один помогал писать бумаги, а другой помогал бумаги рвать. Так продолжалось до пяти часов, и на устройство личных дел он дал себе всего час… В шесть часов он покинул улицу Варенн… А сейчас семь: где же король?
Макдональд старался быть как можно любезнее. Жокур гут же отбыл.
После его отъезда маршал вышел на улицу, надеясь, что свежий утренний воздух вернёт ему обычную бодрость. Его буквально преследовали воспоминания о Дюмурье. Предатель?
Победитель при Вальми-предатель? Часто, говоря о Вальми, весь успех приписывают Келлерману, но командовал-то кто?
Макдональд вспомнил, как ответил на этот вопрос один из комиссаров Конвента: «Дюмурье… Келлерман… истинным победителем при Вальми был народ!» Народ! Скажут «народ» и считают, что этим все сказано! Слава богу. Жак-Этьен нагляделся на своём веку на народ, как он улепётывал— например, в Па-де-Безье, когда солдаты свернули на Лилль и убили своего генерала… «Народ! Не народ, а генералы выигрывакп сражения Народ! Небось, когда я принял командовании Пикарпийскилполком, там, на дорогах Бельгии, народ повернул назад, распевая героические песни, столь модные тогда в Париже!» Сейчас.: гпе ;,» наяву, маршал путал даты, лица! Мыслью он бродил по равнине на севере страны, где началось возвышение лично для него: подполковник назавтра после Вальми, полковник после Жеммапа… Как раз в Жеммапе он впервые увидел девятнадцатилетнего юношу, волонтёра II года, покрытого пылью, грязью и кровью, — OF только что отбил у неприятеля знамя своего батальона, и звался он Никола Мезон… гот самый, ныне генерал, что встретил его сегодня ночью в Сен-Дени, не скрывая написанного на лице отчаяния… И кто же все-таки одержал победу при Жеммапе? Вот такой юнец Мезон или Дюмурье? Или герцог Шартрскнй' Победы забываются слишком быстро, достаточно одного Неервинде, чтобы никто и не вспомнил больше ни о Вальмп. ни о Жеммане. Командиру Пикардийского полка могло здорово нагореть, когда Дюмурье выдал комиссаров Конвент;' союзникам, а сам вместе с молодым герцогом Шартрским перешёл в стан врагов. Его. Макдональда, подозревали тогда в сообщничестве. Было эго в Лилле. Сколько же с тех пор прошло времени'1 Двадцать дна года. А теперь, в 1815 году, он тем же путём возвращается обратно. И ничего, что было прежде, уже не понимает: ни людей, ни порядков того времени. Интересно, что сказал бы он, если бы тогда создалось такое положение, как сегодня?
Во всяком случае, сегодня в городе Сеч-Дени положение нетерпимое. Толкутся офицеры на половинном содержании, беглецы, какие-то зеваки. Эх. если бы он был в штатском костюме, как вчера, когда его вызвали к королю! Он возвратился в харчекню и едва только успел опуститься в кресло, как заснул в полном изнеможении.
Разноцветные домики на берегу канала, где течёт чёрная вода, крыши уступами, на окнах беленькие занавесочки с бахромой, мерный гопот людей, несущих дрова в высоких корзинах. перекинутых за спину, а там, в вышине, среди облачной пыли. стая гаг, и вдалеке, за серым массивом пристани, скорее угадываешь, чем видишь, силуэт корабля с флагами на мачте.
Генеральша— госпожа Мезон, — ещё девочка, почти подросток. пребывающая в состоянии вечного удивления перед совершившимся с ней чудом: округлились маленькие грудки, налились и стали мелочно-белыми худенькие детские руки. и, когда она играет в серсо со своими кузинами Ван д„р Мелён, нежные её ножки не знают усталости. И надо же было, чтобы мимо решётки, отделявшей их двор от улицы, прошли французские солдаты в лохмотьях, как оборванцы, — у кого была на перевязи рука, кто еле ковылял, волоча больную ногу, а некоторые падали от усталости прямо на дороге и у плеча по рубахе звёздочкой расплывалась кровь. Фламандские драгоценности запрятали под толстыми стопками простынь, сложенных на полках испанского шкафа, и соседи, пользуясь ночной мглой, перебрасывали друг другу через забор бумажки, привязав к ним камень, — крамольные или любовные письма. Мужчины там рыжие, женщины носят туго накрахмаленные косынки. Все, что составляло злобу и заботу дня, как-то сразу померкло, никто не открывал больше толстых книг, испещрённых столбцами цифр, никто не ждал больше прихода кораблей, как будто навсегда отхлынуло от берега море. Даже в церковь перестали ходить-все равно молитва не поможет. Господь бог отвратил от них взор свой, народ ропщет, приходится запирать двери: пришельцы оказались нечисты на руку.
Внезапно родной пейзаж исчезает, словно повернулись крылья мельницы, и тело уходит в гамак, или это поддался под его тяжестью стог сена-огромная пуховая подушка. Девочка с нежными беленькими ручками, округлой талией и тайнами просыпающейся женственности уже не одна. Когда она в полусне поворачивается в постели, она ощущает прижавшегося к ней вплотную огромного чёрного курносого дога. он влажно дышит, и она знает, что ей его не оттолкнуть, потому что это все равно «"осмысленно, — пёс весь тёплый, весь твёрдый, и лапы у него ожаные, такие же, как ошейник, который он снял. прежде чем ючь в постель: животное, зверь, и вот девочке уже мило теперь это странное соседство, она ищет пса в потёмках, идёт на ощупь, чепчет ласкательные клички, лишь бы понравиться ему. и чувствует смутное волнение… Где же ты? Где же ты?
— Тише, — говорит генерал, садясь на постели. Он в костюме Адама, сквозь щели ставен видно, что на улице уже совсем светло. Кто-то стучится в дверь… Слышен чей-то взволнованный голос… Что там такое? Может быть. это все ещё длится сонная грёза? Мезон поднимается, он шарит, чертыхаясь, и не находит ночные туфли, надевает рубашку, яростно дёргая запутавшимися в рукавах руками, опрокидывает по дороге стул.
— Ник, который час? — доносится голос из глубины алькова, но генерал, снова чертыхнувшись, не отвечает. Рейтузы… сапоги… В дверь снова стучат. Два или три раза. Пёс взлаивает:
— Могли бы. черт вас побери, и подождать!
Это денщик: он пришёл предупредить генерала, что явились офицеры и требуют немедленного свидания, не желают слушать никаких резонов. Если хозяин спит, пусть, говорят, его разбудят-словом, солдат, стоявший на карауле, заметив, что они в сильном возбуждении, да и вид их не предвещает ничего доброго, не решился преградить им путь, тем паче что их явилось не меньше десятка.
— Надеюсь, они все-таки разрешат мне ополоснуть лицо, — сердито пробурчал Мезон. Он подошёл к зеркалу, взглянул на себя: волосы всклокочены, рубашка распахнута на груди, и видна густая чёрная шерсть. Генерал оглядел свои ногти:-Скажи этим господам, сейчас иду…
В канцелярии, помещавшейся сразу при входе в дом, ожидали генерал-губернатора Парижа господа офицеры на половинном содержании. Они не желают без толку торчать во дворе казармы… По их развязным манерам сразу было видно, к чему клонится дело:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Макдональд старался быть как можно любезнее. Жокур гут же отбыл.
После его отъезда маршал вышел на улицу, надеясь, что свежий утренний воздух вернёт ему обычную бодрость. Его буквально преследовали воспоминания о Дюмурье. Предатель?
Победитель при Вальми-предатель? Часто, говоря о Вальми, весь успех приписывают Келлерману, но командовал-то кто?
Макдональд вспомнил, как ответил на этот вопрос один из комиссаров Конвента: «Дюмурье… Келлерман… истинным победителем при Вальми был народ!» Народ! Скажут «народ» и считают, что этим все сказано! Слава богу. Жак-Этьен нагляделся на своём веку на народ, как он улепётывал— например, в Па-де-Безье, когда солдаты свернули на Лилль и убили своего генерала… «Народ! Не народ, а генералы выигрывакп сражения Народ! Небось, когда я принял командовании Пикарпийскилполком, там, на дорогах Бельгии, народ повернул назад, распевая героические песни, столь модные тогда в Париже!» Сейчас.: гпе ;,» наяву, маршал путал даты, лица! Мыслью он бродил по равнине на севере страны, где началось возвышение лично для него: подполковник назавтра после Вальми, полковник после Жеммапа… Как раз в Жеммапе он впервые увидел девятнадцатилетнего юношу, волонтёра II года, покрытого пылью, грязью и кровью, — OF только что отбил у неприятеля знамя своего батальона, и звался он Никола Мезон… гот самый, ныне генерал, что встретил его сегодня ночью в Сен-Дени, не скрывая написанного на лице отчаяния… И кто же все-таки одержал победу при Жеммапе? Вот такой юнец Мезон или Дюмурье? Или герцог Шартрскнй' Победы забываются слишком быстро, достаточно одного Неервинде, чтобы никто и не вспомнил больше ни о Вальмп. ни о Жеммане. Командиру Пикардийского полка могло здорово нагореть, когда Дюмурье выдал комиссаров Конвент;' союзникам, а сам вместе с молодым герцогом Шартрским перешёл в стан врагов. Его. Макдональда, подозревали тогда в сообщничестве. Было эго в Лилле. Сколько же с тех пор прошло времени'1 Двадцать дна года. А теперь, в 1815 году, он тем же путём возвращается обратно. И ничего, что было прежде, уже не понимает: ни людей, ни порядков того времени. Интересно, что сказал бы он, если бы тогда создалось такое положение, как сегодня?
Во всяком случае, сегодня в городе Сеч-Дени положение нетерпимое. Толкутся офицеры на половинном содержании, беглецы, какие-то зеваки. Эх. если бы он был в штатском костюме, как вчера, когда его вызвали к королю! Он возвратился в харчекню и едва только успел опуститься в кресло, как заснул в полном изнеможении.
Разноцветные домики на берегу канала, где течёт чёрная вода, крыши уступами, на окнах беленькие занавесочки с бахромой, мерный гопот людей, несущих дрова в высоких корзинах. перекинутых за спину, а там, в вышине, среди облачной пыли. стая гаг, и вдалеке, за серым массивом пристани, скорее угадываешь, чем видишь, силуэт корабля с флагами на мачте.
Генеральша— госпожа Мезон, — ещё девочка, почти подросток. пребывающая в состоянии вечного удивления перед совершившимся с ней чудом: округлились маленькие грудки, налились и стали мелочно-белыми худенькие детские руки. и, когда она играет в серсо со своими кузинами Ван д„р Мелён, нежные её ножки не знают усталости. И надо же было, чтобы мимо решётки, отделявшей их двор от улицы, прошли французские солдаты в лохмотьях, как оборванцы, — у кого была на перевязи рука, кто еле ковылял, волоча больную ногу, а некоторые падали от усталости прямо на дороге и у плеча по рубахе звёздочкой расплывалась кровь. Фламандские драгоценности запрятали под толстыми стопками простынь, сложенных на полках испанского шкафа, и соседи, пользуясь ночной мглой, перебрасывали друг другу через забор бумажки, привязав к ним камень, — крамольные или любовные письма. Мужчины там рыжие, женщины носят туго накрахмаленные косынки. Все, что составляло злобу и заботу дня, как-то сразу померкло, никто не открывал больше толстых книг, испещрённых столбцами цифр, никто не ждал больше прихода кораблей, как будто навсегда отхлынуло от берега море. Даже в церковь перестали ходить-все равно молитва не поможет. Господь бог отвратил от них взор свой, народ ропщет, приходится запирать двери: пришельцы оказались нечисты на руку.
Внезапно родной пейзаж исчезает, словно повернулись крылья мельницы, и тело уходит в гамак, или это поддался под его тяжестью стог сена-огромная пуховая подушка. Девочка с нежными беленькими ручками, округлой талией и тайнами просыпающейся женственности уже не одна. Когда она в полусне поворачивается в постели, она ощущает прижавшегося к ней вплотную огромного чёрного курносого дога. он влажно дышит, и она знает, что ей его не оттолкнуть, потому что это все равно «"осмысленно, — пёс весь тёплый, весь твёрдый, и лапы у него ожаные, такие же, как ошейник, который он снял. прежде чем ючь в постель: животное, зверь, и вот девочке уже мило теперь это странное соседство, она ищет пса в потёмках, идёт на ощупь, чепчет ласкательные клички, лишь бы понравиться ему. и чувствует смутное волнение… Где же ты? Где же ты?
— Тише, — говорит генерал, садясь на постели. Он в костюме Адама, сквозь щели ставен видно, что на улице уже совсем светло. Кто-то стучится в дверь… Слышен чей-то взволнованный голос… Что там такое? Может быть. это все ещё длится сонная грёза? Мезон поднимается, он шарит, чертыхаясь, и не находит ночные туфли, надевает рубашку, яростно дёргая запутавшимися в рукавах руками, опрокидывает по дороге стул.
— Ник, который час? — доносится голос из глубины алькова, но генерал, снова чертыхнувшись, не отвечает. Рейтузы… сапоги… В дверь снова стучат. Два или три раза. Пёс взлаивает:
— Могли бы. черт вас побери, и подождать!
Это денщик: он пришёл предупредить генерала, что явились офицеры и требуют немедленного свидания, не желают слушать никаких резонов. Если хозяин спит, пусть, говорят, его разбудят-словом, солдат, стоявший на карауле, заметив, что они в сильном возбуждении, да и вид их не предвещает ничего доброго, не решился преградить им путь, тем паче что их явилось не меньше десятка.
— Надеюсь, они все-таки разрешат мне ополоснуть лицо, — сердито пробурчал Мезон. Он подошёл к зеркалу, взглянул на себя: волосы всклокочены, рубашка распахнута на груди, и видна густая чёрная шерсть. Генерал оглядел свои ногти:-Скажи этим господам, сейчас иду…
В канцелярии, помещавшейся сразу при входе в дом, ожидали генерал-губернатора Парижа господа офицеры на половинном содержании. Они не желают без толку торчать во дворе казармы… По их развязным манерам сразу было видно, к чему клонится дело:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199