Берлина его высочества увязла в грязи: пока её вытаскивают, все равно придётся выйти. Так уж лучше сделать здесь привал. Что это за местечко? Это деревня Ла-Фосс в окрестностях Лестрема. Дома и развалины церкви расположены вправо, в сторону Ло. Карета его высочества угодила колесом в канаву на скрещении дорог, но тут местный кюре, работавший под вечер у себя в саду, всполошился при виде всей этой суеты, поспешил на дорогу, и он-то именно подал совет вышедшим из кареты господам Франсуа д'Экару и Арману де Полиньяк проводить графа Артуа вон в то высокое строение, прямо у дороги-до него всего пятьдесят туазов, не больше. Это лучшая ферма в округе, и фермер, господин Жуа, — человек гостеприимный и преданный монархии.
Здесь все, буквально все было покрыто водой. Большой канал вышел из берегов, и в канавах вода поднялась до уровня дороги.
Граф Артуа в развевающемся плаще и в треуголке, на которой повисли перья, что, казалось, сроду не были белыми, нёс на руках, точно младенца, бочонок. Оба его спутника тоже тащили по бочонку. Карета стояла в очень ненадёжном месте, на самом перекрёстке, и граф отнюдь не собирался бросать своё золото посреди большой дороги вместе с двумя-тремя зарядными ящиками.
Ферма называлась «Под тисами» — по ветвистым деревьям, росшим вдоль северного берега большого канала. Она высилась посреди этого низинного края наподобие крепости с башнями по обеим сторонам тяжёлых ворот, с подъёмным мостом через глубокий и широкий ров, окружавший всю усадьбу. От ворот шла луговина, обсаженная тополями, вправо, ещё за одним рвом, находилась сама ферма, обширное строение с оштукатуренными каменными стенами и соломенной кровлей. Из-за дома виднелся сарай, выстроенный на краю рва. Там поставили лошадей и устроили на ночлег гвардейцев из эскорта. Внутри сарай был необычайной высоты, вроде церкви, опорами служили поставленные вертикально деревья, обточенные наподобие колонн. Стропила тоже были огромные. Здесь держали земледельческие орудия, а также рабочих лошадей и запасы сена.
Хозяин и его сыновья, обмирая от благоговения, встретили высоких гостей, которых сперва не узнали в сгущающихся сумерках, да могли и не понять, зачем им понадобилось странствовать по таким скверным дорогам. Нижняя зала, откуда каменная лестница вела в жилые комнаты, была таких размеров, что в ней смело размещались за обедом сорок жнецов. Тут собрались с жёнами и малолетними детьми эти бородачи крестьяне и стояли рослые, крепкие, как столпы неиссякаемой жизни, которая находит источник своих неисчерпаемых богатств даже в этом безотрадном краю и его неукрощённых водах. Вдруг оказалось, что хозяева-именно они, а все эти графы, герцоги, принцы приплелись к ним, еле волоча ноги, точно цыгане, точно бродячие комедианты, которые заплутались между двумя отдалёнными деревушками, где давали представление, и присвоили себе титулы, какие носили в высоких трагедиях. Фермер что-то шепнул одному из сыновей, и тот разжёг гигантский очаг, который топили целыми, неразрубленными стволами. Вечер выдался сырой. И даже холодный.
Сколько времени они пробудут здесь? Жуа-старший из усердия пытался взять у графа увесистый бочонок, который тот укрывал плащом.
— Не надо! — изрёк его высочество. — Нынче в страстную пятницу нам самим надлежит до конца нести свой крест… — И он присел на каменные ступени, облокотившись на бочонок. Огонь очага ярче свечей освещал всю эту сцену.
— Однако же, ваше высочество, — начал фермер, не зная толком, надо ли говорить высочество или светлость, — соблаговолите откушать с нами, если на то будет ваше желание…
Мари, приготовь большую кровать для его высочества…
— Не затрудняйтесь, сударыня, — возразил граф Артуа, и видно было, что ему и на самом деле невмоготу, — не надо мне ни спальни, ни кровати, я останусь здесь…
— Однако же вашему высочеству будет жёстко на камне.
— Да, именно камень, твёрдый камень-больше ничего отныне не требуется мне, несчастному беглецу! — заявил Карл тоном развенчанного монарха.
И он настоял на своём. Даже еду ему пришлось приносить сюда, на лестницу, где он сидел, обняв свой бочонок, словно опасался воров. Зала была такая высокая и так далеко уходила в глубину, что от свечей тут и там скапливались тени. Отсветы очага бурым ковром расстилались до подножия лестницы. С полдесятка щёголей, вымокших до нитки, сняли ботфорты, развесили сушить плащи и вели разговоры, суть которых сводилась к одному-каковы дороги за Эстером. А куда они направляются? Тут граф перестал наконец скрытничать, как все ещё скрытничал с большинством своего эскорта, и спросил, где ближе всего граница; ответ, что граница проходит у Со, напротив Ньевкерка, решительно ничего ему не объяснил. Когда ему растолковали, что Ньевкерк-это фламандское название НевЭглиз, положение стало для него яснее.
— Ваше высочество, благоволите согласиться, что в постели…
Но его высочество твердил, что он беглец, а беглецу довольно и каменных ступеней.
Такое упорство произвело сильное впечатление на обитателей фермы, недаром эти слова дошли до наших дней и сейчас ещё известны владельцам фермы «Под тисами», хотя и тисов-то никаких не уцелело, и ферма отстроена заново на другой прямоугольной площадке, намытой потоками, и сохранилось только одно из гигантских стропил сарая. Когда автор настоящей книги побывал там, он вновь услышал, что граф Артуа твердил:
«Я беглец, беглец…» Три войны трижды разрушали ферму, а под сводами все ещё сохранился отзвук голоса, который отказывался от постели и отстаивал право беглеца спать на твёрдом камне.
Граф вполне равнодушно отнёсся к посещению господина Жюстена Маккара. самого видного лица в округе, который поспешил явиться, узнав о его прибытии в Ла-Фосс. Господин Маккар, сухощавый человечек, одетый по старинной моде в длинный редингот, с треуголкой и тростью в руке, выглядел каким-то старообразным, хотя ему ещё не было сорока лет. Он коллекционировал насекомых, издал учёный труд о растительности департамента и, явившись засвидетельствовать своё почтение королевскому брату, проездом посетившему их коммуну, принялся излагать ему проект лесных посадок на местных болотах, ибо во времена римлян здесь был густой бор, но люди по жадности и невежеству свели его. Не обошлось, конечно, без ссылок на собственную родословную: господин Маккар был уроженцем Лилля и обосновался здесь всего пять лет назад, а происходил он от Жанны дю Лис, племянницы Жанны д'Арк.:.
— Неужто вы не видите, господин Маккар, что его высочеству страсть как хочется спать? — прервала его госпожа Жуа.
Карл и в самом деле зевал чисто по-королевски. Посетитель ретировался.
Господин де Полиньяк улёгся на деревянной скамье:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Здесь все, буквально все было покрыто водой. Большой канал вышел из берегов, и в канавах вода поднялась до уровня дороги.
Граф Артуа в развевающемся плаще и в треуголке, на которой повисли перья, что, казалось, сроду не были белыми, нёс на руках, точно младенца, бочонок. Оба его спутника тоже тащили по бочонку. Карета стояла в очень ненадёжном месте, на самом перекрёстке, и граф отнюдь не собирался бросать своё золото посреди большой дороги вместе с двумя-тремя зарядными ящиками.
Ферма называлась «Под тисами» — по ветвистым деревьям, росшим вдоль северного берега большого канала. Она высилась посреди этого низинного края наподобие крепости с башнями по обеим сторонам тяжёлых ворот, с подъёмным мостом через глубокий и широкий ров, окружавший всю усадьбу. От ворот шла луговина, обсаженная тополями, вправо, ещё за одним рвом, находилась сама ферма, обширное строение с оштукатуренными каменными стенами и соломенной кровлей. Из-за дома виднелся сарай, выстроенный на краю рва. Там поставили лошадей и устроили на ночлег гвардейцев из эскорта. Внутри сарай был необычайной высоты, вроде церкви, опорами служили поставленные вертикально деревья, обточенные наподобие колонн. Стропила тоже были огромные. Здесь держали земледельческие орудия, а также рабочих лошадей и запасы сена.
Хозяин и его сыновья, обмирая от благоговения, встретили высоких гостей, которых сперва не узнали в сгущающихся сумерках, да могли и не понять, зачем им понадобилось странствовать по таким скверным дорогам. Нижняя зала, откуда каменная лестница вела в жилые комнаты, была таких размеров, что в ней смело размещались за обедом сорок жнецов. Тут собрались с жёнами и малолетними детьми эти бородачи крестьяне и стояли рослые, крепкие, как столпы неиссякаемой жизни, которая находит источник своих неисчерпаемых богатств даже в этом безотрадном краю и его неукрощённых водах. Вдруг оказалось, что хозяева-именно они, а все эти графы, герцоги, принцы приплелись к ним, еле волоча ноги, точно цыгане, точно бродячие комедианты, которые заплутались между двумя отдалёнными деревушками, где давали представление, и присвоили себе титулы, какие носили в высоких трагедиях. Фермер что-то шепнул одному из сыновей, и тот разжёг гигантский очаг, который топили целыми, неразрубленными стволами. Вечер выдался сырой. И даже холодный.
Сколько времени они пробудут здесь? Жуа-старший из усердия пытался взять у графа увесистый бочонок, который тот укрывал плащом.
— Не надо! — изрёк его высочество. — Нынче в страстную пятницу нам самим надлежит до конца нести свой крест… — И он присел на каменные ступени, облокотившись на бочонок. Огонь очага ярче свечей освещал всю эту сцену.
— Однако же, ваше высочество, — начал фермер, не зная толком, надо ли говорить высочество или светлость, — соблаговолите откушать с нами, если на то будет ваше желание…
Мари, приготовь большую кровать для его высочества…
— Не затрудняйтесь, сударыня, — возразил граф Артуа, и видно было, что ему и на самом деле невмоготу, — не надо мне ни спальни, ни кровати, я останусь здесь…
— Однако же вашему высочеству будет жёстко на камне.
— Да, именно камень, твёрдый камень-больше ничего отныне не требуется мне, несчастному беглецу! — заявил Карл тоном развенчанного монарха.
И он настоял на своём. Даже еду ему пришлось приносить сюда, на лестницу, где он сидел, обняв свой бочонок, словно опасался воров. Зала была такая высокая и так далеко уходила в глубину, что от свечей тут и там скапливались тени. Отсветы очага бурым ковром расстилались до подножия лестницы. С полдесятка щёголей, вымокших до нитки, сняли ботфорты, развесили сушить плащи и вели разговоры, суть которых сводилась к одному-каковы дороги за Эстером. А куда они направляются? Тут граф перестал наконец скрытничать, как все ещё скрытничал с большинством своего эскорта, и спросил, где ближе всего граница; ответ, что граница проходит у Со, напротив Ньевкерка, решительно ничего ему не объяснил. Когда ему растолковали, что Ньевкерк-это фламандское название НевЭглиз, положение стало для него яснее.
— Ваше высочество, благоволите согласиться, что в постели…
Но его высочество твердил, что он беглец, а беглецу довольно и каменных ступеней.
Такое упорство произвело сильное впечатление на обитателей фермы, недаром эти слова дошли до наших дней и сейчас ещё известны владельцам фермы «Под тисами», хотя и тисов-то никаких не уцелело, и ферма отстроена заново на другой прямоугольной площадке, намытой потоками, и сохранилось только одно из гигантских стропил сарая. Когда автор настоящей книги побывал там, он вновь услышал, что граф Артуа твердил:
«Я беглец, беглец…» Три войны трижды разрушали ферму, а под сводами все ещё сохранился отзвук голоса, который отказывался от постели и отстаивал право беглеца спать на твёрдом камне.
Граф вполне равнодушно отнёсся к посещению господина Жюстена Маккара. самого видного лица в округе, который поспешил явиться, узнав о его прибытии в Ла-Фосс. Господин Маккар, сухощавый человечек, одетый по старинной моде в длинный редингот, с треуголкой и тростью в руке, выглядел каким-то старообразным, хотя ему ещё не было сорока лет. Он коллекционировал насекомых, издал учёный труд о растительности департамента и, явившись засвидетельствовать своё почтение королевскому брату, проездом посетившему их коммуну, принялся излагать ему проект лесных посадок на местных болотах, ибо во времена римлян здесь был густой бор, но люди по жадности и невежеству свели его. Не обошлось, конечно, без ссылок на собственную родословную: господин Маккар был уроженцем Лилля и обосновался здесь всего пять лет назад, а происходил он от Жанны дю Лис, племянницы Жанны д'Арк.:.
— Неужто вы не видите, господин Маккар, что его высочеству страсть как хочется спать? — прервала его госпожа Жуа.
Карл и в самом деле зевал чисто по-королевски. Посетитель ретировался.
Господин де Полиньяк улёгся на деревянной скамье:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199