Из черных кварталов можно отправиться на машине к северо-западным границам округа, и вот ты уже где-нибудь на Чудесной Миле или в Ресторанном Ряду. Столько контрастных различий на небольшом пятачке в несколько квадратных километров! Он был доволен своим переводом. Лейтенант Госкин, начальник смены, почти сразу распознал в нем будущего сотрудника полиции нравов, и, как только открылась вакансия, он же его в конце концов сюда и рекомендовал. Любопытно, сколько из его однокашников по академии успели уже поработать «шпиками»? Работенка что надо. И станет еще приятнее, когда наконец исчезнет этот тошнотворный страх, страх оказаться в одиночку на улице без формы и значка, страх лишиться их охраны, а значит, и уверенности. Особо бояться чего-то еще вряд ли стоило: если ты осторожен, тебе никогда не придется выяснять с кем-либо отношения один на один. Если ты осторожен, ты всегда позаботишься о том, чтобы рядом с тобой был Бонелли, такой же могучий, как Кильвинский, и так же, как Кильвинский, умеющий разбудить в тебе утраченную было уверенность. Только вот Бонелли, конечно, не обладал интеллектом Кильвинского, но тут уж ничего не попишешь.
Гус напомнил себе, что не ответил на последнее письмо Кильвинского, и дал себе обещание, что непременно сделает это завтра. Оно его обеспокоило. В нем не было ни слова о рыбалке, ни слова об озере и ни слова о «мирных горах». Кильвинский писал о своих детях и бывшей жене, но ведь прежде, находясь еще здесь, он никогда не заводил подобных разговоров. Теперь же он рассказывал о том, как его младший сынишка написал ему письмо, и как ответное вернулось в нераспечатанном конверте, и как много лет назад с бывшей женой они договорились меж собой, что будет лучше, если мальчик о нем позабудет. Правда, почему — лучше и почему — договорились, Кильвинский не объяснил. Гус знал (хоть и не знал опять-таки — почему), что тот никогда не навещал детей в доме своей жены. Он подумал, что стоит немалого труда выведать секреты Кильвинского. Судя по последним письмам, тот хотел ими поделиться, и поделиться с Гусом, так что он, Гус, решил пригласить его до конца лета «посетить Лос-Анджелес с визитом». Господи, как это здорово — повидать своего друга, думал Гус.
Затем вспомнил, что нужно отослать чек матери и Джону. Было это менее тягостно, чем ездить проведывать их и выслушивать про то, что больше им не под силу жить на пособие да ежемесячно высылаемые Гусом семьдесят пять долларов, про то, что все нынче так подорожало и что бедный Джон не может работать из-за смешенного хряща в позвоночнике, который — Гус в том не сомневался — и сместился только для того, чтобы можно было получать компенсацию за увечье и нахлебничать за счет Гуса. Ему стало стыдно, что он думает об этих слабовольных существах чуть ли не с отвращением. Но мысли о Вики тоже радости не принесли. Ну кто ему скажет, почему все — мать, брат, жена — такие размазни? Почему каждый считает своим святым долгом повиснуть у него на шее? От гнева, дававшего выход скопившемуся раздражению, ему, как всегда, немного полегчало.
По Вашингтонскому бульвару по направлению к Кловердэйлу шла, покачивая задом, круглолицая негритянка. Он подкатил к обочине и состроил нервную улыбку, которая обычно выходила у него так естественно.
— Привет, малышок, — сказала проститутка, заглядывая в окно автомобиля. Гус принялся исполнять свой коронный номер с поглядыванием по сторонам, словно опасался появления полиции.
— Привет, — ответил Гус. — Прокатиться не хочешь?
— Не для того я тут, чтобы кататься, малышок, — сказала та, глядя на него в упор. — По крайней мере не для того, чтобы кататься на машинах .
— Я готов и на кое-что другое, — сказал Гус, тщательно следя за тем, чтобы не произнести ни одного запретного слова, которое на юридическом языке можно было бы истолковать как «провоцирование на уголовно наказуемое деяние»; Сэл часто спорил с ним, что никак невозможно «спровоцировать» шлюху, нет в природе ничего такого, что могло бы ее «спровоцировать», и нужно лишь беспокоиться о том, как бы не спровоцировать неприятностей позже, когда сочиняешь рапорт, а следовать всем правилам игры — значит расписываться в том, что у тебя не все дома. Гус же отвечал, что именно следование правилам придает всему этому цивилизованный характер.
— Послушай, начальник, — сказала вдруг девица, — а почему бы тебе не вернуться в академию и не поиграть там с самим собой в замечательную игру собственными шариками? Гандбол, кажись, называется.
— Что-что? — вежливо переспросил Гус, она не спускала с него глаз.
— Шутка, малышок, — наконец сказала она. — Приходится осторожничать из-за этих типов из полиции нравов.
— Полиция нравов? Где? — сказал Гус, врубая мотор на полную мощность. — Может, лучше забудем…
— Да ты не нервничай, дорогуша, — сказала та, усаживаясь в машину и придвигаясь к нему вплотную. — Я устрою тебе такую французскую ночку, что ты будешь рад, что заехал сегодня в наши края, и не трави ты себе мозги из-за чертовых «нравов». Я расплатилась с ними сполна, так что меня они не тревожат.
— Куда едем? — спросил Гус.
— Туда вон, в Ла-Бреа. В «Отель Мотель». Там у них кровати электрические, с вибрацией, а по всем стенам и потолкам — зеркала. У меня там своя комнатка забронирована, но за это тебе раскошеливаться не придется. Какие-нибудь пятнадцать долларов — и все в твоем распоряжении.
— Вроде справедливо, — сказал Гус, развернулся и на всех парах ворвался на стоянку за рестораном для автомобилистов, где их уже поджидал Бонелли. Увидев проститутку, Сэл усмехнулся сквозь густую щетину.
— Привет, крошка, как твои плутни? — сказал он, распахивая перед ней дверцу.
— Пока не клюнула вот на этого, с плутнями, мистер Бонелли, все было просто прекрасно, — сказала девица, глядя на Гуса в неверии. — Присягнуть была готова, что и он из плутов. Он что же, и в самом деле легавый?
Гус показал ей свой значок и снова сел в машину.
— Больно он смирный для легаша, — произнесла проститутка с отвращением. Гус выехал со стоянки, чтобы еще раз попытать счастья, прежде чем они пустятся в долгий путь до линкольн-хайтской тюрьмы.
Он дважды обогнул квартал, затем сделал крюк пошире. Наконец решил проехать по Ла-Бреа на север в сторону Венис, в прошлые дежурства он несколько раз встречал там проституток. У мотеля он увидел сразу три припаркованных один подле другого «кадиллака». Рядом с тем, что был окрашен в фиолетовый цвет, стояла какая-то проститутка и болтала с Эдди Парсонсом, Большим Псом Хэнли и с незнакомым Гусу негром-сводником. Гус вспомнил, как в прошлом году, едва он прибыл в Уилширский округ, все еще служа в патруле и, следовательно, находясь в форме, — вспомнил, как арестовывали Большого Пса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Гус напомнил себе, что не ответил на последнее письмо Кильвинского, и дал себе обещание, что непременно сделает это завтра. Оно его обеспокоило. В нем не было ни слова о рыбалке, ни слова об озере и ни слова о «мирных горах». Кильвинский писал о своих детях и бывшей жене, но ведь прежде, находясь еще здесь, он никогда не заводил подобных разговоров. Теперь же он рассказывал о том, как его младший сынишка написал ему письмо, и как ответное вернулось в нераспечатанном конверте, и как много лет назад с бывшей женой они договорились меж собой, что будет лучше, если мальчик о нем позабудет. Правда, почему — лучше и почему — договорились, Кильвинский не объяснил. Гус знал (хоть и не знал опять-таки — почему), что тот никогда не навещал детей в доме своей жены. Он подумал, что стоит немалого труда выведать секреты Кильвинского. Судя по последним письмам, тот хотел ими поделиться, и поделиться с Гусом, так что он, Гус, решил пригласить его до конца лета «посетить Лос-Анджелес с визитом». Господи, как это здорово — повидать своего друга, думал Гус.
Затем вспомнил, что нужно отослать чек матери и Джону. Было это менее тягостно, чем ездить проведывать их и выслушивать про то, что больше им не под силу жить на пособие да ежемесячно высылаемые Гусом семьдесят пять долларов, про то, что все нынче так подорожало и что бедный Джон не может работать из-за смешенного хряща в позвоночнике, который — Гус в том не сомневался — и сместился только для того, чтобы можно было получать компенсацию за увечье и нахлебничать за счет Гуса. Ему стало стыдно, что он думает об этих слабовольных существах чуть ли не с отвращением. Но мысли о Вики тоже радости не принесли. Ну кто ему скажет, почему все — мать, брат, жена — такие размазни? Почему каждый считает своим святым долгом повиснуть у него на шее? От гнева, дававшего выход скопившемуся раздражению, ему, как всегда, немного полегчало.
По Вашингтонскому бульвару по направлению к Кловердэйлу шла, покачивая задом, круглолицая негритянка. Он подкатил к обочине и состроил нервную улыбку, которая обычно выходила у него так естественно.
— Привет, малышок, — сказала проститутка, заглядывая в окно автомобиля. Гус принялся исполнять свой коронный номер с поглядыванием по сторонам, словно опасался появления полиции.
— Привет, — ответил Гус. — Прокатиться не хочешь?
— Не для того я тут, чтобы кататься, малышок, — сказала та, глядя на него в упор. — По крайней мере не для того, чтобы кататься на машинах .
— Я готов и на кое-что другое, — сказал Гус, тщательно следя за тем, чтобы не произнести ни одного запретного слова, которое на юридическом языке можно было бы истолковать как «провоцирование на уголовно наказуемое деяние»; Сэл часто спорил с ним, что никак невозможно «спровоцировать» шлюху, нет в природе ничего такого, что могло бы ее «спровоцировать», и нужно лишь беспокоиться о том, как бы не спровоцировать неприятностей позже, когда сочиняешь рапорт, а следовать всем правилам игры — значит расписываться в том, что у тебя не все дома. Гус же отвечал, что именно следование правилам придает всему этому цивилизованный характер.
— Послушай, начальник, — сказала вдруг девица, — а почему бы тебе не вернуться в академию и не поиграть там с самим собой в замечательную игру собственными шариками? Гандбол, кажись, называется.
— Что-что? — вежливо переспросил Гус, она не спускала с него глаз.
— Шутка, малышок, — наконец сказала она. — Приходится осторожничать из-за этих типов из полиции нравов.
— Полиция нравов? Где? — сказал Гус, врубая мотор на полную мощность. — Может, лучше забудем…
— Да ты не нервничай, дорогуша, — сказала та, усаживаясь в машину и придвигаясь к нему вплотную. — Я устрою тебе такую французскую ночку, что ты будешь рад, что заехал сегодня в наши края, и не трави ты себе мозги из-за чертовых «нравов». Я расплатилась с ними сполна, так что меня они не тревожат.
— Куда едем? — спросил Гус.
— Туда вон, в Ла-Бреа. В «Отель Мотель». Там у них кровати электрические, с вибрацией, а по всем стенам и потолкам — зеркала. У меня там своя комнатка забронирована, но за это тебе раскошеливаться не придется. Какие-нибудь пятнадцать долларов — и все в твоем распоряжении.
— Вроде справедливо, — сказал Гус, развернулся и на всех парах ворвался на стоянку за рестораном для автомобилистов, где их уже поджидал Бонелли. Увидев проститутку, Сэл усмехнулся сквозь густую щетину.
— Привет, крошка, как твои плутни? — сказал он, распахивая перед ней дверцу.
— Пока не клюнула вот на этого, с плутнями, мистер Бонелли, все было просто прекрасно, — сказала девица, глядя на Гуса в неверии. — Присягнуть была готова, что и он из плутов. Он что же, и в самом деле легавый?
Гус показал ей свой значок и снова сел в машину.
— Больно он смирный для легаша, — произнесла проститутка с отвращением. Гус выехал со стоянки, чтобы еще раз попытать счастья, прежде чем они пустятся в долгий путь до линкольн-хайтской тюрьмы.
Он дважды обогнул квартал, затем сделал крюк пошире. Наконец решил проехать по Ла-Бреа на север в сторону Венис, в прошлые дежурства он несколько раз встречал там проституток. У мотеля он увидел сразу три припаркованных один подле другого «кадиллака». Рядом с тем, что был окрашен в фиолетовый цвет, стояла какая-то проститутка и болтала с Эдди Парсонсом, Большим Псом Хэнли и с незнакомым Гусу негром-сводником. Гус вспомнил, как в прошлом году, едва он прибыл в Уилширский округ, все еще служа в патруле и, следовательно, находясь в форме, — вспомнил, как арестовывали Большого Пса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120