Кара-Кая. И участники боев, на которых, понятно, сразу же нахлынули воспоминания с мельчайшими подробностями, стали рассказывать юношам и девушкам о том, что вон под той, например, скалой погибли автоматчики из роты, которой командовал молодой тогда лейтенант Дудин, а там вон, у подножия ледника, усеянного галькой и обломками скал, был окружен немцами и отчаянно защищался взвод разведчиков младшего лейтенанта Толкачева. На четвертые сутки разведчиков осталось двое, и один из них, бывший рядовой Иван Подкопаев, тоже стоит сейчас здесь, на гребне, и рассказывает что-то другой группе молодежи...
С гребня колонна вскоре начала спускаться на ледник. Отсюда один за другим преодолевали крутые осыпи, на которых достаточно одного неосторожного шага, чтобы они начали двигаться, словно живые. Альпинисты и участники похода должны были с перевала вернуться вниз, в Аксаутскую долину.
Участники боев собирались идти дальше, через Сванетию, и все несли на себе. Правда, это было в самом начало пути от места ночевки, а как только начался первый подъем, ребята-альпинисты подошли к бывшим воинам и вежливо, но настойчиво отобрали у них груз, взвалив его на себя.
Старым солдатам идти все равно было нелегко: сказывались и годы, и отсутствие тренировки, и старые раны. Двое – Иван Подкопаев, разведчик 810-го полка, и Владимир Туровский, боец 808-го полка, – шли на протезах, а бывший партизан Геннадий Александрович Томилов на костылях. Им было особеипо тяжело и на спуске с хребта, и при переходе ледника, и на скальном, почти альпинистском подъеме с ледника на перевал. Еще в Черкесске всех их усиленно отговаривали от похода, страшили трудностями, но они были непреклонны;
– О трудностях похода нам не говорите, мы их знаем не хуже вас. А пойти мы пойдем как угодно, хоть на одной ноге. Мы ведь клялись своим погибшим товарищам, что придем навестить их...
И они пришли. День был солнечный, свет, отражаясь от льда и снега, слепил глаза. Вот уже и ледник пройден. Теперь последний бросок туда, вверх, где, словно глыба сверкающего льда, отсвечивает обелиск, установленный несколько дней назад. Вот пройдены и последние сотни метров, и, глубоко вдыхая холодный и чистый воздух, участники восхождения один за другим становятся вокруг обелиска.
Вскоре на огромный снежник, полого поднимающийся со стороны Грузии, ступила хорошо видная цепочка людей со знаменем впереди. Это шли грузинские альпинисты и с ними тоже участники боев, вернее, те немногие из них, которые остались живы и проживают теперь в Грузии. Они шли медленно, знамя развевалось на ветру, и все чувствовали, что приближается одна из торжественнейших минут, каких немного выпадает на долго каждого человека в его жизни.
Нет, две колонны не выстраивались друг перед другом, они просто смешались, как только соприкоснулись. Митинг открыл первый секретарь Карачаево-Черкесского обкома партии Н. М. Лыжин. После небольшой вступительной речи он сдергивает полотно, скрывающее обелиск. Гремят залпы траурного салюта, и вверх взмывают мирные ракеты. Серебряным лучом вспыхивает на солнце обелиск, увенчанный звездой. Несложно передать слова, которые произносили все выступавшие, о ленинской партии, о погибших товарищах, о верности делу коммунизма. И невозможно воспроизвести настроение, какое охватывало участников едва ли не единственного в своем роде высокогорного митинга при этих словах.
Вслед за Н. М. Лыжиным на камень, заменяющий трибуну, поднимались многие, кому хотелось присягнуть па верность делу, за которое погибли солдаты. Выступали сыны разных народов: черкес Назир Дауров – секретарь Карачаево-Черкесского обкома ВЛКСМ, карачаевец Назир Хубиев – поэт, туристка из Татарии Гюлькара Мазитова, абхазец Джансух Губаз – секретарь Сухумского горкома комсомола, участник боев Григорий Ломидзе, а также бывший лейтенант, инженер 810-го полка, а ныне полковник Сергей Михайлович Малюгин. И каждое их слово падало в души с такой же весомостью, с какой лег к подножию обелиска мешочек с землей Кахетии, Абхазии и Сванетии, который принес с собой на перевал Григорий Алексеевич Ломидзе.
Ветераны боев как бы передавали эстафету мужества и стойкости молодому поколению, а те присягали своим отцам и старшим братьям на верность их подвигам, свято хранить свободу и честь своей Родины, быть достойными памяти погибших.
Отзвучали речи и приветствия, отпылали ракеты в чистом и ярком небе. Время катилось быстро, надо было начинать движение – одним назад, в Карачаево-Черкесию, другим дальше, через седловину перевала и Большой Марухский ледник, к границе леса, где определена первая ночевка в многодневном походе. Но бывших солдат и офицеров все не отпускали от себя молодые участники восхождения, все расспрашивали их о боях, просили показать вновь и вновь, за какими скалами сражалась та или иная рота или взвод. Особенно “досталось” в этот день бывшему командиру 810-го полка гвардии полковнику В. А. Смирнову. Уже несколько раз приходили просить его занять свое место в колонне, а он только отмахивался:
– Ребята многое хотят узнать, и они вправе задерживать нас. Не зря же они два месяца перед этим участвовали в трудовом соревновании, давших им право пойти в поход!
И вновь отвечал на бесконечные вопросы, пока, наконец, и сами ребята не сказали, улыбнувшись:
– Давайте отпустим...
И вот участники боев вслед за группой абхазских и грузинских альпинистов пошли по пологому снежнику на юг. Немного задержались на обширной поляне, возле самодельного маленького обелиска, поставленного здесь несколько лет назад московскими студентами, а потом начали первый из множества крутых спусков и подъемов на трехдневном пути к Чхалте – спуск на Большой Марухский ледник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135