Авось кто-нибудь что-нибудь посоветует. А пока ничего подходящего не подвернулось, я снова начала ежедневно ходить в бассейн. Причем делала это в гордом одиночестве. Микико была так увлечена своим бойфрендом, что ни на что другое времени у нее просто не оставалось. Что же касается Ёшио, то он, как и полагается мальчику его возраста, опять стал посещать школу и составить мне компанию никак не мог.
Каждый вечер, возвращаясь домой, я смотрела на закат и вспоминала Кодзуми, Сасэко и Рюичиро. И каждый раз на меня накатывала такая тоска, что хотелось немедленно бросить все и уехать к ним на Сайпан.
К этому высокому небу, под которым живут родственные души. К этому бескрайнему океану, подсвеченному закатным солнцем.
Мне так хотелось быть рядом с теми, кто меня понимает. С теми, кто знает, почему и зачем я живу. С теми, кто прощает мне мое существование…
Милая Сакуми!
Наша жизнь потихоньку налаживается.
У меня будет к тебе одна просьба. Если не сложно, отложи для меня немного маминых моченых слив.
Рюичиро терпеть не может моченые сливы, и с тех пор, как мы живем вместе, я не съела ни одной штучки. Представляешь? А ведь раньше я почти ничего не ела летом, кроме этих слив…
«Вот она – семейная жизнь!» – с тоской думаю я, но креплюсь. Однако силы мои на исходе. Я просто обязана съесть хотя бы парочку слив. Надеюсь осуществить это план послезавтра, когда мы с тобой встретимся.
Я знаю, что об этом можно было бы договориться и по телефону, но теперь у меня много свободного времени, и мне захотелось попробовать написать тебе письмо. За эти два года (с тех пор как я ушла из шоу-бизнеса и стала спать гораздо больше двух часов в сутки) я так и не научилась обращаться со свободным временем. Совершенно не знаю, что с ним делать. Раньше эта проблема для меня не существовала, как, впрочем, не было и желания куда-нибудь пойти просто так. Ну и опять-таки менеджер… Она следила буквально за каждым моим шагом…
Я никогда не знала, что она думает обо мне на самом деле. Во всяком случае, у меня не было ощущения, что я ей особенно нравлюсь, хотя сказать, что она меня ненавидела, я тоже не могу. Да и с чего ей было меня ненавидеть? Я глупостей себе не позволяла. Это же работа… Вот поэтому мы с ней теперь совсем не встречаемся. Наверное, мысль о встрече со мной – ну знаешь, типа там, встреча старых друзей и тому подобное – даже не приходит ей в голову. Мне немного грустно, когда я об этом думаю. Мы ведь все время были с ней вместе – спали вместе, ели вместе, вместе работали, ездили в одной машине, но выходит, что по-настоящему ей до меня не было дела. Хотя для двух незамужних женщин у нас с ней были очень хорошие отношения.
Я часто смотрю по телевизору фильмы, в которых сама играю. Отчасти это, конечно, нарциссизм. Но я каждый раз поражаюсь, какая же я отвратительная актриса! У меня нет ни капли таланта. Понятно, что Рюичиро ничего мне не говорит. Вернее, он говорит, что я вся такая живая и что у меня есть какое-то особое, редкое обаяние. И все равно – играю я ужасно. И ничего с этим уже не поделаешь. Так что хорошо, что я ушла. Это было правильным решением.
Знаешь, видеть себя в фильме – это довольно странное чувство. Сидишь, как во сне, смотришь на экран и думаешь: «Вот так я смеюсь, вот так я сплю, вот так выглядит мое лицо, когда меня обнимает любимый человек…»
Отчасти это приятно. Будто встретился с кем-то незнакомым и симпатичным, но этот кто-то на самом деле – ты.
Иногда становится жалко себя до слез. Хочется подойти, обнять и успокоить. Сказать: «Я так по тебе соскучилась!»
… Неважно…
Значит, послезавтра я тебя увижу. Давай договоримся не вспоминать все эти глупости, которые я здесь написала, и просто приятно провести время.
МАЮ
Я наводила порядок на книжной полке, и письмо, зажатое между двух книжек, выпало и упало на пол.
В горле у меня сразу встал комок.
Из-за своего злополучного падения с лестницы я совершенно не помнила об этом письме. Судя по всему, сестра написала его в самом начале того пути, который завершился ужасной трагедией. И уже тогда она не хотела никого слушать.
Уже тогда в каждом ее жесте, в каждом движении тела читалось отчаянное: «Я здесь, не забывайте меня!» И еще – усталость. Безмерная и невыносимая.
Это Маю. Она вся здесь. В этих буквах, в этих словах. Ее присутствие наполняет комнату, и меня захлестывает волна тоски. Я так скучаю по ней…
«Может быть, дать это письмо маме?» – подумала я, но тут же отказалась от этой мысли.
Если мама прочтет это письмо, она опять начнет мучить себя раскаянием – «Ведь я могла ее остановить!».
… Я тоже испытываю сейчас что-то похожее…
Запах смерти, воплощенное разочарование. Сушь, улетучивающаяся надежда.
Состояние, когда душа воспринимает только потери, не желая замечать приобретений. Потерь так много, приобретений – чуть.
Теперь можно говорить все что угодно. Но тогда я не смогла удержать ее. Все произошло слишком быстро.
Свободного времени было предостаточно, и я решила навестить Эйко.
Вернувшись в Токио, я никак не могла заставить себя ей позвонить. Каждый раз, когда я думала о том, что творится у них дома, после того как она выписалась из больницы, мне становилось неловко – и так все плохо, а тут еще я со своими звонками. В конце концов, Эйко позвонила мне сама и пригласила в гости.
Кажется, в последний раз я была у нее в гостях еще школьницей. «Кажется» – это потому, что я ничего такого не помню, но Эйко сказала мне по телефону: «Ты не была у меня со школы». А значит, я у нее все-таки была, хотя моя память никаких воспоминаний об этом не сохранила. Наверное, из-за того, что я упала с лестницы. Во всяком случае, мне так и не удалось вспомнить ни одного своего к ней визита.
Впрочем, как только я оказалась на пороге ее дома, меня словно озарило, и я вспомнила…
Вспомнила подол своей школьной юбки. Как он развевался, когда я ступала по каменной дорожке слишком просторного сада своими форменными черными полуботиночками, приближаясь, шаг за шагом к массивным деревянным дверям с роскошным звонком.
«Ну вот, – сказала я себе. – Значит, я здесь была. Ходила по этому саду, видела все это великолепие».
Красота! Как приятно вдруг вспомнить что-то из прошлой жизни.
Это как путешествие во времени. Встреча с моим школьным «я» у дверей прекрасного дома, больше похожего на сон, чем на реальное жилище.
Я энергично позвонила. Дверь открылась, и на крыльцо вышла прислуга, а вслед за ней мама Эйко. За то время, что мы не виделись, обе женщины заметно постарели, и теперь, глядя на них, я на секундочку почувствовала себя Урасима Таро, только что возвратившимся в родную деревню из подводного царства.
– Сакуми! Спасибо, что ты пришла проведать Эйко, – с улыбкой сказала мама моей подруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Каждый вечер, возвращаясь домой, я смотрела на закат и вспоминала Кодзуми, Сасэко и Рюичиро. И каждый раз на меня накатывала такая тоска, что хотелось немедленно бросить все и уехать к ним на Сайпан.
К этому высокому небу, под которым живут родственные души. К этому бескрайнему океану, подсвеченному закатным солнцем.
Мне так хотелось быть рядом с теми, кто меня понимает. С теми, кто знает, почему и зачем я живу. С теми, кто прощает мне мое существование…
Милая Сакуми!
Наша жизнь потихоньку налаживается.
У меня будет к тебе одна просьба. Если не сложно, отложи для меня немного маминых моченых слив.
Рюичиро терпеть не может моченые сливы, и с тех пор, как мы живем вместе, я не съела ни одной штучки. Представляешь? А ведь раньше я почти ничего не ела летом, кроме этих слив…
«Вот она – семейная жизнь!» – с тоской думаю я, но креплюсь. Однако силы мои на исходе. Я просто обязана съесть хотя бы парочку слив. Надеюсь осуществить это план послезавтра, когда мы с тобой встретимся.
Я знаю, что об этом можно было бы договориться и по телефону, но теперь у меня много свободного времени, и мне захотелось попробовать написать тебе письмо. За эти два года (с тех пор как я ушла из шоу-бизнеса и стала спать гораздо больше двух часов в сутки) я так и не научилась обращаться со свободным временем. Совершенно не знаю, что с ним делать. Раньше эта проблема для меня не существовала, как, впрочем, не было и желания куда-нибудь пойти просто так. Ну и опять-таки менеджер… Она следила буквально за каждым моим шагом…
Я никогда не знала, что она думает обо мне на самом деле. Во всяком случае, у меня не было ощущения, что я ей особенно нравлюсь, хотя сказать, что она меня ненавидела, я тоже не могу. Да и с чего ей было меня ненавидеть? Я глупостей себе не позволяла. Это же работа… Вот поэтому мы с ней теперь совсем не встречаемся. Наверное, мысль о встрече со мной – ну знаешь, типа там, встреча старых друзей и тому подобное – даже не приходит ей в голову. Мне немного грустно, когда я об этом думаю. Мы ведь все время были с ней вместе – спали вместе, ели вместе, вместе работали, ездили в одной машине, но выходит, что по-настоящему ей до меня не было дела. Хотя для двух незамужних женщин у нас с ней были очень хорошие отношения.
Я часто смотрю по телевизору фильмы, в которых сама играю. Отчасти это, конечно, нарциссизм. Но я каждый раз поражаюсь, какая же я отвратительная актриса! У меня нет ни капли таланта. Понятно, что Рюичиро ничего мне не говорит. Вернее, он говорит, что я вся такая живая и что у меня есть какое-то особое, редкое обаяние. И все равно – играю я ужасно. И ничего с этим уже не поделаешь. Так что хорошо, что я ушла. Это было правильным решением.
Знаешь, видеть себя в фильме – это довольно странное чувство. Сидишь, как во сне, смотришь на экран и думаешь: «Вот так я смеюсь, вот так я сплю, вот так выглядит мое лицо, когда меня обнимает любимый человек…»
Отчасти это приятно. Будто встретился с кем-то незнакомым и симпатичным, но этот кто-то на самом деле – ты.
Иногда становится жалко себя до слез. Хочется подойти, обнять и успокоить. Сказать: «Я так по тебе соскучилась!»
… Неважно…
Значит, послезавтра я тебя увижу. Давай договоримся не вспоминать все эти глупости, которые я здесь написала, и просто приятно провести время.
МАЮ
Я наводила порядок на книжной полке, и письмо, зажатое между двух книжек, выпало и упало на пол.
В горле у меня сразу встал комок.
Из-за своего злополучного падения с лестницы я совершенно не помнила об этом письме. Судя по всему, сестра написала его в самом начале того пути, который завершился ужасной трагедией. И уже тогда она не хотела никого слушать.
Уже тогда в каждом ее жесте, в каждом движении тела читалось отчаянное: «Я здесь, не забывайте меня!» И еще – усталость. Безмерная и невыносимая.
Это Маю. Она вся здесь. В этих буквах, в этих словах. Ее присутствие наполняет комнату, и меня захлестывает волна тоски. Я так скучаю по ней…
«Может быть, дать это письмо маме?» – подумала я, но тут же отказалась от этой мысли.
Если мама прочтет это письмо, она опять начнет мучить себя раскаянием – «Ведь я могла ее остановить!».
… Я тоже испытываю сейчас что-то похожее…
Запах смерти, воплощенное разочарование. Сушь, улетучивающаяся надежда.
Состояние, когда душа воспринимает только потери, не желая замечать приобретений. Потерь так много, приобретений – чуть.
Теперь можно говорить все что угодно. Но тогда я не смогла удержать ее. Все произошло слишком быстро.
Свободного времени было предостаточно, и я решила навестить Эйко.
Вернувшись в Токио, я никак не могла заставить себя ей позвонить. Каждый раз, когда я думала о том, что творится у них дома, после того как она выписалась из больницы, мне становилось неловко – и так все плохо, а тут еще я со своими звонками. В конце концов, Эйко позвонила мне сама и пригласила в гости.
Кажется, в последний раз я была у нее в гостях еще школьницей. «Кажется» – это потому, что я ничего такого не помню, но Эйко сказала мне по телефону: «Ты не была у меня со школы». А значит, я у нее все-таки была, хотя моя память никаких воспоминаний об этом не сохранила. Наверное, из-за того, что я упала с лестницы. Во всяком случае, мне так и не удалось вспомнить ни одного своего к ней визита.
Впрочем, как только я оказалась на пороге ее дома, меня словно озарило, и я вспомнила…
Вспомнила подол своей школьной юбки. Как он развевался, когда я ступала по каменной дорожке слишком просторного сада своими форменными черными полуботиночками, приближаясь, шаг за шагом к массивным деревянным дверям с роскошным звонком.
«Ну вот, – сказала я себе. – Значит, я здесь была. Ходила по этому саду, видела все это великолепие».
Красота! Как приятно вдруг вспомнить что-то из прошлой жизни.
Это как путешествие во времени. Встреча с моим школьным «я» у дверей прекрасного дома, больше похожего на сон, чем на реальное жилище.
Я энергично позвонила. Дверь открылась, и на крыльцо вышла прислуга, а вслед за ней мама Эйко. За то время, что мы не виделись, обе женщины заметно постарели, и теперь, глядя на них, я на секундочку почувствовала себя Урасима Таро, только что возвратившимся в родную деревню из подводного царства.
– Сакуми! Спасибо, что ты пришла проведать Эйко, – с улыбкой сказала мама моей подруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102