Брежнев погладил попугая пальцем по клюву.
– Каганович это. Мой любимый друг. По секрету тебе, товарищ Углов, скажу: он носит почту от товарища Фиделя Кастро, – Брежнев поднял попугаю крыло и вытащил из-под него свернутый в трубочку листок. Надел очки в золотой оправе, развернул листок, нахмурился. – Пишет товарищ Фидель, что американцы совсем оборзели и не считают нас за людей. Вот, – Брежнев ударил тыльной стороной ладони по листку, – пишет, что заслали они к нам шпиона бабу! Это ж форменное издевательство! Они думают, что мы такие лопухи, что нас и баба провести сможет!
– Ни фига себе!
– Вот тебе и ни фига себе! М-да… Нужно будет дать задание Андропову, чтоб разобрался с этой целкой американской. – Брежнев стряхнул с плеча Кагановича, и попугай перелетел на башню.
Углов задрал голову. Попугай сел прямо на рубиновую звезду и сказал: «Венсеремос».
Брежнев подошел к автомату с газированной водой, нажал на кнопку. Стакан наполнился газировкой с сиропом.
– Без денег работает? – удивился Петька.
– У меня тут всё бесплатно. На, пей, – Брежнев протянул Петьке стакан. – А я без сиропа себе налью.
Петька выпил. Такой сладкой газировки он в жизни не пил. Они подошли к высоченным дубовым дверям. По бокам стоял почетный караул в белых перчатках.
– Вот тут я и живу, – сказал Брежнев. Караул отдал честь.
– Вольно, – скомандовал Брежнев. Он вытащил из кармана связку ключей, нашел нужный и открыл дверь. – Проходите, товарищ. Со мной, – объяснил он караулу.
Широкая мраморная лестница была застелена красной ковровой дорожкой. Сверху, навстречу товарищам Брежневу и Уг-лову, спускались две красавицы с огромными титьками и в кокошниках. Они несли хлеб-соль. У блондинки был черный хлеб, а у брюнетки – белый.
– Ты с каким хлебом? – спросил Брежнев Углова.
– С черным.
– А я с белым привык.
Они отломили от караваев, макнули в соль и съели. Потом девушки поцеловали их в губы, и у Петьки встал.
Брежнев отпер ключом кабинет и пригласил Петьку пройти.
Кабинет у Брежнева оказался очень большой. Стены были обшиты дубовыми панелями. В дальнем конце стоял огромный стол под зеленым сукном. На столе стояли чугунная чернильница в виде Кремля, глобус, хрустальный графин, два стакана в серебряных подстаканниках. На одной стене висели портреты Ленина, Сталина, Ельцина и Горбачева. Другую занимал стеллаж с книгами. На третьей стене висел ковер, а на ковре висели сабли, кинжалы, ружья и пистолеты.
– Ух ты! – восхитился Петька.
– Нравится? – спросил Брежнев. Петька кивнул.
– Люблю оружие, – Брежнев подошел к ковру и снял маузер. – Личный маузер товарища Дзержинского. На, потрогай.
Углов потрогал маузер.
Брежнев положил маузер в карман, снял саблю и покрутил восьмеркой. Сталь со свистом резала воздух.
– Дамасская сталь, – Леонид Ильич подошел к резному стулу, размахнулся и срубил у него спинку. Спинка отлетела в угол. – Я больше табуретки люблю. Я в деревне вырос. Скамейки и табуретки…
Петька восхищенно смотрел на Генерального секретаря. Он себе его таким и представлял – народным руководителем, который сам жил и другим жить давал.
Брежнев повесил саблю на место, сел за стол.
– Присаживайся, товарищ Углов. Петька присел на новый табурет.
Брежнев выдвинул ящик стола, достал пачку жвачки «Вриг-ли» и протянул Петьке:
– Жвачка.
Петька взял одну пластинку.
А Брежнев развернул и засунул в рот оставшиеся четыре.
– Я, когда речи говорю, – разжевывая, сказал он, – всегда жвачку жую для смеха. – Он надул огромный пузырь. Пузырь лопнул, и на подбородке Генерального секретаря повисла белая борода. Он сразу стал похож на Деда Мороза. Леонид Ильич собрал жвачку пальцем и отправил назад в рот.
Углов заулыбался, что Брежнев такой простой и с чувством юмора.
– Ну, товарищ Углов, выкладывай, что там у тебя. Петька поерзал на табурете, не зная с чего начать.
– Леонид Ильич! У вас работы по горло и вы, конечно, всё заметить не можете. И поэтому всякие гады, пользуясь этим, творят за вашей спиной безобразия разные.
Брежнев нахмурился.
– Я безобразий в СССР не допущу!
– Вот и я говорю! Чтобы у нас при таком Генеральном секретаре, такая хреновина творилась!
Брежнев кивнул и, сцепив руки замком, потер большими пальцами друг о друга. Петька выдохнул.
– Вот какое дело, Леонид Ильич!.. Товарищ Генеральный секретарь Политбюро ЦК КПСС!.. Нашего подлинно народного певца и артиста Владимира Семеновича Высоцкого совсем заклевали разные гады, которые не понимают душу русской песни и не смотрят русского кино! Его совсем затюкали, не дают ему как следует работать, записывать пластинки и сниматься в хороших кинофильмах. Он же через это может психануть и повеситься, как Есенин, или тяжело заболеть. Я считаю, что нашей партии нужно принимать меры.
Брежнев неожиданно заулыбался.
– Говоришь, товарищ Углов, нужно нашей партии принимать меры? Дело говоришь! Да только ты позабыл, что у нашей партии миллионы глаз и рук. И она всё видит и всегда принимает меры вовремя! Пойдем, товарищ Углов, я тебе что-то покажу, – Брежнев вышел из-за стола, подошел к стеллажу с книгами, нажал на книгу «Маркс и Энгельс», и стеллаж бесшумно отъехал в сторону. За ним открылся коридор.
Брежнев направился в него, но остановился, вернулся к столу и вытащил из тумбы бутылку «Столичной».
– Пригодится, – загадочно сказал он. – А ты, товарищ Углов, стаканы возьми.
Брежнев прошел в потайной ход. Петька со стаканами последовал за ним.
Стены коридора украшали портреты вождей – Ленина, Кагановича, Дзержинского, Молотова, Ворошилова, Сталина, Хрущева и других.
– А это кто? – Петька остановился перед незнакомым портретом. На портрете был изображен какой-то дядя в пенсне и с немецкими усами кверху.
– Это наш немецкий товарищ.
– Эрнст Тельман?
– Нет, это его родственник, товарищ Кохаузен.
– А… Я сразу понял, что он немец. По усам.
– Наблюдательный ты, товарищ Углов, – похвалил Брежнев. – Пойдешь в органы работать? Такие там нужны. Я Андропову позвоню, скажу, чтоб тебе сразу внеочередное звание присвоили, подполковника.
– Спасибо, товарищ Брежнев, – у Петьки на глазах навернулись слезы. – Служу Советскому Союзу… А нельзя ли мне присвоить лучше тогда полковника в отставке. А то я, товарищ Брежнев, как-то уже привык жить своим умом со своего огорода.
Брежнев усмехнулся.
– Ну что ж… Плохой бы я был Генеральный секретарь, если б не мог людям место определять…
Они подошли к двери, обитой черной кожей.
Брежнев приложил палец к губам и тихонько приоткрыл дверь.
И тут Петька услышал из-за двери голос Владимира Высоцкого, который пел:
А на левой гр-руди – пр-рофиль Сталина-а-а, А на пр-равой – Маринка анфа-а-ас-с…
Петька удивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
– Каганович это. Мой любимый друг. По секрету тебе, товарищ Углов, скажу: он носит почту от товарища Фиделя Кастро, – Брежнев поднял попугаю крыло и вытащил из-под него свернутый в трубочку листок. Надел очки в золотой оправе, развернул листок, нахмурился. – Пишет товарищ Фидель, что американцы совсем оборзели и не считают нас за людей. Вот, – Брежнев ударил тыльной стороной ладони по листку, – пишет, что заслали они к нам шпиона бабу! Это ж форменное издевательство! Они думают, что мы такие лопухи, что нас и баба провести сможет!
– Ни фига себе!
– Вот тебе и ни фига себе! М-да… Нужно будет дать задание Андропову, чтоб разобрался с этой целкой американской. – Брежнев стряхнул с плеча Кагановича, и попугай перелетел на башню.
Углов задрал голову. Попугай сел прямо на рубиновую звезду и сказал: «Венсеремос».
Брежнев подошел к автомату с газированной водой, нажал на кнопку. Стакан наполнился газировкой с сиропом.
– Без денег работает? – удивился Петька.
– У меня тут всё бесплатно. На, пей, – Брежнев протянул Петьке стакан. – А я без сиропа себе налью.
Петька выпил. Такой сладкой газировки он в жизни не пил. Они подошли к высоченным дубовым дверям. По бокам стоял почетный караул в белых перчатках.
– Вот тут я и живу, – сказал Брежнев. Караул отдал честь.
– Вольно, – скомандовал Брежнев. Он вытащил из кармана связку ключей, нашел нужный и открыл дверь. – Проходите, товарищ. Со мной, – объяснил он караулу.
Широкая мраморная лестница была застелена красной ковровой дорожкой. Сверху, навстречу товарищам Брежневу и Уг-лову, спускались две красавицы с огромными титьками и в кокошниках. Они несли хлеб-соль. У блондинки был черный хлеб, а у брюнетки – белый.
– Ты с каким хлебом? – спросил Брежнев Углова.
– С черным.
– А я с белым привык.
Они отломили от караваев, макнули в соль и съели. Потом девушки поцеловали их в губы, и у Петьки встал.
Брежнев отпер ключом кабинет и пригласил Петьку пройти.
Кабинет у Брежнева оказался очень большой. Стены были обшиты дубовыми панелями. В дальнем конце стоял огромный стол под зеленым сукном. На столе стояли чугунная чернильница в виде Кремля, глобус, хрустальный графин, два стакана в серебряных подстаканниках. На одной стене висели портреты Ленина, Сталина, Ельцина и Горбачева. Другую занимал стеллаж с книгами. На третьей стене висел ковер, а на ковре висели сабли, кинжалы, ружья и пистолеты.
– Ух ты! – восхитился Петька.
– Нравится? – спросил Брежнев. Петька кивнул.
– Люблю оружие, – Брежнев подошел к ковру и снял маузер. – Личный маузер товарища Дзержинского. На, потрогай.
Углов потрогал маузер.
Брежнев положил маузер в карман, снял саблю и покрутил восьмеркой. Сталь со свистом резала воздух.
– Дамасская сталь, – Леонид Ильич подошел к резному стулу, размахнулся и срубил у него спинку. Спинка отлетела в угол. – Я больше табуретки люблю. Я в деревне вырос. Скамейки и табуретки…
Петька восхищенно смотрел на Генерального секретаря. Он себе его таким и представлял – народным руководителем, который сам жил и другим жить давал.
Брежнев повесил саблю на место, сел за стол.
– Присаживайся, товарищ Углов. Петька присел на новый табурет.
Брежнев выдвинул ящик стола, достал пачку жвачки «Вриг-ли» и протянул Петьке:
– Жвачка.
Петька взял одну пластинку.
А Брежнев развернул и засунул в рот оставшиеся четыре.
– Я, когда речи говорю, – разжевывая, сказал он, – всегда жвачку жую для смеха. – Он надул огромный пузырь. Пузырь лопнул, и на подбородке Генерального секретаря повисла белая борода. Он сразу стал похож на Деда Мороза. Леонид Ильич собрал жвачку пальцем и отправил назад в рот.
Углов заулыбался, что Брежнев такой простой и с чувством юмора.
– Ну, товарищ Углов, выкладывай, что там у тебя. Петька поерзал на табурете, не зная с чего начать.
– Леонид Ильич! У вас работы по горло и вы, конечно, всё заметить не можете. И поэтому всякие гады, пользуясь этим, творят за вашей спиной безобразия разные.
Брежнев нахмурился.
– Я безобразий в СССР не допущу!
– Вот и я говорю! Чтобы у нас при таком Генеральном секретаре, такая хреновина творилась!
Брежнев кивнул и, сцепив руки замком, потер большими пальцами друг о друга. Петька выдохнул.
– Вот какое дело, Леонид Ильич!.. Товарищ Генеральный секретарь Политбюро ЦК КПСС!.. Нашего подлинно народного певца и артиста Владимира Семеновича Высоцкого совсем заклевали разные гады, которые не понимают душу русской песни и не смотрят русского кино! Его совсем затюкали, не дают ему как следует работать, записывать пластинки и сниматься в хороших кинофильмах. Он же через это может психануть и повеситься, как Есенин, или тяжело заболеть. Я считаю, что нашей партии нужно принимать меры.
Брежнев неожиданно заулыбался.
– Говоришь, товарищ Углов, нужно нашей партии принимать меры? Дело говоришь! Да только ты позабыл, что у нашей партии миллионы глаз и рук. И она всё видит и всегда принимает меры вовремя! Пойдем, товарищ Углов, я тебе что-то покажу, – Брежнев вышел из-за стола, подошел к стеллажу с книгами, нажал на книгу «Маркс и Энгельс», и стеллаж бесшумно отъехал в сторону. За ним открылся коридор.
Брежнев направился в него, но остановился, вернулся к столу и вытащил из тумбы бутылку «Столичной».
– Пригодится, – загадочно сказал он. – А ты, товарищ Углов, стаканы возьми.
Брежнев прошел в потайной ход. Петька со стаканами последовал за ним.
Стены коридора украшали портреты вождей – Ленина, Кагановича, Дзержинского, Молотова, Ворошилова, Сталина, Хрущева и других.
– А это кто? – Петька остановился перед незнакомым портретом. На портрете был изображен какой-то дядя в пенсне и с немецкими усами кверху.
– Это наш немецкий товарищ.
– Эрнст Тельман?
– Нет, это его родственник, товарищ Кохаузен.
– А… Я сразу понял, что он немец. По усам.
– Наблюдательный ты, товарищ Углов, – похвалил Брежнев. – Пойдешь в органы работать? Такие там нужны. Я Андропову позвоню, скажу, чтоб тебе сразу внеочередное звание присвоили, подполковника.
– Спасибо, товарищ Брежнев, – у Петьки на глазах навернулись слезы. – Служу Советскому Союзу… А нельзя ли мне присвоить лучше тогда полковника в отставке. А то я, товарищ Брежнев, как-то уже привык жить своим умом со своего огорода.
Брежнев усмехнулся.
– Ну что ж… Плохой бы я был Генеральный секретарь, если б не мог людям место определять…
Они подошли к двери, обитой черной кожей.
Брежнев приложил палец к губам и тихонько приоткрыл дверь.
И тут Петька услышал из-за двери голос Владимира Высоцкого, который пел:
А на левой гр-руди – пр-рофиль Сталина-а-а, А на пр-равой – Маринка анфа-а-ас-с…
Петька удивился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173