А чтобы воздать хвалу моей Дансайедо, у меня просто слов не хватает! Она — как ласточка над вечерним прудом. Она — как первый дождь осенний, как цветок дикого миндаля весною ранней. Она достойная хозяйка дома, щедра и отдает охотно, как полноводная река! В ее хозяйстве овцы каждый год приносят ягнят-двойняшек, коровы величавы и здоровы, быки спокойны. Поля же наши становятся богаче год от года, плодоносящие деревья как град роняют спелые оливки. Все это мне даровано! Что в жизни совершил я, чтобы все это случилось?
ХОРИСТ 2:
— Все, что тебе даровано, ты сам дарил всегда, о, Чанди.
ХОРИСТ 1:
— Да, Чанди очень щедр!
ХОРИСТ 5:
— Тот плащ из перьев он отдал своей хейимас!
ХОРИСТ 2:
— А кукурузу — в общие амбары, овечью шерсть он отдал в Мастерские!
ХОРИСТ 3:
— Монеты золотые — музыкантам, медь — актерам!
(Это произносится лукаво, с намеком, и вызывает смех у зрителей.)
ХОРИСТ 1:
— Все в доме у него прекрасно, прочно, сделано на славу, используется с толком. Всего там много, все очень красиво, и двери вечно у него открыты друзьям, а также всем соседям.
ХОРИСТ 3:
— Ты и впрямь богатый человек, Чанди!
ХОРИСТ 5:
— Щедрое сердце — лучшее богатство, как говорится.
«Перевод этих двух ключевых строк исключительно слаб. Амбад, в зависимости от контекста, может иметь следующие значения: „благополучие“, „благополучный“, „отдавать“, „щедрость“. Здесь значения эти сложным образом переплетаются, вступая в невыразимую нашими средствами игру.»
В течение всей этой сцены действие сопровождается только Мелодией Продолжения — слабым, слегка варьирующимся звуком больших рогов «хомбута». Затем постепенно вступают другие инструменты, и музыка сопровождает весь остальной спектакль, негромко аккомпанируя диалогам и довольно активно заполняя паузы — а также искусственно создавая их-с помощью ударных инструментов.
ЧАНДИ:
— Я чувствую себя ослом безмозглым, о, мои друзья! Я рад бы сделать что-нибудь для вас и дать вам то, что вам понравится самим, все что угодно.
ХОРИСТ 4:
— Не правда ли, он замечательный парень?
ХОРИСТ 1:
— Да, кто может не любить его, нашего Чанди.
ЧАНДИ:
— Что же мне дать вам? Я надеюсь, вы разделите со мной эту кукурузу, когда она созреет? На этом участке земли так легко работать, не захотите ли вы использовать его в следующем сезоне? Ах, сестра моя по Дому Обсидиана, я как раз собирался сказать тебе: у нас опять скопилось много перьев, и мы подумывали, не сделать ли еще один плащ для нашей хейимас, для Общества Крови — как тебе кажется, имеем ли мы право? Сестрица, Дансайедо весь год пряла ту белую шерсть, которую дали нам наши овцы прошлой весной, а я помню, тебе вроде бы белая шерсть нужна была. Тебе какую: тонкую или потолще? Ты ведь знаешь, как хорошо прядет моя Дансайедо.
Чанди продолжает говорить, музыка становится такой громкой, что почти заглушает его голос. Хористы из первого хора толпятся вокруг него, а он все говорит и раздает все подряд, делая это искренне, от всей души, хотя и немного истерично. Пока продолжается раздача даров, на сцене справа появляется второй хор: четыре человека, босые, держатся очень прямо, в темных капюшонах и тесных темных одеждах (они одеты как Плакальщики из Общества Черного Кирпича во время Танца Вселенной). Они выходят один за другим, медленно, поджидая друг друга, и выстраиваются в линию, проходящую через всю правую часть сцены. Первый из них, стоящий у самого «Стержня», говорит ровным, лишенным признаков пола голосом, и предваряет его речь резкий, вызывающий озноб вопль тованду (см. главу «Музыкальные инструменты»).
ВТОРОЙ ХОР, ХОРИСТ 1:
— Чанди!
Но, занятые раздачей и получением даров, Чанди и его приятели не обращают на хориста внимания. Человек в черном вновь окликает его по имени. И только в третий раз, услышав наконец собственное имя, Чанди оглядывается через плечо и, смеясь, подходит к человеку в черном, неся что-то в руках.
ЧАНДИ:
— Вот, друг мой, возьми это, пожалуйста! У меня этого слишком много!
Человек в черном остается недвижим, руки его висят вдоль тела. Звучит громкий металлический звук струны, музыка смолкает, и наступает мертвая тишина.
ХОРИСТ 1 ИЗ ВТОРОГО ХОРА:
— Дансайедо разливала по бутылям масло, прекрасное оливковое масло, из тех олив, что принадлежат ее семье. Вдруг откуда ни возьмись вырвалось пламя — может, ветром принесло? — и масло вспыхнуло. Огонь перекинулся на Дансайедо, загорелись ее волосы и одежда — она была похожа на факел, горя заживо. Вся охваченная пламенем, она бросилась вон из дома, но дом тоже загорелся. И все сгорело. Она мертва.
Человек в черном капюшоне склоняется низко в позе Плакальщика и, сгорбившись, опустив голову, сидит, раскачиваясь, у ног Чанди. Между ними только «Стержень». Чанди замер; медленно опускаются и безжизненно повисают его руки. Весь первый хор отшатывается от него, хористы что-то бормочут и переговариваются между собой.
ПЕРВЫЙ ХОР, ХОРИСТ 1:
— Сгорела? Дансайедо? И дом такой огромный? Весь дом сгорел? И все хозяйство? Сгорела заживо?..
ЧАНДИ (в горестном порыве):
— А моя дочь! И мой сынок!
ХОРИСТ 1:
— С ними все в порядке… должно быть, с ними все в порядке, Чанди.
ПЕРВЫЙ ХОР, ХОРИСТ 2:
— Их дома не было. Лишь Дансайедо одна сгорела при пожаре. Все остальные успели выйти.
ХОРИСТ 5:
— Но ведь и дома больше нет! Один фундамент от него остался.
ХОРИСТ 3:
— И все сгорело там дотла.
Чанди неуверенно делает шаг или два, словно намереваясь вернуться в город.
ЧАНДИ:
— О, Дансайедо, жена души моей, прекрасная и добрая такая! Жестоко! Жестоко! Жестоко!
Его голос, трижды повторяя это слово, «стержень» пьесы, звучит все громче, как вопль раненого зверя; потом он снова замирает, потрясенный собственным страстным горестным порывом. С болью в глазах озирается, заглядывает людям в лица и наконец говорит с печальным достоинством.
ЧАНДИ:
— Пойду… пора… мне петь с тобою, Дансайедо, и для тебя песни Ухода. Но нужно, чтоб и дети мои пошли со мною… Пусть явятся сюда!
На сцене слева появляются сын и дочь Чанди. В то же самое время второй человек в черном из второго хора начинает движение к центру сцены с вытянутой вперед правой рукой. Сын Чанди идет к отцу, и они обнимают друг друга, но дочь проходит мимо, оборачивается, чтобы посмотреть на отца, но не останавливается, а идет навстречу человеку в черном, берет его за руку и уходит вместе с ним со сцены направо, во тьму. Когда она исчезает, Чанди стряхивает оцепенение и взывает.
ЧАНДИ:
— Где моя дочь ? Куда она уходит ? Куда она ушла ?
ХОРИСТ 1 ИЗ ВТОРОГО ХОРА (по-прежнему склонившись к земле и раскачиваясь):
— Она ведь видела, как мать горела заживо, пытаясь дом спасти. Перенести то зрелище она была не в силах. Боясь сойти с ума от горя, она пошла к Целителям и яд там приняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
ХОРИСТ 2:
— Все, что тебе даровано, ты сам дарил всегда, о, Чанди.
ХОРИСТ 1:
— Да, Чанди очень щедр!
ХОРИСТ 5:
— Тот плащ из перьев он отдал своей хейимас!
ХОРИСТ 2:
— А кукурузу — в общие амбары, овечью шерсть он отдал в Мастерские!
ХОРИСТ 3:
— Монеты золотые — музыкантам, медь — актерам!
(Это произносится лукаво, с намеком, и вызывает смех у зрителей.)
ХОРИСТ 1:
— Все в доме у него прекрасно, прочно, сделано на славу, используется с толком. Всего там много, все очень красиво, и двери вечно у него открыты друзьям, а также всем соседям.
ХОРИСТ 3:
— Ты и впрямь богатый человек, Чанди!
ХОРИСТ 5:
— Щедрое сердце — лучшее богатство, как говорится.
«Перевод этих двух ключевых строк исключительно слаб. Амбад, в зависимости от контекста, может иметь следующие значения: „благополучие“, „благополучный“, „отдавать“, „щедрость“. Здесь значения эти сложным образом переплетаются, вступая в невыразимую нашими средствами игру.»
В течение всей этой сцены действие сопровождается только Мелодией Продолжения — слабым, слегка варьирующимся звуком больших рогов «хомбута». Затем постепенно вступают другие инструменты, и музыка сопровождает весь остальной спектакль, негромко аккомпанируя диалогам и довольно активно заполняя паузы — а также искусственно создавая их-с помощью ударных инструментов.
ЧАНДИ:
— Я чувствую себя ослом безмозглым, о, мои друзья! Я рад бы сделать что-нибудь для вас и дать вам то, что вам понравится самим, все что угодно.
ХОРИСТ 4:
— Не правда ли, он замечательный парень?
ХОРИСТ 1:
— Да, кто может не любить его, нашего Чанди.
ЧАНДИ:
— Что же мне дать вам? Я надеюсь, вы разделите со мной эту кукурузу, когда она созреет? На этом участке земли так легко работать, не захотите ли вы использовать его в следующем сезоне? Ах, сестра моя по Дому Обсидиана, я как раз собирался сказать тебе: у нас опять скопилось много перьев, и мы подумывали, не сделать ли еще один плащ для нашей хейимас, для Общества Крови — как тебе кажется, имеем ли мы право? Сестрица, Дансайедо весь год пряла ту белую шерсть, которую дали нам наши овцы прошлой весной, а я помню, тебе вроде бы белая шерсть нужна была. Тебе какую: тонкую или потолще? Ты ведь знаешь, как хорошо прядет моя Дансайедо.
Чанди продолжает говорить, музыка становится такой громкой, что почти заглушает его голос. Хористы из первого хора толпятся вокруг него, а он все говорит и раздает все подряд, делая это искренне, от всей души, хотя и немного истерично. Пока продолжается раздача даров, на сцене справа появляется второй хор: четыре человека, босые, держатся очень прямо, в темных капюшонах и тесных темных одеждах (они одеты как Плакальщики из Общества Черного Кирпича во время Танца Вселенной). Они выходят один за другим, медленно, поджидая друг друга, и выстраиваются в линию, проходящую через всю правую часть сцены. Первый из них, стоящий у самого «Стержня», говорит ровным, лишенным признаков пола голосом, и предваряет его речь резкий, вызывающий озноб вопль тованду (см. главу «Музыкальные инструменты»).
ВТОРОЙ ХОР, ХОРИСТ 1:
— Чанди!
Но, занятые раздачей и получением даров, Чанди и его приятели не обращают на хориста внимания. Человек в черном вновь окликает его по имени. И только в третий раз, услышав наконец собственное имя, Чанди оглядывается через плечо и, смеясь, подходит к человеку в черном, неся что-то в руках.
ЧАНДИ:
— Вот, друг мой, возьми это, пожалуйста! У меня этого слишком много!
Человек в черном остается недвижим, руки его висят вдоль тела. Звучит громкий металлический звук струны, музыка смолкает, и наступает мертвая тишина.
ХОРИСТ 1 ИЗ ВТОРОГО ХОРА:
— Дансайедо разливала по бутылям масло, прекрасное оливковое масло, из тех олив, что принадлежат ее семье. Вдруг откуда ни возьмись вырвалось пламя — может, ветром принесло? — и масло вспыхнуло. Огонь перекинулся на Дансайедо, загорелись ее волосы и одежда — она была похожа на факел, горя заживо. Вся охваченная пламенем, она бросилась вон из дома, но дом тоже загорелся. И все сгорело. Она мертва.
Человек в черном капюшоне склоняется низко в позе Плакальщика и, сгорбившись, опустив голову, сидит, раскачиваясь, у ног Чанди. Между ними только «Стержень». Чанди замер; медленно опускаются и безжизненно повисают его руки. Весь первый хор отшатывается от него, хористы что-то бормочут и переговариваются между собой.
ПЕРВЫЙ ХОР, ХОРИСТ 1:
— Сгорела? Дансайедо? И дом такой огромный? Весь дом сгорел? И все хозяйство? Сгорела заживо?..
ЧАНДИ (в горестном порыве):
— А моя дочь! И мой сынок!
ХОРИСТ 1:
— С ними все в порядке… должно быть, с ними все в порядке, Чанди.
ПЕРВЫЙ ХОР, ХОРИСТ 2:
— Их дома не было. Лишь Дансайедо одна сгорела при пожаре. Все остальные успели выйти.
ХОРИСТ 5:
— Но ведь и дома больше нет! Один фундамент от него остался.
ХОРИСТ 3:
— И все сгорело там дотла.
Чанди неуверенно делает шаг или два, словно намереваясь вернуться в город.
ЧАНДИ:
— О, Дансайедо, жена души моей, прекрасная и добрая такая! Жестоко! Жестоко! Жестоко!
Его голос, трижды повторяя это слово, «стержень» пьесы, звучит все громче, как вопль раненого зверя; потом он снова замирает, потрясенный собственным страстным горестным порывом. С болью в глазах озирается, заглядывает людям в лица и наконец говорит с печальным достоинством.
ЧАНДИ:
— Пойду… пора… мне петь с тобою, Дансайедо, и для тебя песни Ухода. Но нужно, чтоб и дети мои пошли со мною… Пусть явятся сюда!
На сцене слева появляются сын и дочь Чанди. В то же самое время второй человек в черном из второго хора начинает движение к центру сцены с вытянутой вперед правой рукой. Сын Чанди идет к отцу, и они обнимают друг друга, но дочь проходит мимо, оборачивается, чтобы посмотреть на отца, но не останавливается, а идет навстречу человеку в черном, берет его за руку и уходит вместе с ним со сцены направо, во тьму. Когда она исчезает, Чанди стряхивает оцепенение и взывает.
ЧАНДИ:
— Где моя дочь ? Куда она уходит ? Куда она ушла ?
ХОРИСТ 1 ИЗ ВТОРОГО ХОРА (по-прежнему склонившись к земле и раскачиваясь):
— Она ведь видела, как мать горела заживо, пытаясь дом спасти. Перенести то зрелище она была не в силах. Боясь сойти с ума от горя, она пошла к Целителям и яд там приняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180