Но теперь все кончено, даю тебе честное слово.
– Ладно, папа. Я верю тебе, я это хотела сказать. А где Виктор? Его не оставили там на обочине, так ведь?
– Нет. Я позаботился о нем. Я как раз еду сейчас похоронить его.
– Правильно. Снова заходи проведать меня, когда у тебя будет время.
– Хочешь, я скажу Джойс или Магдалене, чтобы они посидели у тебя?
– Нет, мне и так неплохо. Дай мне, пожалуйста, журнал про Джонатана Свифта, он вон там на столике у зеркала.
– Про Джонатана Свифта? А, ну понятно.
На обложке этого издания была помещена цветная фотография молодого человека (таким он мне показался, по крайней мере), которому еще только предстояло первый раз в жизни стричься и бриться; резкость картинки была намеренно ухудшена каким-то, без сомнения, недавно выдуманным способом, и фотографировали, очевидно, какой-то камерой ниже уровня земли или из ямы у ног объекта. Я передал журнал Эми, которая тут же открыла его и принялась читать.
– Чего бы ты хотела на обед?
– Гамбургер, фасоль в томатном соусе, жареную картошку, консервированные вишни, взбитые сливки, кока-колу… ну пожалуйста, папочка.
– А не слишком ли много? Доктор Мейбери сказал, что тебе можно только что-нибудь легкое.
– Ну, папа. Я так проголодалась. Я буду есть медленно.
– Тогда ладно. Сейчас организуем это дело.
Я спустился вниз, чтобы разыскать Дэвида, и нашел его за стойкой бара в переднем зале, куда в воскресные дни с утра традиционно стекается большое количество посетителей.
В баре было тесно от пожилых мужчин в пестрых рубашках, пинту за пинтой пьющих пиво, и не столь очевидно пожилых женщин в цветастых брючных костюмах, пьющих «Пимм». Они все разговаривали, как будто перекрикиваясь с противоположных сторон шумной улицы, но все притихли и опустили глаза в свои рюмки и кружки, увидев меня, из уважения к человеку, потерявшему кого-то из близких или же потерявшему рассудок. Дэвид в эту минуту принимал заказ у компании из шести персон, включая одинаково одетую парочку одинаковых, друг на друга похожих «голубых», и у него было такое выражение на лице, будто это стоило ему больших усилий. Он приветствовал меня с тревогой в глазах, надеясь, вне сомнений (и не без оснований), что я не стану обращаться к нему с фантастическими поручениями – не попрошу, например, забронировать номер для графа Дракулы и его супруги; его лицо заметно прояснилось, когда я всего лишь передал ему пожелания Эми и сообщил, что снова возьму в руки руководство в шесть вечера. (Я был твердо настроен покончить к тому времени во всеми делами.)
Вопрос был решен, Ник и Люси еще не появились, а Джойс нигде не было видно; я взял молоток и долото, которыми пользовался, вскрывая пол в нашей столовой, и бросил их на сиденье. Затем принес Виктора из садового сарая, где он лежал завернутый в мешковину, с тех пор как я спрятал его там рано утром. Я взял также заступ и косу. Из всех вариантов, которые я перебрал, самым разумным казалось подъехать как можно ближе к воротам кладбища, там разгрузиться, а затем перегнать грузовичок и оставить где-нибудь подальше, где он не будет привлекать внимание. Пока я осуществлял этот план, никто не видел меня; в это время дня люди сидели по пивным или у себя на кухне.
Сначала Виктор. Я быстро нашел для него удобный, укромный уголок около стены, который не виден с того места, где лежал Андерхилл, и где грунт такой, что не составило особого труда выкопать яму примерно восемнадцать дюймов в глубину. Вот он в могилке, и я сгреб землю обратно в яму, думая о том, что мне будет сильно недоставать кота. Случись это пару дней назад, я, возможно, решился бы показать его тело ветеринару в надежде установить что-нибудь о силе, убившей его, получить какие-нибудь объективные факты, которые послужат доказательством моему рассказу. Но теперь я выбросил из головы всякие такие мысли: что видел, то видел, и никогда не докажешь тому или иному человеку, что именно так все и случилось. Я разровнял и пригладил землю руками.
Вторая моя цель была куда более опасным предприятием. Я приблизительно представлял себе направление, но не место, где следует искать, и потратил более полутора часов, прочесал что-то около двадцати квадратных ярдов земли, прежде чем нашел серебряную фигурку в пучке сорной травы; думаю, здесь все-таки сыграло свою роль везение. Положив вещицу на треугольную вершину чьего-то надгробия, я взял молоток и долото и (благодаря мягкости металла) вскоре разрубил ее на полдюжины трудно узнаваемых кусочков, которые захоронил в разных углах кладбища. Сделав это, я почувствовал себя намного спокойнее, но нельзя сказать, что совсем спокойно. Потребуются еще какие-то усилия, прежде чем это состояние будет достигнуто.
Только я собрался перейти к следующему пункту моей программы, как мне в голову пришла одна мысль. Я подошел к тому месту, где был похоронен Андерхилл, бросил инструменты и помочился на его могилу.
– Так тебе, недоносок, – сказал я. – Ты хотел представить все так, будто случайно выбрал меня из всех, кто жил в гостинице после тебя. Ты просто ждал, когда Эми подрастет до того возраста, который тебе нужен, и затем постарался пробудить во мне любопытство. Но в твоем теперешнем виде ты не смог бы сделать с ней то, что сделал с теми другими бедными девочками, и поэтому попытался вместо этого убить ее. Ради забавы. Очень научный подход. Каков замысел!
Снова никем не замеченный, я вернулся к грузовику и поехал по улочкам деревни, которая в ярком солнечном свете выглядела так, будто здесь обитают самые умные и самые счастливые люди в Англии. Я остановил машину у церкви; через дорогу от нее жил наш приходский священник – в маленьком, но красивом доме, построенном во времена королевы Анны. Сад вокруг дома сильно зарос, там валялся всякий хлам, включая несколько картин в рамах, в большинстве своем сельских сцен, которые, судя по всему, перешли к пастору вместе с домом. Внутри гремела на полную мощность музыка. Я потянул ручку дверного колокольчика, и за дверью зазвучало что-то вроде электрооргана. Прошла минута, и чуть более приглаженная и причесанная разновидность Джонатана Свифта открыла дверь. Человек посмотрел на меня, продолжая что-то жевать.
– Пастор дома? – спросил я.
– А вы кто?
– Один из его прихожан.
– Его кто?
– Прихожанин. Из тех, кто живет в его приходе. Здесь поблизости. Он дома?
– Сейчас посмотрю.
Он повернулся ко мне спиной, но силуэт преподобного Тома Родни, облаченного в бирюзовую футболку и черные джинсовые брюки в обтяжку, уже показался в поле зрения за его плечом.
– Что там такое, Клифф? А… мистер Оллингтон. Вы по делу?
– Да, в общем-то, хотелось бы поговорить. Если у вас найдется свободная минута.
– Э… разумеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Ладно, папа. Я верю тебе, я это хотела сказать. А где Виктор? Его не оставили там на обочине, так ведь?
– Нет. Я позаботился о нем. Я как раз еду сейчас похоронить его.
– Правильно. Снова заходи проведать меня, когда у тебя будет время.
– Хочешь, я скажу Джойс или Магдалене, чтобы они посидели у тебя?
– Нет, мне и так неплохо. Дай мне, пожалуйста, журнал про Джонатана Свифта, он вон там на столике у зеркала.
– Про Джонатана Свифта? А, ну понятно.
На обложке этого издания была помещена цветная фотография молодого человека (таким он мне показался, по крайней мере), которому еще только предстояло первый раз в жизни стричься и бриться; резкость картинки была намеренно ухудшена каким-то, без сомнения, недавно выдуманным способом, и фотографировали, очевидно, какой-то камерой ниже уровня земли или из ямы у ног объекта. Я передал журнал Эми, которая тут же открыла его и принялась читать.
– Чего бы ты хотела на обед?
– Гамбургер, фасоль в томатном соусе, жареную картошку, консервированные вишни, взбитые сливки, кока-колу… ну пожалуйста, папочка.
– А не слишком ли много? Доктор Мейбери сказал, что тебе можно только что-нибудь легкое.
– Ну, папа. Я так проголодалась. Я буду есть медленно.
– Тогда ладно. Сейчас организуем это дело.
Я спустился вниз, чтобы разыскать Дэвида, и нашел его за стойкой бара в переднем зале, куда в воскресные дни с утра традиционно стекается большое количество посетителей.
В баре было тесно от пожилых мужчин в пестрых рубашках, пинту за пинтой пьющих пиво, и не столь очевидно пожилых женщин в цветастых брючных костюмах, пьющих «Пимм». Они все разговаривали, как будто перекрикиваясь с противоположных сторон шумной улицы, но все притихли и опустили глаза в свои рюмки и кружки, увидев меня, из уважения к человеку, потерявшему кого-то из близких или же потерявшему рассудок. Дэвид в эту минуту принимал заказ у компании из шести персон, включая одинаково одетую парочку одинаковых, друг на друга похожих «голубых», и у него было такое выражение на лице, будто это стоило ему больших усилий. Он приветствовал меня с тревогой в глазах, надеясь, вне сомнений (и не без оснований), что я не стану обращаться к нему с фантастическими поручениями – не попрошу, например, забронировать номер для графа Дракулы и его супруги; его лицо заметно прояснилось, когда я всего лишь передал ему пожелания Эми и сообщил, что снова возьму в руки руководство в шесть вечера. (Я был твердо настроен покончить к тому времени во всеми делами.)
Вопрос был решен, Ник и Люси еще не появились, а Джойс нигде не было видно; я взял молоток и долото, которыми пользовался, вскрывая пол в нашей столовой, и бросил их на сиденье. Затем принес Виктора из садового сарая, где он лежал завернутый в мешковину, с тех пор как я спрятал его там рано утром. Я взял также заступ и косу. Из всех вариантов, которые я перебрал, самым разумным казалось подъехать как можно ближе к воротам кладбища, там разгрузиться, а затем перегнать грузовичок и оставить где-нибудь подальше, где он не будет привлекать внимание. Пока я осуществлял этот план, никто не видел меня; в это время дня люди сидели по пивным или у себя на кухне.
Сначала Виктор. Я быстро нашел для него удобный, укромный уголок около стены, который не виден с того места, где лежал Андерхилл, и где грунт такой, что не составило особого труда выкопать яму примерно восемнадцать дюймов в глубину. Вот он в могилке, и я сгреб землю обратно в яму, думая о том, что мне будет сильно недоставать кота. Случись это пару дней назад, я, возможно, решился бы показать его тело ветеринару в надежде установить что-нибудь о силе, убившей его, получить какие-нибудь объективные факты, которые послужат доказательством моему рассказу. Но теперь я выбросил из головы всякие такие мысли: что видел, то видел, и никогда не докажешь тому или иному человеку, что именно так все и случилось. Я разровнял и пригладил землю руками.
Вторая моя цель была куда более опасным предприятием. Я приблизительно представлял себе направление, но не место, где следует искать, и потратил более полутора часов, прочесал что-то около двадцати квадратных ярдов земли, прежде чем нашел серебряную фигурку в пучке сорной травы; думаю, здесь все-таки сыграло свою роль везение. Положив вещицу на треугольную вершину чьего-то надгробия, я взял молоток и долото и (благодаря мягкости металла) вскоре разрубил ее на полдюжины трудно узнаваемых кусочков, которые захоронил в разных углах кладбища. Сделав это, я почувствовал себя намного спокойнее, но нельзя сказать, что совсем спокойно. Потребуются еще какие-то усилия, прежде чем это состояние будет достигнуто.
Только я собрался перейти к следующему пункту моей программы, как мне в голову пришла одна мысль. Я подошел к тому месту, где был похоронен Андерхилл, бросил инструменты и помочился на его могилу.
– Так тебе, недоносок, – сказал я. – Ты хотел представить все так, будто случайно выбрал меня из всех, кто жил в гостинице после тебя. Ты просто ждал, когда Эми подрастет до того возраста, который тебе нужен, и затем постарался пробудить во мне любопытство. Но в твоем теперешнем виде ты не смог бы сделать с ней то, что сделал с теми другими бедными девочками, и поэтому попытался вместо этого убить ее. Ради забавы. Очень научный подход. Каков замысел!
Снова никем не замеченный, я вернулся к грузовику и поехал по улочкам деревни, которая в ярком солнечном свете выглядела так, будто здесь обитают самые умные и самые счастливые люди в Англии. Я остановил машину у церкви; через дорогу от нее жил наш приходский священник – в маленьком, но красивом доме, построенном во времена королевы Анны. Сад вокруг дома сильно зарос, там валялся всякий хлам, включая несколько картин в рамах, в большинстве своем сельских сцен, которые, судя по всему, перешли к пастору вместе с домом. Внутри гремела на полную мощность музыка. Я потянул ручку дверного колокольчика, и за дверью зазвучало что-то вроде электрооргана. Прошла минута, и чуть более приглаженная и причесанная разновидность Джонатана Свифта открыла дверь. Человек посмотрел на меня, продолжая что-то жевать.
– Пастор дома? – спросил я.
– А вы кто?
– Один из его прихожан.
– Его кто?
– Прихожанин. Из тех, кто живет в его приходе. Здесь поблизости. Он дома?
– Сейчас посмотрю.
Он повернулся ко мне спиной, но силуэт преподобного Тома Родни, облаченного в бирюзовую футболку и черные джинсовые брюки в обтяжку, уже показался в поле зрения за его плечом.
– Что там такое, Клифф? А… мистер Оллингтон. Вы по делу?
– Да, в общем-то, хотелось бы поговорить. Если у вас найдется свободная минута.
– Э… разумеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72