Я завершил речь в некотором смущении, ибо тихий внутренний голос вдруг обескуражил меня вопросом: а не кажется ли мне, что пятно на моем подбородке имеет какой-то чертовски подозрительный вид?
Визит на кухню никак не посодействовал поднятию настроения: пока я пил кофе с кусочком поджаренного хлеба, шеф-повар рассказывал и показывал мне, в каком отвратительном состоянии Рамон оставил вчера кухню: разве можно назвать это уборкой? Все выслушав и все посмотрев, я подключил Дэвида, пусть он в течение следующих шести – восьми часов разбирается со всеми вопросами, включая этот, и отстранился отдел, по крайней мере кухонных. Я начал дозваниваться из своей конторки до Джона Дуэринкса-Уильямса в Кембридже. В моих нынешних замыслах (да и в любом другом случае, если мне понадобится помощь) он – единственный подходящий человек из десятка тех ученых мужей, с которыми меня свел университет, а не стойка бара в моем заведении; ко всем тем, кого я знал в бытность свою студентом еще в середине тридцатых, я не стану обращаться даже с вопросом «Который час?» – не говоря уже о теперешней просьбе, которая со стороны выглядит весьма странной.
Несмотря на все противодействия, предпринятые привратником колледжа Святого Матфея, я наконец услышал голос Дуэринкса-Уильямса на другом конце провода. Он сказал, что готов встретиться со мной в одиннадцать часов. Я собрался было сходить наверх, найти Джойс и поделиться с ней некоторыми из своих планов на сегодня, когда в поле моего зрения попал блокнот большого формата из дешевенькой бумаги, куда я, Джойс, а также Дэвид обычно вносили всякие заметки для памяти и поручения друг другу. Блокнот был открыт. Левая половина загнута вниз под обложку, на верхней странице правой стороны было нацарапано рукой Дэвида что-то о мясе; дальше моим почерком шла запись – с массой подробностей, как в автобиографической справке, какую требуют при поступлении на работу, – моих переговоров с одним лондонским агентом по продаже предметов искусства, который в конечном итоге аннулировал свой заказ, когда я по телефону сообщил ему, что номера у нас без телевизоров. Но это случилось на прошлой неделе, десять дней назад. Потом я стал читать то, чего, как показалось мне сначала, я прежде в глаза не видел, но вскоре обнаружилось, что это не так, поскольку текст был написан моей собственной рукой, не знаю уж в котором часу, и какой именно ночью, и в каком состоянии опьянения. Запись была следующей:
Акцент как на западе Англии с примесью ирландского. Голос фальшивый, искусственный. Что-то забавное в движениях, как за стеклом.? не вытесняет воздух. Не смог дотронуться, было так, будто рука все еще между ним и мной, даже хоть рука и вытянута и он меньше фута от меня. Все же «изобре… изобритательный»? облад. интеллектом. Нет ответа где. Доказательство. За головой, телом около 3 на 1,5 дюймов, серебро, руки в сторону, левая кисть отсутствует.
Страдая «алкогольной амнезией в легкой степени», как я это называю, человек способен довольно точно восстановить в памяти что-либо им забытое. При амнезии в более серьезной форме события из нашей памяти стираются безвозвратно. Сейчас речь шла именно о таком случае: я был готов поверить, что общался с духом Томаса Андерхилла вчера ночью, но мне никогда не узнать, как же протекало это общение. При следующей встрече, может, больше повезет; мне казалось, что должна состояться следующая встреча. И если такое случится, я должен сделать все, чтобы прояснить некоторые темные места; например, «доказательство», подтверждающее существование Андерхилла после смерти: что конкретно оно доказывает и в чем оно заключается? Догадка о том, что на нем или при нем находилась какая-то гигантская серебряная брошь – «за головой», – очень даже импонировала, но ничем не помогала; приходится признать, что, как и большинство из тех, кто пишет по ночам послания своему «дневному двойнику», я посчитав некоторые чрезвычайно важные детали настолько яркими и запоминающимися, что не удосужился записать их на бумаге. При следующей встрече мне надо будет также проверить, был ли мой отчет о попытке дотронуться до того, кого я увидел и услышал, блестящей попыткой описать нечто не поддающееся описанию, или я в тот момент был абсолютно не способен верно определять свое положение по отношению к окружающим предметам. Заодно можно прояснить и другие вопросы, такие как: почему я сделал запись на одной из предыдущих страничек блокнота – чтобы скрыть рассказ от посторонних? – но почему же тогда я оставил блокнот в раскрытом виде на видном месте – чтобы не забыть о нем самому? Реконструкция событий настолько правдоподобная, что трудно в нее поверить!
Я поспешил наверх и столкнулся с Джойс на лестничной площадке. Поначалу она решила играть роль молчаливого слушателя, очевидно, чтобы сообщить мне, что она горит желанием услышать мой голос, но почти сразу она отказалась от этого плана.
– Что стряслось? – спросила она, оглядывая меня с ног до головы.
– Стряслось? Что ты имеешь в виду?
– Ты весь какой-то возбужденный. Ошарашенный.
Это была правда. С того момента, как я получил свое собственное послание, во мне нарастали, раскручивались, будто по спирали, радость и беспокойство – состояние, мне совершенно непривычное.
Полагаю, я также испытывал неуверенность, начиная осуществлять предприятие, результат которого непредсказуем. Я даже не мог вспомнить, когда и по какому поводу в последний раз я нервничал вот так, как сейчас.
Я решил подыграть ей:
– Ошарашенный? Нет, ничего такого не ощущаю. Обычное отвратительное состояние с уклоном в ужасно отвратительное – так бы я сказал.
– Ну ладно. Для чего ты едешь в Кембридж?
– Я же тебе сказал: надо навести кое-какие справки по истории нашей гостиницы.
– И ты хочешь сказать, что на это тебе требуется целый день?
– Может, не целый, я так не говорил. Все зависит от того, как быстро я найду то, что ищу.
– А у тебя там не встреча с кем-нибудь или… как это назвать, а?
– Мне нужно встретиться с бывшим научным руководителем Ника, а совсем не с кем-нибудь в том смысле, как ты думаешь.
– Мм. А что Ник собирается делать все это время?
– Он может делать то, что ему захочется. Он привез с собой какие-то свои университетские бумаги. Или пусть займутся чем-нибудь вдвоем с Эми.
– Почему бы тебе не взять их с собой в Кембридж? Там у них будет немного больше…
– Тогда придется подлаживаться под них, а я ведь говорил тебе: я, может, сразу или почти сразу вернусь обратно. Ладно, оставим это, я еду один.
– Ну как хочешь. Ты знаешь, что Люси уезжает сегодня?
– Она вернется завтра, к похоронам. Пожелай ей от меня счастливого пути, если хочешь.
– Мне пока заняться деньгами, почтой и остальными делами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72