Следующий час не принес ничего нового: бешеная езда по принятым сигналам, прибытие на место как раз вовремя, чтобы начать преследования тающих во мгле силуэтов, голоса операторов из Центральной, продолжающие поливать эфир сообщениями о ждущих подмоги и об ограблениях, — и все это до тех пор, пока вызовы не превратились для них в сплошной шумовой вал, и тогда все трое, проявив благоразумие и мудрость, решили, что главная их задача — защитить самих себя и пережить эту ночь целехонькими.
Но в 11:00 кое-что изменилось. Когда они принялись разгонять толпу, намеревавшуюся поджечь большой продуктовый магазин на Санта-Барбара-авеню, Силверсон сказал:
— Давай поймаем пару этих задниц. Ты бегать умеешь, Плибсли?
— Умею, — мрачно ответил Гус и в этот миг знал, почему-то знал, что бежать сможет, что выдюжит. В сущности, бежать он был обязан, и в тот момент, когда Силверсон, пронзительно закричав, бросился к обочине, а мелькнувшие тени растворились в тени более густой и черной, их кинулась преследовать еще одна тень, тень явно более проворная, чем остальные. Последний из убегавших не успел одолеть и сотни футов, как Гус нагнал его и огрел ребром ладони по загривку. Услышал, как тот упал и прокатился по тротуару. Разобрав по крикам, что Клэнси и Силверсон уже его схватили, Гус, даже не остановившись, проворно ринулся теперь за новой тенью. Не прошло и минуты, а он несся уже, слушая ветер, по Семьдесят седьмой, тревожа хозяйничавшую на ней жирную темень, а перед ним скользило нервное пятно, а перед этим пятном, в полуквартале, колыхалось пятно другое, еще одно. Ни Сэм Браун, ни чужеродность хлопавшего по мозгам шлема, ни щелкавшая по ременной бляхе дубинка не могли Гусу помешать ощутить в себе какую-то удивительную легкость, свободу, резвую удаль, не обремененную даже предчувствием. Он бежал так, как бегал в академии, как бегал по-прежнему дважды в неделю по выходным, он бежал, а значит, делал то, что делал лучше всего другого в этом мире. Внезапно он понял, что никто из них не сможет с ним тягаться. Пусть ему было страшно, но он знал, что вытерпит, и, покуда собственный пот жег, бередил его тело, возрождался и дух его, крепчал, пламенел, а теплый ветер в лицо раздувал это пламя, а он все бежал и бежал.
Вторую тень он настиг близ Авалона. На сей раз то был настоящий громила с бычьей шеей, полого спускавшейся от самых ушей до могучих плеч, но, когда тот, пытаясь задеть полицейского, сделал несколько вялых выпадов, Гус легко уклонился и отступил, а громила, даже не отведав Гусовой дубинки, неуклюже рухнул наземь, задыхаясь и ловя ртом воздух. Гус спокойно нацепил на него наручники, связав их с крепежной скобой на бампере чьей-то разбитой машины, припавшей кузовом к обочине.
Потом он поднял голову и увидел, что третья тень, не проделав и трехсот футов, едва плетется слабой трусцой в сторону Авалонского бульвара и часто оглядывается через плечо. Гус бежал, бежал снова, легко и свободно переставляя ноги, просто дав волю телу и разрешив ему бежать, бежать, пока отдыхает рассудок, — только так и можно преуспеть в беге. Тень все росла и росла, а когда добралась до тусклого синего отсвета от уличного фонаря, тут Гус с ней и поравнялся. Глаза грабителя в неверии сощурились на приближавшегося полицейского. Гуса схватила одышка, но он ринулся вперед, все еще чувствуя себя достаточно сильным. Изнуренный противник повернулся и заковылял к куче с мусором, накиданной рядом с тлеющим обгоревшим зданием. Потом предстал перед Гусом с доской в руках, держа ее как бейсбольную биту.
Было ему лет двадцать, рост — шесть футов с лишним. Свиреп. Гусу сделалось страшно, и, хотя мозг приказывал взяться за револьвер, что было сейчас единственно разумным, вместо этого он потянулся к дубинке и стал кружить вокруг. Грабитель с сипом глотал воздух и хрипел, и Гус был уже уверен, что тот сдастся, не выдержит, отступит. Но доски он не выпускал, и Гус кружил и кружил, роняя под ноги на тротуар капли пота. Белая рубашка его прилипла к телу и сделалась совершенно прозрачной.
— Бросай, — сказал Гус. — Не хочу тебя обижать.
Грабитель продолжал пятиться, тяжелый деревянный обломок покачивался у него в руках, заставляя его кряхтеть и пучить глаза.
— Бросай, или от тебя останется мокрое место, — сказал Гус. — Я сильнее тебя.
Доска скользнула из рук грабителя и с глухим звуком шмякнулась о тротуар, сам он сперва осел, а потом, задохнувшись, улегся с ней рядом. Гус гадал, что с ним делать. Он пожалел, что не прихватил с собой наручники Силверсона, да ведь все произошло так быстро!.. Его тело пустилось в погоню, совсем позабыв о разуме, но теперь вот и разум догнал его, теперь все было при нем.
Он увидел с ревом несущуюся по Авалону черно-белую машину, ступил на мостовую и замахал рукой. Через пару минут он уже снова был на Санта-Барбара, где присоединился к изумленным его ловкостью и подвигами Силверсону и Клэнси. Они отвезли всех трех грабителей в участок, и Силверсон еще рассказал надзирателю про то, как его «маленький напарник» словил троих мародеров. Но в желудке у Гуса по-прежнему было неспокойно, пришлось сменить кофе на простую воду. Сорок пять минут спустя, когда они вернулись на улицу, Гус все еще дрожал, потел ужасно и говорил себе: чего другого ты ожидал? Что сразу от него отделаешься, словно в дурацком фильме про войну? Что ты, у кого всю жизнь ни с того ни с сего тряслись поджилки, позабудешь тут же всякий страх? Ты ждал чуда?
Ночь для него заканчивалась так же, как начиналась. Его била дрожь, а временами он находился на грани паники. Но было и отличие: он знал теперь, что тело не подведет его даже тогда, когда откажет разум, тело будет бежать с легкостью и изяществом антилопы, будет бежать до тех пор, пока все не кончится. Тело не оставит его и будет действовать. Таков его удел, и, зная его, он, Гус, уже не поддастся настоящей панике. Подобное открытие, подумал он, на всю жизнь восхитило бы любого труса…
21. Золотой рыцарь
«Что за черт здесь происходит?» — думал Рой, стоя посреди перекрестка на углу Манчестер и Бродвея, ошарашенно глазея на толпу в двести человек и гадая, неужто они и впрямь ворвутся в банк. Солнце по-прежнему палило нещадно. Он услышал грохот и увидел, как группа в сотню человек на северо-западном углу вломилась в окна витрин и принялась грабить магазин. Что за черт тут происходит, думал Рой; лица полицейских, стоящих рядом с ним и казавшихся также сбитыми с толку, мало его утешали. Когда разнесли стекла на юго-западном углу, Рой подумал: Бог ты мой, собралась еще одна сотня, а я их даже не заметил! Неожиданно свободной от толпы осталась лишь юго-восточная часть перекрестка. Туда-то и начали отступать полицейские, все, кроме какого-то коренастого служителя закона, в одиночку наседавшего на компанию из полудюжины негров, не выпускавших из рук охапок мужской одежды и бредущих к небрежно припаркованному «бьюику».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120