Худенький негр бежал посередине тротуара, время от времени бросая через плечо перепуганные взгляды на настигающие его фары. Покуда Уинслоу ехал прямо по тротуару, снося по пути углы заборов и подминая колесами кустарники, до Роя вдруг дошло, что напарник собирается попросту задавить негра. Их не разделяло уже и тридцати футов, когда грабитель обернулся в последний раз и, распахнув рот в беззвучном вопле, перемахнул через железную цепь ограды. Уинслоу забуксовал, выругался и выскочил из машины. Рой и Баркли отстали от него на какую-то секунду, но Уинслоу, демонстрируя удивительное для своих лет и комплекции проворство, уже успел миновать забор и теперь несся, сокрушая все на своем пути, по заднему двору. Перекинув дробовик через ограду, карабкаясь на нее и распарывая штаны, Рой услыхал четыре выстрела, а вслед за ними — еще два. Через мгновение появился и Уинслоу. Он шел и на ходу перезаряжал свой револьвер.
— Смылся, — сказал он. — Долбаный ниггер смылся. Даю тысячу долларов тому, кто разрешит мне пальнуть в него хотя б еще один разок.
Когда они вернулись к машине, Уинслоу объехал квартал и вновь приблизился к неуклюже осевшему посреди улицы зеленому «линкольну». Из разбитого радиатора со свистом вырывался пар.
Уинслоу медленно шагнул из дежурки и попросил у Роя дробовик. Тот протянул его и, взглянув на Баркли, пожал плечами. Уинслоу ступил к машине и дважды, изрыгая из дула пламя, выстрелил по задним колесам. Потом подошел к капоту и снес прикладом фары, затем вдребезги разбил ветровое стекло. Потом обошел машину, держа дробовик наготове, словно приняв «линкольн» за опасного раненого зверя, способного еще атаковать. Потом ткнул прикладом в два боковых окна. Рой поглядел на дома по обеим сторонам улицы, но света нигде не увидел. Жители юго-восточного Лос-Анджелеса, и всегда-то умевшие не встревать в чужие дела, в эту ночь, что бы там ни происходило и ни гремело на улице, не выказывали ни малейшего любопытства.
— Довольно, Уинслоу, — крикнул Баркли. — Давай убираться отсюда ко всем чертям.
Вместо того чтобы последовать этому совету, Уинслоу отпер дверцу. Чем он там занимался, Рою видно не было, но спустя секунду тот появился с большим куском ткани в руках. При свете фар Рой наблюдал за тем, как он складывает и убирает карманный ножик. Уинслоу снял с бака колпачок и сунул внутрь ветошь, роняя на асфальт под резервуар капли бензина.
— Ты что, Уинслоу, рехнулся? — заорал Баркли. — Давай-ка убираться отсюда ко всем чертям!
Но тот не обратил на него никакого внимания и дал струйке бензина скатиться на безопасное от «линкольна» расстояние. Потом сунул пропитанную жидкостью тряпку обратно в бак, оставив лоскут фута в два свободно свисать до земли. Затем отбежал к «устью» бензинового ручейка и поджег его. Почти тут же, встрепенув густое облачко дыма, раздался взрыв, и машина запылала. Уинслоу уселся в дежурку. Вел ее он так же осторожно и не напрягаясь, как прежде.
— С волками жить — по-волчьи выть, — произнес он наконец, обращаясь к своим притихшим напарникам. — Сейчас я такой же ниггер, только и всего. И знаете, что я вам скажу? Чувствую я себя просто замечательно.
После трех стало немного спокойнее, а в 4:00 они подъехали к участку на Семьдесят седьмой. Спустя пятнадцать часов, проведенных им на дежурстве, Роя наконец сменили. Он слишком устал, чтобы переодеваться в штатское, и, уж конечно, слишком вымотался, чтобы отправляться к себе на квартиру. Но даже устань он меньше, он все равно бы не поехал сегодня домой. В целом мире существовало одно-единственное место, куда мог он сегодня отправиться. Когда он затормозил перед домом Лауры, часы показывали ровно 4:30. Теперь он не слышал выстрелов. Эта часть Вермонт-стрит была не тронута огнем и почти не тронута грабежами. Было очень темно и покойно. Он дважды постучал, и она тут же открыла дверь.
— Рой! Который теперь час? — спросила она. Халат был накинут на желтую ночную сорочку, и на Роя накатила приятная волна знакомой боли.
— Прости, что так поздно. Но я не мог не прийти.
— Ну что ж, входи. У тебя такой вид, будто ты вот-вот плюхнешься на пол и расквасишь нос.
Рой вошел, и она зажгла лампу. Держа его за руки, поглядела на него так, как умела только она.
— На тебе лица нет. Вместо него — настоящая чумазая рожица. Снимай с себя форму, а я пока наполню ванну водой. Ты голоден?
Рой покачал головой и направился в знакомую уютную спальню. Расстегнув ремень, он позволил ему преспокойно упасть на пол. Но, вспомнив о том, какая Лаура аккуратная, пнул его ногой в угол и тяжело уселся на бело-розовый пуф. Он скинул туфли и посидел с минуту, подумывая о сигарете и не в силах ее прикурить.
— Хочешь выпить, Рой? — спросила Лаура, выходя из ванной, откуда слышался бодрящий шум воды.
— Нет, Лаура, пить я не хочу. Даже сегодня.
— Глоточек тебе не повредит. Один лишь глоток.
— Не хочу ни одного.
— Ну ладно, малыш, — сказала она, подбирая его туфли и кладя их на дно стенного шкафа.
— Что бы я без тебя делал!
— Тебя не было четыре дня. Я подумала, ты занят.
— Собирался прийти еще в среду вечером. Тогда как раз, когда началась вся эта канитель, но нам пришлось работать внеурочно. Да и вчера. Ну и сегодня, конечно, Лаура, сегодня был денек — хуже некуда. Только я все равно не мог не прийти. Стало невмоготу.
— Я очень сожалею обо всем этом, Рой, — сказала она, стягивая с него сырые черные носки, а он лишь молча кивал, благодаря ее за помощь.
— Сожалеешь — о чем?
— Об этом бунте.
— Чего ради? Разве ты его затеяла?
— Я черная.
— Никакая ты не черная, а я никакой не белый. Мы просто парочка влюбленных.
— Я негритянка, Рой. Не потому ли ты и переехал отсюда обратно к себе? Ты ведь знал, что мне не хочется тебя отпускать.
— Пожалуй, я слишком устал, чтобы вести сейчас эти разговоры, Лаура, — сказал Рой, поднимаясь и целуя ее. Потом содрал с себя прилипшую к телу пыльную рубашку, и Лаура повесила ее на вешалку вместе с брюками. Трусы и тенниску он бросил на пол в ванной. Взглянув на глубокий шрам на своем животе, он ступил в мыльную пену. Никогда еще ванна не была так кстати. Наслаждение. Он откинулся спиной назад, прикрыл глаза и расслабился. С минуту он дремал. Потом почувствовал ее присутствие. Она сидела рядом на полу и наблюдала за ним.
— Спасибо, Лаура, — сказал он, с любовью глядя на эти светло-карие глаза в крапинку, и гладкую темную кожу, и нежные изящные пальцы, легшие ему на плечо.
— Как по-твоему, что я в тебе нахожу? — улыбнулась она, поглаживая ему шею. — Притяжение противоположностей, должно быть, так ты думаешь, а? Твои золотистые волосы и золотистое тело. Ты самый красивый мужчина из всех, кого я знаю. Думаешь, все дело в этом?
— Это только позолота, — сказал Рой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
— Смылся, — сказал он. — Долбаный ниггер смылся. Даю тысячу долларов тому, кто разрешит мне пальнуть в него хотя б еще один разок.
Когда они вернулись к машине, Уинслоу объехал квартал и вновь приблизился к неуклюже осевшему посреди улицы зеленому «линкольну». Из разбитого радиатора со свистом вырывался пар.
Уинслоу медленно шагнул из дежурки и попросил у Роя дробовик. Тот протянул его и, взглянув на Баркли, пожал плечами. Уинслоу ступил к машине и дважды, изрыгая из дула пламя, выстрелил по задним колесам. Потом подошел к капоту и снес прикладом фары, затем вдребезги разбил ветровое стекло. Потом обошел машину, держа дробовик наготове, словно приняв «линкольн» за опасного раненого зверя, способного еще атаковать. Потом ткнул прикладом в два боковых окна. Рой поглядел на дома по обеим сторонам улицы, но света нигде не увидел. Жители юго-восточного Лос-Анджелеса, и всегда-то умевшие не встревать в чужие дела, в эту ночь, что бы там ни происходило и ни гремело на улице, не выказывали ни малейшего любопытства.
— Довольно, Уинслоу, — крикнул Баркли. — Давай убираться отсюда ко всем чертям.
Вместо того чтобы последовать этому совету, Уинслоу отпер дверцу. Чем он там занимался, Рою видно не было, но спустя секунду тот появился с большим куском ткани в руках. При свете фар Рой наблюдал за тем, как он складывает и убирает карманный ножик. Уинслоу снял с бака колпачок и сунул внутрь ветошь, роняя на асфальт под резервуар капли бензина.
— Ты что, Уинслоу, рехнулся? — заорал Баркли. — Давай-ка убираться отсюда ко всем чертям!
Но тот не обратил на него никакого внимания и дал струйке бензина скатиться на безопасное от «линкольна» расстояние. Потом сунул пропитанную жидкостью тряпку обратно в бак, оставив лоскут фута в два свободно свисать до земли. Затем отбежал к «устью» бензинового ручейка и поджег его. Почти тут же, встрепенув густое облачко дыма, раздался взрыв, и машина запылала. Уинслоу уселся в дежурку. Вел ее он так же осторожно и не напрягаясь, как прежде.
— С волками жить — по-волчьи выть, — произнес он наконец, обращаясь к своим притихшим напарникам. — Сейчас я такой же ниггер, только и всего. И знаете, что я вам скажу? Чувствую я себя просто замечательно.
После трех стало немного спокойнее, а в 4:00 они подъехали к участку на Семьдесят седьмой. Спустя пятнадцать часов, проведенных им на дежурстве, Роя наконец сменили. Он слишком устал, чтобы переодеваться в штатское, и, уж конечно, слишком вымотался, чтобы отправляться к себе на квартиру. Но даже устань он меньше, он все равно бы не поехал сегодня домой. В целом мире существовало одно-единственное место, куда мог он сегодня отправиться. Когда он затормозил перед домом Лауры, часы показывали ровно 4:30. Теперь он не слышал выстрелов. Эта часть Вермонт-стрит была не тронута огнем и почти не тронута грабежами. Было очень темно и покойно. Он дважды постучал, и она тут же открыла дверь.
— Рой! Который теперь час? — спросила она. Халат был накинут на желтую ночную сорочку, и на Роя накатила приятная волна знакомой боли.
— Прости, что так поздно. Но я не мог не прийти.
— Ну что ж, входи. У тебя такой вид, будто ты вот-вот плюхнешься на пол и расквасишь нос.
Рой вошел, и она зажгла лампу. Держа его за руки, поглядела на него так, как умела только она.
— На тебе лица нет. Вместо него — настоящая чумазая рожица. Снимай с себя форму, а я пока наполню ванну водой. Ты голоден?
Рой покачал головой и направился в знакомую уютную спальню. Расстегнув ремень, он позволил ему преспокойно упасть на пол. Но, вспомнив о том, какая Лаура аккуратная, пнул его ногой в угол и тяжело уселся на бело-розовый пуф. Он скинул туфли и посидел с минуту, подумывая о сигарете и не в силах ее прикурить.
— Хочешь выпить, Рой? — спросила Лаура, выходя из ванной, откуда слышался бодрящий шум воды.
— Нет, Лаура, пить я не хочу. Даже сегодня.
— Глоточек тебе не повредит. Один лишь глоток.
— Не хочу ни одного.
— Ну ладно, малыш, — сказала она, подбирая его туфли и кладя их на дно стенного шкафа.
— Что бы я без тебя делал!
— Тебя не было четыре дня. Я подумала, ты занят.
— Собирался прийти еще в среду вечером. Тогда как раз, когда началась вся эта канитель, но нам пришлось работать внеурочно. Да и вчера. Ну и сегодня, конечно, Лаура, сегодня был денек — хуже некуда. Только я все равно не мог не прийти. Стало невмоготу.
— Я очень сожалею обо всем этом, Рой, — сказала она, стягивая с него сырые черные носки, а он лишь молча кивал, благодаря ее за помощь.
— Сожалеешь — о чем?
— Об этом бунте.
— Чего ради? Разве ты его затеяла?
— Я черная.
— Никакая ты не черная, а я никакой не белый. Мы просто парочка влюбленных.
— Я негритянка, Рой. Не потому ли ты и переехал отсюда обратно к себе? Ты ведь знал, что мне не хочется тебя отпускать.
— Пожалуй, я слишком устал, чтобы вести сейчас эти разговоры, Лаура, — сказал Рой, поднимаясь и целуя ее. Потом содрал с себя прилипшую к телу пыльную рубашку, и Лаура повесила ее на вешалку вместе с брюками. Трусы и тенниску он бросил на пол в ванной. Взглянув на глубокий шрам на своем животе, он ступил в мыльную пену. Никогда еще ванна не была так кстати. Наслаждение. Он откинулся спиной назад, прикрыл глаза и расслабился. С минуту он дремал. Потом почувствовал ее присутствие. Она сидела рядом на полу и наблюдала за ним.
— Спасибо, Лаура, — сказал он, с любовью глядя на эти светло-карие глаза в крапинку, и гладкую темную кожу, и нежные изящные пальцы, легшие ему на плечо.
— Как по-твоему, что я в тебе нахожу? — улыбнулась она, поглаживая ему шею. — Притяжение противоположностей, должно быть, так ты думаешь, а? Твои золотистые волосы и золотистое тело. Ты самый красивый мужчина из всех, кого я знаю. Думаешь, все дело в этом?
— Это только позолота, — сказал Рой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120