И Семен с друзьями пошли прогуляться. Прогулки по вражескому городу тоже нравились Семену. Можно было неожиданно нарваться на затаившегося фрица или на что-нибудь заминированное фашистами. Конечно, не хотелось погибать в самом конце войны, но любопытство и бодрящее чувство опасности заставляли идти на риск. К тому же в захваченных городах было чем поживиться. А деду Семену очень хотелось привезти в Красный Бубенчто-нибудь такое, чтобы все обосрались… Ну, не говоря уже о немках… Немки сильно нравились Семену Абатурову. Таких жоп и титек, как у немок, он раньше не видел. Конечно и польки были ничего, и чешки с румынками тоже… Но немки были для Семена, как окончательный и заслуженный приз. Когда он драл немок, у него было такое ощущение, что он дерет в их лице всю фашистскую Германию. Семен даже кричал для их удовольствия по-немецки «Хенде Хох» и «Гитлер капут».
И вот он с друзьями-однополчанами Мишкой Стропалевым и Андреем Жадовым шел по отбитому у фашистов Фрайбергу, прихлебывая из фляги спирт. Семен, Мишка и Андрей были не разлей вода. Всю войну они прошагали бок о бок, не раз спасали друг друга от смерти, делились последним, и теперь в Германии все трофеи тоже делили поровну.
Они долго гуляли по незнакомому городу, пока не вышли к какому-то старинному полуразбомбленному замку.
– Ничего себе, фашисты жили! – присвистнул Жадов. – Мы всю войну в землянках промудохались, а они, гады…
– Ладно, Андрюха, – Мишка похлопал товарища по плечу, – с войны вернемся, каждому по дворцу построим! Заживем, как фашисты!
– А я высоко жить не привык, – сказал Семен. – У меня от высоты голова кружится и тошнит. Я в Москве на Чертовом колесе катался и блеванул оттуда.
– Ну и прекрасно, – сказал Мишка. – Снизу, например, фашист идет, а ты на него сверху блюешь.
– Или ссышь, – добавил Жадов. Друзья расхохотались своим мечтам.
Решили посмотреть замок внутри, чтобы узнать на практике, как устраивать после Победы дворцы на Родине. Они прошли сквозь полуразвалившиеся ворота и оказались во внутреннем дворе с колодцем посредине. Хотелось пить, но из колодца пить поостереглись – мало ли какой туда дряни напускали фашисты, чтобы отравить русских освободителей.
Освободители обошли двор кругом и подошли к железной кованой двери с кольцом заместо ручки. Кольцо торчало из бронзовой головы носорога. На роге у носорога была наколота рейхсмарка.
– Как это понимать? – Жадов снял очки и протер их бархатным носовым платком, взятым у одной немки на память о встрече.
– Вход платный? – предположил Стропалев.
– Мы их фашистские деньги отменили, – сказал Семен, снял марку с рога, порвал на кусочки и подкинул в воздух.
Мелкие обрывки опустились на выложенный булыжниками пол, как новогоднее конфетти. Андрей подергал кольцо.
– Заперто!
– Поправимо! – Мишка снял с плеча автомат ППШ. – Отойдите…
Жадов и Абатуров отошли в сторону, закурили американские сигареты «Каракум» с верблюдом на пачке.
– Тра-та-та! – застрочил автомат.
Но универсальная отмычка военного времени на этот раз не сработала. Железная дверь выдержала.
– Ничего! – сказал Стропалев, отстегивая гранату. – Все смотались за колодец!
Жадов и Абатуров присели за колодцем. Через секунду к ним присоединился Стропалев.
– Получи, фашист, гранату!
Раздался взрыв, и на друзей упало ведро с колодца. Ведро наделось Стропалеву на голову, и Мишка стал похож на Тевтонского рыцаря в гимнастерке.
– У-у! – загудел Стропалев в ведре.
А Семен флягой треснул по ведру сверху.
– Ты чего?! – Мишка снял ведро. – Оглохнуть же можно! Они выбрались из-за колодца. Дверь валялась на земле.
Проход был свободен.
Друзья вошли внутрь. Было темно. Стропалев включил трофейный немецкий фонарик и посветил вокруг.
Они стояли в коридоре, на стенах которого висели рыцарские гербы и портрет какого-то немца в рогатой каске.
– Что за рожа? – спросил Жадов. – Чего-то я не узнаю, – он приподнял очки и встал на цыпочки перед портретом. – Вроде, не Гитлер…
– Наверное, Геббельс, – предположил Стропалев. – Или Моцарт…
– Моцарт не фашист, – возразил Жадов.
– Один хер, – сказал Абатуров.
– Тут слова в углу написаны. – Жадов стал читать по складам: – Теофраст Кохаузен… Вот такие и отравили Моцарта!
Семену на мгновение показалось, что портрет немца живой. Немец на портрете нахмурил брови, посмотрел на Андрея неодобрительно и сверкнул зелеными глазами…
По затылку у Семена побежали мурашки. Он подтолкнул в бок Мишку.
– Ты ничего не заметил?..
– Что? – Мишка потянулся к автомату.
– Да так… – Семен заглянул за портрет. – Я в кино одном видел, что в таких портретах делают дырки в глазах и оттуда подсматривают…
Дырок в портрете не оказалось.
Мишка докурил сигарету и окурком пририсовал портрету немецкие усы вверх. А потом плюнул на бычок и прилепил его немцу ко рту.
– Покури, фриц.
Семену вновь показалось, что портрет живой и недовольный. Но он списал это на счет тусклого освещения, действия спирта и необычной обстановки. Однако, незаметно от товарищей, на всякий случай, перекрестился.
Друзья пошли по коридору дальше. На стенах висели и другие красноносые немцы в париках и бледные немки с завитыми кудрями. Но солдаты перестали обращать на них внимание. Живопись им уже надоела. Они же не знали никого из тех, кто был изображен на полотнах, а поэтому им было неинтересно на них смотреть. Подумаешь – немцы.
Наконец коридор закончился, и друзья оказались в огромном зале с высоченными потолками. В зале царил хаос. Тут и там валялись перевернутые старинные кресла. Посреди помещения стоял громадный дубовый стол, заваленный посудой – помятыми металлическими кубками и тарелками, битыми фарфоровыми вазами, гнутыми подсвечниками, огромными вилками с отломанными перекрученными зубцами и прочим хламом. В самом центре на столе лежала люстра диаметром метра три-четыре. Видимо, в разгар немецкого пиршества люстра грохнулась с потолка на стол и покалечила посуду. Может быть, люстра задела и кого-нибудь из людей, но трупов не было. Только гигантская ваза для фруктов валялась на полу.
– Неплохо, видать, немцы погуляли, – сказал Жадов, подходя к столу. Он взял мятый кубок. – Люстру кокнули.
– Это от бомбы, – сказал Семен. Мишка Стропалев посмотрел наверх:
– Может, и от бомбы… А может, какой-нибудь фриц подвыпивший подпрыгнул со стола, уцепился за нее, раскачался и навернулся.
– Гитлер капут, – закончил Семен.
Друзья расхохотались. Их голоса диким эхом отозвались под потолком, вибрируя и искажаясь. Оттуда вылетела целая стая отвратительных перепончатокрылых летучих мышей.
Солдаты вскинули автоматы и полоснули очередями по летающей мерзости.
Грохот поднялся такой, что нормальный человек сразу бы сошел с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
И вот он с друзьями-однополчанами Мишкой Стропалевым и Андреем Жадовым шел по отбитому у фашистов Фрайбергу, прихлебывая из фляги спирт. Семен, Мишка и Андрей были не разлей вода. Всю войну они прошагали бок о бок, не раз спасали друг друга от смерти, делились последним, и теперь в Германии все трофеи тоже делили поровну.
Они долго гуляли по незнакомому городу, пока не вышли к какому-то старинному полуразбомбленному замку.
– Ничего себе, фашисты жили! – присвистнул Жадов. – Мы всю войну в землянках промудохались, а они, гады…
– Ладно, Андрюха, – Мишка похлопал товарища по плечу, – с войны вернемся, каждому по дворцу построим! Заживем, как фашисты!
– А я высоко жить не привык, – сказал Семен. – У меня от высоты голова кружится и тошнит. Я в Москве на Чертовом колесе катался и блеванул оттуда.
– Ну и прекрасно, – сказал Мишка. – Снизу, например, фашист идет, а ты на него сверху блюешь.
– Или ссышь, – добавил Жадов. Друзья расхохотались своим мечтам.
Решили посмотреть замок внутри, чтобы узнать на практике, как устраивать после Победы дворцы на Родине. Они прошли сквозь полуразвалившиеся ворота и оказались во внутреннем дворе с колодцем посредине. Хотелось пить, но из колодца пить поостереглись – мало ли какой туда дряни напускали фашисты, чтобы отравить русских освободителей.
Освободители обошли двор кругом и подошли к железной кованой двери с кольцом заместо ручки. Кольцо торчало из бронзовой головы носорога. На роге у носорога была наколота рейхсмарка.
– Как это понимать? – Жадов снял очки и протер их бархатным носовым платком, взятым у одной немки на память о встрече.
– Вход платный? – предположил Стропалев.
– Мы их фашистские деньги отменили, – сказал Семен, снял марку с рога, порвал на кусочки и подкинул в воздух.
Мелкие обрывки опустились на выложенный булыжниками пол, как новогоднее конфетти. Андрей подергал кольцо.
– Заперто!
– Поправимо! – Мишка снял с плеча автомат ППШ. – Отойдите…
Жадов и Абатуров отошли в сторону, закурили американские сигареты «Каракум» с верблюдом на пачке.
– Тра-та-та! – застрочил автомат.
Но универсальная отмычка военного времени на этот раз не сработала. Железная дверь выдержала.
– Ничего! – сказал Стропалев, отстегивая гранату. – Все смотались за колодец!
Жадов и Абатуров присели за колодцем. Через секунду к ним присоединился Стропалев.
– Получи, фашист, гранату!
Раздался взрыв, и на друзей упало ведро с колодца. Ведро наделось Стропалеву на голову, и Мишка стал похож на Тевтонского рыцаря в гимнастерке.
– У-у! – загудел Стропалев в ведре.
А Семен флягой треснул по ведру сверху.
– Ты чего?! – Мишка снял ведро. – Оглохнуть же можно! Они выбрались из-за колодца. Дверь валялась на земле.
Проход был свободен.
Друзья вошли внутрь. Было темно. Стропалев включил трофейный немецкий фонарик и посветил вокруг.
Они стояли в коридоре, на стенах которого висели рыцарские гербы и портрет какого-то немца в рогатой каске.
– Что за рожа? – спросил Жадов. – Чего-то я не узнаю, – он приподнял очки и встал на цыпочки перед портретом. – Вроде, не Гитлер…
– Наверное, Геббельс, – предположил Стропалев. – Или Моцарт…
– Моцарт не фашист, – возразил Жадов.
– Один хер, – сказал Абатуров.
– Тут слова в углу написаны. – Жадов стал читать по складам: – Теофраст Кохаузен… Вот такие и отравили Моцарта!
Семену на мгновение показалось, что портрет немца живой. Немец на портрете нахмурил брови, посмотрел на Андрея неодобрительно и сверкнул зелеными глазами…
По затылку у Семена побежали мурашки. Он подтолкнул в бок Мишку.
– Ты ничего не заметил?..
– Что? – Мишка потянулся к автомату.
– Да так… – Семен заглянул за портрет. – Я в кино одном видел, что в таких портретах делают дырки в глазах и оттуда подсматривают…
Дырок в портрете не оказалось.
Мишка докурил сигарету и окурком пририсовал портрету немецкие усы вверх. А потом плюнул на бычок и прилепил его немцу ко рту.
– Покури, фриц.
Семену вновь показалось, что портрет живой и недовольный. Но он списал это на счет тусклого освещения, действия спирта и необычной обстановки. Однако, незаметно от товарищей, на всякий случай, перекрестился.
Друзья пошли по коридору дальше. На стенах висели и другие красноносые немцы в париках и бледные немки с завитыми кудрями. Но солдаты перестали обращать на них внимание. Живопись им уже надоела. Они же не знали никого из тех, кто был изображен на полотнах, а поэтому им было неинтересно на них смотреть. Подумаешь – немцы.
Наконец коридор закончился, и друзья оказались в огромном зале с высоченными потолками. В зале царил хаос. Тут и там валялись перевернутые старинные кресла. Посреди помещения стоял громадный дубовый стол, заваленный посудой – помятыми металлическими кубками и тарелками, битыми фарфоровыми вазами, гнутыми подсвечниками, огромными вилками с отломанными перекрученными зубцами и прочим хламом. В самом центре на столе лежала люстра диаметром метра три-четыре. Видимо, в разгар немецкого пиршества люстра грохнулась с потолка на стол и покалечила посуду. Может быть, люстра задела и кого-нибудь из людей, но трупов не было. Только гигантская ваза для фруктов валялась на полу.
– Неплохо, видать, немцы погуляли, – сказал Жадов, подходя к столу. Он взял мятый кубок. – Люстру кокнули.
– Это от бомбы, – сказал Семен. Мишка Стропалев посмотрел наверх:
– Может, и от бомбы… А может, какой-нибудь фриц подвыпивший подпрыгнул со стола, уцепился за нее, раскачался и навернулся.
– Гитлер капут, – закончил Семен.
Друзья расхохотались. Их голоса диким эхом отозвались под потолком, вибрируя и искажаясь. Оттуда вылетела целая стая отвратительных перепончатокрылых летучих мышей.
Солдаты вскинули автоматы и полоснули очередями по летающей мерзости.
Грохот поднялся такой, что нормальный человек сразу бы сошел с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173