— Она говорила одновременно и сердито, и радостно; я никогда прежде не слышала, чтобы она разговаривала таким тоном.
— Лучше б этого не было никогда! — сказала моя бабушка тоже сердито, но совсем не радостно.
И тут я вылезла из своего темного угла и бросилась к бабушке со слезами:
— Не позволяй ему приходить сюда! Пусть он нас никогда не найдет!
Но мать сурово сказала:
— Подойди сейчас же ко мне, дочь Кондора.
Я сделала шаг, остановилась и осталась стоять меж ними, повторяя:
— Это не мое имя! Меня совсем не так зовут!
Мать, несколько опешив, умолкла, но потом тихонько проговорила:
— Не бойся. Ты сама увидишь. — И как ни в чем не бывало принялась готовить ужин. Бабушка взяла свой праздничный барабан и удалилась в нашу хейимас. В тот вечер изо всех хейимас доносился барабанный бой.
Стояли последние жаркие дни лета, и все высыпали на балконы и веранды, надеясь на прохладу, что приходила вместе с сумерками. Я слышала разговоры людей об огромном кондоре. Агат, библиотекарь из Общества Земляничного Дерева, начал декламировать отрывок из старинных записей, хранившихся в библиотеке под названием «Полет Великого», который он сам перевел на язык кеш. Там говорилось о Внутреннем Море и Горах Света, об Оморнском Море и Райских Горах, о солончаковых пустошах и о прериях, заросших травами, о Северной Горе и о Южной — обо всем, что видит во время своего полета кондор. Голос у Агата был очень красивый, и когда он читал что-то или рассказывал, невозможно было не подпасть под его очарование. Вот было б здорово, подумала я, притихнув, как и все остальные, если б он рассказывал всю ночь! Когда же повествование Агата было закончено, сначала вокруг царила полная тишина; лишь спустя некоторое время люди начали снова тихонько переговариваться. Среди них я не нашла ни бабушки, ни матери. Люди меня не замечали и свободно говорили о народе Кондора, чего никогда не стали бы делать в присутствии членов моей семьи.
Я увидела Ракушку, которая ждала, когда моя бабушка поднимется наверх из хейимас.
— Если эти люди действительно возвращаются, то на этот раз мы ни в коем случае не должны позволить им долго оставаться в Долине, — сказала она.
— Они уже в Долине, — возразил ей Гончий Пес. — И скоро отсюда не уйдут. Они явились, чтобы воевать.
— Ерунда, — сказала Ракушка. — Ты старик, а рассуждаешь, как мальчишка!
Гончий Пес, как и Агат, был человеком образованным, он часто бывал в Кастохе и Ваквахе, читал там разные умные книги и беседовал с учеными людьми. Он сказал Ракушке:
— Слушай, женщина Синей Глины, я говорю так потому, что уже беседовал с людьми из Общества Воителей из Верхней Долины, а кто такие, по-твоему, воители, как не люди, которые воюют? А ведь это люди из нашего племени, из Долины Великой Реки На, из Пяти Земных Домов. Но в тех городах они уже лет десять как принимают советы народа Кондора и делятся с ним своей мудростью.
Женщина по имени Старая Пещера (это имя она получила, когда совсем ослепла) проговорила:
— Неужели, Гончий Пес, ты хочешь сказать, что люди этого Кондора больны? Что у них с головами не все в порядке?
— Да, именно это я и хочу сказать, — ответил он.
Кто-то с дальнего конца веранды спросил:
— А что, правду говорят, что у них в племени одни только мужчины?
Гончий Пес ответил:
— Сюда приходят только мужчины. Вооруженные мужчины.
— Но послушайте! — воскликнула Ракушка. — Не могут же они все время только слоняться без дела да курить табак, и так год за годом! Это же полная чепуха! Ну а если кто-то из жителей больших городов Верхней Долины хочет вести себя как пятнадцатилетний мальчишка, бегать и играть в войну, нам-то что за дело? Мы-то ведь здесь живем, не там. Нам только и нужно сказать этим чужеземцам: ступайте себе мимо.
Танцующая Мышь, спикер нашей хейимас, возразил ей:
— Они не могут причинить нам зла. Мы ходим по одним и тем же кругам спирали.
— А они наш круг раскручивают! — заявил Гончий Пес.
— И все равно держитесь своего круга спирали, — сказал Танцующая Мышь.
Это был добрый сильный человек. Мне хотелось слушать его, а не Гончего Пса. Я сидела, привалившись спиной к стене дома, и боялась выползти из-под крыши, потому что открытое небо пугало меня. Вдруг я заметила что-то у самых своих ног на полу; в лунном свете это было похоже на щепку или обрывок ленты. Я подняла его с пола. Это было оно. Темное, твердое, тонкое и длинное. Я все поняла: это было то самое слово, которое я должна была научиться выговаривать.
Я встала и отнесла его Старой Пещере, сунув ей в руку со словами:
— Возьми, пожалуйста, это для тебя.
Мне хотелось поскорей от него избавиться, но Старая Пещера, хоть и была очень дряхлая и слабая, отличалась удивительной мудростью.
Она ощупала перо, а потом протянула его мне и сказала:
— Ты храни его. Северная Сова. Это слово сказано для тебя. — Ее глаза в лунном свете смотрели прямо сквозь меня; для нее я была словно внутренностью той, видимой ей одной «пещеры». Пришлось взять перо обратно.
Тогда она сказала уже добрее:
— Не бойся. Твои руки — руки ребенка, они гонят воду сквозь круги спирали и ничего не задерживают, все выпускают. Они очищают. — Потом Старая Пещера начала раскачиваться всем телом, закрыла свои слепые глаза и лишь спустя некоторое время проговорила:
— Ах, дочь Кондора, когда-нибудь в пустыне вспомни о бегущих ручьях! Ах, дочь Кондора, в темном доме вспомни о священном сосуде из синей глины.
— Я не дочь Кондора! — возмутилась я. Но старуха лишь открыла глаза, засмеялась и сказала:
— А сам Кондор, похоже, утверждает обратное. Я повернулась и хотела убежать, расстроенная и пристыженная, но Старая Пещера остановила меня:
— Сохрани это перо, детка, пока не сможешь вернуть его владельцу.
Я пошла домой и сунула черное перо в корзинку с крышкой, которую сплела для меня мать, чтобы я хранила там всякие свои драгоценности и «секреты». Рассмотрев перо при свете лампы — черное как смерть, длиннее, чем у орла, — я вдруг почувствовала некоторую гордость оттого, что перо попало именно в мои руки. Если так уж обязательно быть не такой, как все остальные, то пусть отличие это будет исполнено благородства, подумала я.
Моя мать ушла в Общество Крови, бабушка до сих пор была в хейимас. За юго-западными окнами слышался дробный, словно падающий с небес дождь, перестук барабанов. За окнами, выходившими на северо-восток, где-то на дубах гукала маленькая сова: у-угу-угу. Я так и уснула в одиночестве, думая о кондоре и слушая сову.
В первый же день праздника Вина в Синшан пришли жители Мадидину и сообщили, что много людей Кондора спускается в Долину со стороны Чистого Озера. Перед Танцем Вина мой побочный дед Девять Целых отправился на сбор винограда, и я пошла вместе с его семьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
— Лучше б этого не было никогда! — сказала моя бабушка тоже сердито, но совсем не радостно.
И тут я вылезла из своего темного угла и бросилась к бабушке со слезами:
— Не позволяй ему приходить сюда! Пусть он нас никогда не найдет!
Но мать сурово сказала:
— Подойди сейчас же ко мне, дочь Кондора.
Я сделала шаг, остановилась и осталась стоять меж ними, повторяя:
— Это не мое имя! Меня совсем не так зовут!
Мать, несколько опешив, умолкла, но потом тихонько проговорила:
— Не бойся. Ты сама увидишь. — И как ни в чем не бывало принялась готовить ужин. Бабушка взяла свой праздничный барабан и удалилась в нашу хейимас. В тот вечер изо всех хейимас доносился барабанный бой.
Стояли последние жаркие дни лета, и все высыпали на балконы и веранды, надеясь на прохладу, что приходила вместе с сумерками. Я слышала разговоры людей об огромном кондоре. Агат, библиотекарь из Общества Земляничного Дерева, начал декламировать отрывок из старинных записей, хранившихся в библиотеке под названием «Полет Великого», который он сам перевел на язык кеш. Там говорилось о Внутреннем Море и Горах Света, об Оморнском Море и Райских Горах, о солончаковых пустошах и о прериях, заросших травами, о Северной Горе и о Южной — обо всем, что видит во время своего полета кондор. Голос у Агата был очень красивый, и когда он читал что-то или рассказывал, невозможно было не подпасть под его очарование. Вот было б здорово, подумала я, притихнув, как и все остальные, если б он рассказывал всю ночь! Когда же повествование Агата было закончено, сначала вокруг царила полная тишина; лишь спустя некоторое время люди начали снова тихонько переговариваться. Среди них я не нашла ни бабушки, ни матери. Люди меня не замечали и свободно говорили о народе Кондора, чего никогда не стали бы делать в присутствии членов моей семьи.
Я увидела Ракушку, которая ждала, когда моя бабушка поднимется наверх из хейимас.
— Если эти люди действительно возвращаются, то на этот раз мы ни в коем случае не должны позволить им долго оставаться в Долине, — сказала она.
— Они уже в Долине, — возразил ей Гончий Пес. — И скоро отсюда не уйдут. Они явились, чтобы воевать.
— Ерунда, — сказала Ракушка. — Ты старик, а рассуждаешь, как мальчишка!
Гончий Пес, как и Агат, был человеком образованным, он часто бывал в Кастохе и Ваквахе, читал там разные умные книги и беседовал с учеными людьми. Он сказал Ракушке:
— Слушай, женщина Синей Глины, я говорю так потому, что уже беседовал с людьми из Общества Воителей из Верхней Долины, а кто такие, по-твоему, воители, как не люди, которые воюют? А ведь это люди из нашего племени, из Долины Великой Реки На, из Пяти Земных Домов. Но в тех городах они уже лет десять как принимают советы народа Кондора и делятся с ним своей мудростью.
Женщина по имени Старая Пещера (это имя она получила, когда совсем ослепла) проговорила:
— Неужели, Гончий Пес, ты хочешь сказать, что люди этого Кондора больны? Что у них с головами не все в порядке?
— Да, именно это я и хочу сказать, — ответил он.
Кто-то с дальнего конца веранды спросил:
— А что, правду говорят, что у них в племени одни только мужчины?
Гончий Пес ответил:
— Сюда приходят только мужчины. Вооруженные мужчины.
— Но послушайте! — воскликнула Ракушка. — Не могут же они все время только слоняться без дела да курить табак, и так год за годом! Это же полная чепуха! Ну а если кто-то из жителей больших городов Верхней Долины хочет вести себя как пятнадцатилетний мальчишка, бегать и играть в войну, нам-то что за дело? Мы-то ведь здесь живем, не там. Нам только и нужно сказать этим чужеземцам: ступайте себе мимо.
Танцующая Мышь, спикер нашей хейимас, возразил ей:
— Они не могут причинить нам зла. Мы ходим по одним и тем же кругам спирали.
— А они наш круг раскручивают! — заявил Гончий Пес.
— И все равно держитесь своего круга спирали, — сказал Танцующая Мышь.
Это был добрый сильный человек. Мне хотелось слушать его, а не Гончего Пса. Я сидела, привалившись спиной к стене дома, и боялась выползти из-под крыши, потому что открытое небо пугало меня. Вдруг я заметила что-то у самых своих ног на полу; в лунном свете это было похоже на щепку или обрывок ленты. Я подняла его с пола. Это было оно. Темное, твердое, тонкое и длинное. Я все поняла: это было то самое слово, которое я должна была научиться выговаривать.
Я встала и отнесла его Старой Пещере, сунув ей в руку со словами:
— Возьми, пожалуйста, это для тебя.
Мне хотелось поскорей от него избавиться, но Старая Пещера, хоть и была очень дряхлая и слабая, отличалась удивительной мудростью.
Она ощупала перо, а потом протянула его мне и сказала:
— Ты храни его. Северная Сова. Это слово сказано для тебя. — Ее глаза в лунном свете смотрели прямо сквозь меня; для нее я была словно внутренностью той, видимой ей одной «пещеры». Пришлось взять перо обратно.
Тогда она сказала уже добрее:
— Не бойся. Твои руки — руки ребенка, они гонят воду сквозь круги спирали и ничего не задерживают, все выпускают. Они очищают. — Потом Старая Пещера начала раскачиваться всем телом, закрыла свои слепые глаза и лишь спустя некоторое время проговорила:
— Ах, дочь Кондора, когда-нибудь в пустыне вспомни о бегущих ручьях! Ах, дочь Кондора, в темном доме вспомни о священном сосуде из синей глины.
— Я не дочь Кондора! — возмутилась я. Но старуха лишь открыла глаза, засмеялась и сказала:
— А сам Кондор, похоже, утверждает обратное. Я повернулась и хотела убежать, расстроенная и пристыженная, но Старая Пещера остановила меня:
— Сохрани это перо, детка, пока не сможешь вернуть его владельцу.
Я пошла домой и сунула черное перо в корзинку с крышкой, которую сплела для меня мать, чтобы я хранила там всякие свои драгоценности и «секреты». Рассмотрев перо при свете лампы — черное как смерть, длиннее, чем у орла, — я вдруг почувствовала некоторую гордость оттого, что перо попало именно в мои руки. Если так уж обязательно быть не такой, как все остальные, то пусть отличие это будет исполнено благородства, подумала я.
Моя мать ушла в Общество Крови, бабушка до сих пор была в хейимас. За юго-западными окнами слышался дробный, словно падающий с небес дождь, перестук барабанов. За окнами, выходившими на северо-восток, где-то на дубах гукала маленькая сова: у-угу-угу. Я так и уснула в одиночестве, думая о кондоре и слушая сову.
В первый же день праздника Вина в Синшан пришли жители Мадидину и сообщили, что много людей Кондора спускается в Долину со стороны Чистого Озера. Перед Танцем Вина мой побочный дед Девять Целых отправился на сбор винограда, и я пошла вместе с его семьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180