На этот раз вы должны выслушать меня до конца. Так вот, я говорю, что в этом отношении между нами все кончено, если только вообще что-то было. Я никого не виню. Я только хочу сказать, что в этом смысле вы должны сбросить меня со счетов. Вот как обстоит дело. И я даже не могу сказать, что огорчен, потому что какой смысл огорчаться из-за непоправимого, а я ничего тут поправить не могу, да и вы тоже. Вот и все.
– И вы воображаете, что ей нужен жалкий и скучный провинциальный учителишка вроде вас? – выпалила Маргарет, едва он успел замолчать. – Или она уже получила, что хотела? Быть может, ей был просто нужен…
– Прекратите этот вздор, Маргарет. Хоть на минуту перестаньте воображать, что вы на сцене!
Наступило молчание; потом Маргарет, шатаясь, шагнула к нему, схватила за плечи и повисла на нем, не то теряя сознание, не то увлекая его на кровать. Очки ее свалились, но она не заметила этого, из горла вырывались странные звуки – короткие, низкие, не прекращающиеся стоны, шедшие, казалось, из глубины желудка, словно ее непрерывно тошнило. Диксон приподнял ее и усадил на кровать. Порой она издавала тихие, почти игривые вскрики. Ее лоб упирался ему в грудь. Диксон не мог понять, то ли ей дурно, то ли у нее припадок истерии, или она просто разрыдалась и не может справиться с собой. Во всяком случае, он совершенно не знал, что с ней делать. А Маргарет, осознав, что сидит на кровати рядом с ним, внезапно рухнула вперед, уткнувшись лицом в его колени. Через секунду он почувствовал, что штанина, прижатая к колену, становится сырой. Он попытался поднять Маргарет, но она оказалась неподъемно тяжелой. Плечи ее сотрясала такая частая дрожь, что Диксон счел это неестественным даже при данных обстоятельствах. Потом Маргарет приподнялась, все тело ее было напряжено, но по-прежнему дрожало мелкой дрожью, и она то пронзительно взвизгивала, то протяжно и громко стонала. Волосы упали ей на глаза, губы оттопырились, зубы стучали, лицо было мокрым не только от слез, но и от слюны. Диксон назвал ее по имени. Тогда она бросилась на кровать и стала метаться из стороны в сторону. Раскинув руки и извиваясь всем телом, она издала несколько громких воплей, потом затихла и только стонала при каждом выдохе. Диксон стиснул ее руки и закричал: «Маргарет! Маргарет!» Она взглянула на него расширенными глазами и стала вырываться, стараясь освободить руки. На лестнице послышались приближающиеся шаги – кто-то подымался и кто-то спускался, явно направляясь к его двери. Дверь открылась, и появился Билл Аткинсон, а за ним мисс Кэтлер. Диксон поднял голову…
– Истерика? – спросил Аткинсон и несколько раз ударил Маргарет по щекам. Слишком сильно, подумал Диксон.
Аткинсон оттолкнул его в сторону, присел на кровать, схватил Маргарет за плечи и энергично потряс.
– У меня в шкафу есть виски, сбегайте и принесите. Диксон выбежал из комнаты и помчался вверх по лестнице. Единственное, что он сейчас довольно отчетливо ощущал, это легкое удивление при мысли о том, что способ прекращения истерики, рекомендуемый романами и фильмами, оказался таким действенным и в жизни. Он разыскал виски: его руки так дрожали, что он чуть не уронил бутылку. Откупорив ее, он быстро глотнул, стараясь не поперхнуться. Когда он вернулся к себе, Маргарет почти успокоилась. Мисс Кэтлер, молча наблюдавшая за Аткинсоном и Маргарет, бросила на Диксона взгляд – не подозрительный и не укоризненный, а, скорее, ободряющий, и от этого он чуть не заплакал. Аткинсон повернулся к нему, но бутылку не взял.
– Дайте стакан или чашку.
Диксон достал из шкафа чашку, налил в нее виски и протянул Аткинсону. Мисс Кэтлер, как всегда исполненная благоговейного уважения к Аткинсону, стояла рядом с Диксоном и смотрела, как Аткинсон поит Маргарет виски.
Ему удалось приподнять Маргарет. Стоны прекратились, и дрожала она уже не так сильно. Лицо ее горело от пощечин. Когда Аткинсон поднес ей чашку ко рту, ее зубы застучали о край, и она шумно задышала. С жуткой последовательностью она глотнула, поперхнулась и закашлялась, опять глотнула, и опять закашлялась, и еще раз глотнула. Вскоре она перестала дрожать и обвела глазами присутствующих.
– Ради Бога, простите, – слабым голосом произнесла она.
– Ничего, детка, – ответил Аткинсон. – Покурим?
– Да, пожалуйста.
– Ну-ка, Джим!
Мисс Кэтлер улыбнулась всем троим, что-то пробормотала и тихонько вышла. Диксон дал закурить Аткинсону и Маргарет и закурил сам. Маргарет села на краю постели; Аткинсон все еще держал ее одной рукой за плечи.
– Это вы ударили меня по лицу? – спросила она.
– Да, детка. Вам все пошло на пользу. Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, гораздо лучше. Немножко кружится голова, но в общем нормально.
– Вот и ладно. Пока что постарайтесь не двигаться. Кладите сюда ноги и отдохните немножко.
– Право, не нужно…
Аткинсон положил ее ноги на кровать и снял с них туфли. Потом встал и, глядя на нее сверху вниз, сказал:
– Полежите минут десять – не меньше. Оставляю вас на попечение братца Джима. Выпейте еще виски, но Джиму не давайте. Я обещал его матери следить, чтобы он не спился. – Он повернул свое монгольское лицо к Диксону. – Ну как, старина, все в порядке?
– Да, спасибо, Билл. Огромное спасибо.
– Ну как, детка?
– Я вам так обязана, мистер Аткинсон. Вы просто замечательный. Не знаю, как вас благодарить.
– Пустяки, детка. – Аткинсон кивнул им и вышел.
– Мне ужасно неприятно, что все так вышло, Джеймс, – сказала Маргарет, как только захлопнулась дверь.
– Это я виноват.
– Вы всегда так говорите. На этот раз я вам этого не позволю. Просто я не могла спокойно перенести ваших слов, вот и все. Я все время думала про себя: это невыносимо. Надо его остановить. А потом перестала владеть собой. Вот отчего все это получилось. И это ужасно глупо с моей стороны, потому что вы были абсолютно правы. Лучше уж сразу выяснить все до конца, а я вела себя, как форменная идиотка.
– Не надо себя упрекать. Это вышло независимо от вашей воли.
– Да, но я должна была справиться. Ради Бога, сядьте, Джеймс, и перестаньте бродить по комнате – вы действуете мне на нервы.
Диксон придвинул к кровати стул с плетеным сиденьем. Усевшись, он поглядел на Маргарет и вспомнил, как он вот так же сидел у ее кровати, когда пришел в больницу после ее попытки покончить с собой. Тогда она казалась гораздо более худой и слабой, волосы ее свисали на плечи, и все же она, пожалуй, производила менее удручающее впечатление, чем сейчас. Размазанная губная помада, мокрый нос, растрепанные жесткие волосы привели его в глубокое уныние.
– Я провожу вас к Уэлчам, – сказал он.
– Дорогой мой, об этом не может быть и речи. Лучше вам держаться от этого дома как можно дальше.
– Это мне совершенно безразлично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79