Пастор принял у меня воду, снова экипировался и приступил к обряду, что было с его стороны большой любезностью. Я мерил шагами поляну, отыскивая взглядом свидетельства рождения и распада лесного чудища: свежая царапина – ясеневую ветку оторвало от ствола там, куда человеку никак не дотянуться; неровная горка измятых листьев, ободранных с разных кустов и деревьев. Это были части его тела здесь, в английском лесу; должно быть, его появление на свет, его первое пробуждение к жизни случилось там, где преобладала растительность с цилиндрическими стволами и ветвями; на такой вывод, по крайней мере, наталкивали очертания теперь уже раскромсанной серебряной статуэтки. Но и облик чудища, и его сила свидетельствовали о невероятной способности приспосабливаться к совершенно новой среде.
Роща стояла очень тихая, наполненная тенями и солнцем. Речь пастора, поверхностная по сути своей и слегка раздражающая, текла своим чередом:
– Глазом ангела, клыком собаки, львиным когтем и рыбьим ртом – этими символами я повелеваю тебе: изыдь, враг радости и веселья, порождение порока; и знамением духов черной воды, белой горы и безграничной пустыни я повелеваю тебе властью Христовой отправиться немедля в место, избранное тобой…
Внезапно ярдах в десяти от нас я увидел и услышал какое-то движение травы и кустарника, бурное колебание воздуха, слишком импульсивное и хаотическое, чтобы можно было назвать его вихрем. Сначала оно охватило лишь маленький участок пространства, затем как будто стало расширяться; нет, не расширяться, а перемещаться в первые мгновения едва заметно, потом со скоростью неторопливо шагающего человека, потом быстрее и прямо в том направлении, где стоял пастор. Я побежал, обгоняя этот воздушный клубок по кривой, и оттащил пастора в сторону. Преподобный отец потерял равновесие, чуть не упал и, оперевшись на ствол дуба, негодующе глянул на меня:
– Какого черта… Что это с вами такое, мистер Эллингтон? Вы не спятили случайно? Я столько вытерпел сегодня, что едва ли…
Пока он выкладывал свои жалобы и претензии, я повернулся к нему спиной и увидел, как воздушное колебание, все набирая скорость, промчалось над тем местом, где стоял недавно пастор, и исчезло из виду за кустом падуба. Наверное, будучи приведенным в движение, оно не могло само изменить направление; возможно, выбор этого направления был случаен; возможно, колебание не несло в себе угрозы; но я был очень рад, что поступил именно так, а не иначе. Я поспешил занять позицию, с которой можно было проследить за его продвижением. К тому моменту колеблющееся марево уже достигло кромки леса.
– Идите быстро сюда, – позвал я.
– И не подумаю.
Оказавшись на открытой местности, этот феномен раздался вширь, утратил свои очертания и вскоре выдавал себя лишь слабым шевелением травы на полянке размером с теннисную площадку, а затем прекратил свое существование. Я почувствовал, как напряжение покидает мышцы, и направился обратно к пастору, который все так же держался за ствол дуба.
– Извините. Разве вы не видели его?
– Видел его? Ничего я не видел.
– Неважно. Ладно, теперь можно и в обратный путь.
– Но я еще не закончил обряд.
– Понимаю, но он уже возымел действие.
– Что? Откуда вы знаете?
Я сообразил вдруг, что под сварливостью, которая сопутствовала его эмоциям, скрывался страх, который преподобный Том испытывал по отношению ко мне, но я не мог придумать другого объяснения, которое напугало бы его в меньшей степени, и рассудил, что в любом случае капелька страха из того или иного источника ни в коей мере не повредит ему. Поэтому я пробормотал что-то насчет интуиции, заставил его сдвинуться с места и покорно терпел – сначала его продолжительные протесты, а затем обидчивое молчание, пока мы возвращались той же дорогой, какой приехали. Стоя у крыльца своего дома, он сказал примирительно:
– Если не трудно, вы заранее дайте мне знать о вашем празднестве, ладно?
«Празднестве? Празднество? Да ты спятил, приятель!» – нечто такое так и хотелось мне произнести, вколачивая слова в той буффонадной манере, которая сбивает с толку и оглушает, и я начал было хмурить брови, как шут гороховый, но затем смягчился, а вернее, решил, что так выйдет смешнее, когда обман будет осознаваться им постепенно. Так или иначе, я ответил, что выполню его просьбу, поблагодарил за оказанную услугу и поехал домой.
На автостоянке я увидел «моррис» Ника с поднятой крышкой багажника, а через секунду появился и сам Ник с двумя чемоданами, и Люси, следовавшая за ним по пятам.
– Мы поехали, папа. Надо еще забрать Джо по дороге, чтобы дома сразу уложить ее в кровать.
– Ясно. Ну… спасибо, что навестили. И за помощь.
Ник бросил взгляд на жену и сказал:
– Джойс сообщила нам. И я, и Люси – мы очень сожалеем, что так получилось. Но лично мне всегда казалось, что она тебе не пара.
– Это скорее я ей не пара.
– Ну, в любом случае… Как только сможешь выбраться, сразу давай к нам в гости. Брось ты свою гостиницу хоть ненадолго. Дай своему Дэвиду почувствовать, что такое полная ответственность.
– Спасибо. Я постараюсь.
– Не просто постарайся, а соберись и приезжай, – сказала Люси. – Ты и сам понимаешь, что нужно только захотеть. Мы будем рады твоему приезду, честное слово. В комнате для гостей сейчас очень даже мило, а Джо теперь почти не просыпается по ночам, спит до восьми утра.
Я поцеловал ее – второй раз со дня их свадьбы, но первый поцелуй и нельзя было назвать настоящим. Мы поцеловались с Ником, и они сели в машину. Перед тем как отъехать, Ник опустил стекло передней дверцы и сказал, понизив голос, чтобы Люси не услышала:
– Хотел спросить, как там с привидениями. Или все по-старому… ну, сам понимаешь…
– С привидениями покончено. Раз и навсегда. Я расскажу тебе как-нибудь об этом все подробно.
– Почему как-нибудь? В следующий же раз, как только увидимся. Пока, отец, я тебе звякну вечером. Да, Эми спрашивала, куда ты подевался. Сказала, что ей нужно поговорить с тобой кое о чем. И ты выслушай – все, что она будет говорить. И сам скажи ей что-нибудь. Прошу тебя, папа.
Когда я пришел к Эми, она сидела в кровати, а экран телевизора показывал пару малопривлекательных подсвечников, и старческий голос вопрошал:
– Разве они не прекрасны? Конец восемнадцатого века, судя по всему, работа зарубежного мастера, конечно…
– Папа, выключи его, пожалуйста.
Я выключил телевизор и присел на краешек кровати.
– Как чувствуешь себя, Эми?
– Хорошо чувствую, спасибо. Джойс уезжает от нас, да?
– Откуда ты знаешь?
– Она сама сказала мне. Она заходила, спрашивала, может, мне нужно что, и мы поболтали, и я спросила у нее, съездим ли мы в Истборн на субботу-воскресенье до конца каникул, как ездили в прошлом году, а она ответила, что ты и я, может, и поедем, а она к тому времени уже не будет с нами жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Роща стояла очень тихая, наполненная тенями и солнцем. Речь пастора, поверхностная по сути своей и слегка раздражающая, текла своим чередом:
– Глазом ангела, клыком собаки, львиным когтем и рыбьим ртом – этими символами я повелеваю тебе: изыдь, враг радости и веселья, порождение порока; и знамением духов черной воды, белой горы и безграничной пустыни я повелеваю тебе властью Христовой отправиться немедля в место, избранное тобой…
Внезапно ярдах в десяти от нас я увидел и услышал какое-то движение травы и кустарника, бурное колебание воздуха, слишком импульсивное и хаотическое, чтобы можно было назвать его вихрем. Сначала оно охватило лишь маленький участок пространства, затем как будто стало расширяться; нет, не расширяться, а перемещаться в первые мгновения едва заметно, потом со скоростью неторопливо шагающего человека, потом быстрее и прямо в том направлении, где стоял пастор. Я побежал, обгоняя этот воздушный клубок по кривой, и оттащил пастора в сторону. Преподобный отец потерял равновесие, чуть не упал и, оперевшись на ствол дуба, негодующе глянул на меня:
– Какого черта… Что это с вами такое, мистер Эллингтон? Вы не спятили случайно? Я столько вытерпел сегодня, что едва ли…
Пока он выкладывал свои жалобы и претензии, я повернулся к нему спиной и увидел, как воздушное колебание, все набирая скорость, промчалось над тем местом, где стоял недавно пастор, и исчезло из виду за кустом падуба. Наверное, будучи приведенным в движение, оно не могло само изменить направление; возможно, выбор этого направления был случаен; возможно, колебание не несло в себе угрозы; но я был очень рад, что поступил именно так, а не иначе. Я поспешил занять позицию, с которой можно было проследить за его продвижением. К тому моменту колеблющееся марево уже достигло кромки леса.
– Идите быстро сюда, – позвал я.
– И не подумаю.
Оказавшись на открытой местности, этот феномен раздался вширь, утратил свои очертания и вскоре выдавал себя лишь слабым шевелением травы на полянке размером с теннисную площадку, а затем прекратил свое существование. Я почувствовал, как напряжение покидает мышцы, и направился обратно к пастору, который все так же держался за ствол дуба.
– Извините. Разве вы не видели его?
– Видел его? Ничего я не видел.
– Неважно. Ладно, теперь можно и в обратный путь.
– Но я еще не закончил обряд.
– Понимаю, но он уже возымел действие.
– Что? Откуда вы знаете?
Я сообразил вдруг, что под сварливостью, которая сопутствовала его эмоциям, скрывался страх, который преподобный Том испытывал по отношению ко мне, но я не мог придумать другого объяснения, которое напугало бы его в меньшей степени, и рассудил, что в любом случае капелька страха из того или иного источника ни в коей мере не повредит ему. Поэтому я пробормотал что-то насчет интуиции, заставил его сдвинуться с места и покорно терпел – сначала его продолжительные протесты, а затем обидчивое молчание, пока мы возвращались той же дорогой, какой приехали. Стоя у крыльца своего дома, он сказал примирительно:
– Если не трудно, вы заранее дайте мне знать о вашем празднестве, ладно?
«Празднестве? Празднество? Да ты спятил, приятель!» – нечто такое так и хотелось мне произнести, вколачивая слова в той буффонадной манере, которая сбивает с толку и оглушает, и я начал было хмурить брови, как шут гороховый, но затем смягчился, а вернее, решил, что так выйдет смешнее, когда обман будет осознаваться им постепенно. Так или иначе, я ответил, что выполню его просьбу, поблагодарил за оказанную услугу и поехал домой.
На автостоянке я увидел «моррис» Ника с поднятой крышкой багажника, а через секунду появился и сам Ник с двумя чемоданами, и Люси, следовавшая за ним по пятам.
– Мы поехали, папа. Надо еще забрать Джо по дороге, чтобы дома сразу уложить ее в кровать.
– Ясно. Ну… спасибо, что навестили. И за помощь.
Ник бросил взгляд на жену и сказал:
– Джойс сообщила нам. И я, и Люси – мы очень сожалеем, что так получилось. Но лично мне всегда казалось, что она тебе не пара.
– Это скорее я ей не пара.
– Ну, в любом случае… Как только сможешь выбраться, сразу давай к нам в гости. Брось ты свою гостиницу хоть ненадолго. Дай своему Дэвиду почувствовать, что такое полная ответственность.
– Спасибо. Я постараюсь.
– Не просто постарайся, а соберись и приезжай, – сказала Люси. – Ты и сам понимаешь, что нужно только захотеть. Мы будем рады твоему приезду, честное слово. В комнате для гостей сейчас очень даже мило, а Джо теперь почти не просыпается по ночам, спит до восьми утра.
Я поцеловал ее – второй раз со дня их свадьбы, но первый поцелуй и нельзя было назвать настоящим. Мы поцеловались с Ником, и они сели в машину. Перед тем как отъехать, Ник опустил стекло передней дверцы и сказал, понизив голос, чтобы Люси не услышала:
– Хотел спросить, как там с привидениями. Или все по-старому… ну, сам понимаешь…
– С привидениями покончено. Раз и навсегда. Я расскажу тебе как-нибудь об этом все подробно.
– Почему как-нибудь? В следующий же раз, как только увидимся. Пока, отец, я тебе звякну вечером. Да, Эми спрашивала, куда ты подевался. Сказала, что ей нужно поговорить с тобой кое о чем. И ты выслушай – все, что она будет говорить. И сам скажи ей что-нибудь. Прошу тебя, папа.
Когда я пришел к Эми, она сидела в кровати, а экран телевизора показывал пару малопривлекательных подсвечников, и старческий голос вопрошал:
– Разве они не прекрасны? Конец восемнадцатого века, судя по всему, работа зарубежного мастера, конечно…
– Папа, выключи его, пожалуйста.
Я выключил телевизор и присел на краешек кровати.
– Как чувствуешь себя, Эми?
– Хорошо чувствую, спасибо. Джойс уезжает от нас, да?
– Откуда ты знаешь?
– Она сама сказала мне. Она заходила, спрашивала, может, мне нужно что, и мы поболтали, и я спросила у нее, съездим ли мы в Истборн на субботу-воскресенье до конца каникул, как ездили в прошлом году, а она ответила, что ты и я, может, и поедем, а она к тому времени уже не будет с нами жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72