Арестовали трех алкашей. Один из них, тряпичник, валялся у стены за тремя переполненными мусорными контейнерами и чуть не остался незамеченным. В костлявой руке он держал полуобглоданное коричневое яблоко, но двигаться был не в силах, так что пришлось волочить его до самого фургона, а после закидывать в кузов: он рухнул с чавкающим сочным звуком. Другие пьяницы, расположившись на скамейках по бортам, казалось, даже не замечали вонючего похрапывающего свертка у своих ног.
Пропатрулировав по Сто третьей, выехали на Уилмингтоновскую. Не прошло и получаса, как фургон был набит до отказа шестнадцатью мужичками, в каждой из дежурных машин их сидело не меньше трех. Беттертон помахал Рою рукой и устремился к Портовому шоссе, спеша в деловую часть города и предоставив фургончику медленно громыхать и, позвякивая, катиться дальше в полном одиночестве.
— Должно быть, там сзади не очень-то им удобно, — сказал Дьюгэн, — наверно, мне следует ехать еще медленнее.
— Они упились до полного бесчувствия, — ответил Рой, и эта мысль показалась ему весьма занятной. — Не сворачивай на шоссе, — сказал он. — Лучше поедем в объезд. Но сначала заскочим на Хуверовскую.
— Зачем?
— Хочу звякнуть в участок.
— Можем мимо него проехать, Рой, — сказал Дьюгэн.
— Я хочу позвонить. Нет смысла туда заезжать. Это не по пути.
— Да ведь твоя любимая будка нам тоже не по пути. По-моему, ты можешь воспользоваться и любой другой.
— Пожалуйста, делай, как я сказал, — медленно произнес Рой. — Я всегда пользуюсь одной и той же телефонной будкой.
— Кажется, я догадываюсь почему. Не такой уж я остолоп. Не поеду я к той будке.
— Делай, как я сказал, черт тебя дери!
— Ну хорошо, только не желаю я больше с тобой работать. Я боюсь с тобой работать, Рой.
— Вот и прекрасно. Завтра же сходи и скажи Шуманну, что мы с тобой не сошлись характерами. А хочешь, я ему скажу. Или скажи ему сам что хочешь.
— Истинной причины я не назову, можешь не беспокоиться. Я не доносчик.
— Истинная причина? А что, дьявол тебя возьми, это такое? Если тебе вдруг удалось это вычислить, поделись сперва со мной, Шуманн потерпит.
Пока Дьюгэн покорно вел фургон по указанному адресу, Рой сидел в полном молчании. Когда они остановились на обычном месте, он подошел к будке, попытался всунуть в замок ключи от машины, потом — ключ от квартиры, и только затем настала очередь ключа от телефонной будки. Это показалось ему очень забавным и восстановило его доброе настроение. Он отпер дверцу и пил, не отрываясь от горлышка, пока не проглотил последнюю каплю. Потом швырнул бутылку через изгородь, как и поступал всякий раз, сделав «последний вечерний звонок». Возвращаясь к машине, он громко расхохотался, представив себе, что думает хозяин дома, обнаруживая каждое утро в цветочной клумбе пустые бутылки.
— На Центральную авеню, — распорядился Рой. — Хочу проехаться по Ньютон-стрит и поглядеть, не встречу ли там знакомых ребят.
Язык у него уже слегка заплетался. Но до сих пор с ним не случалось никаких эксцессов. Он всегда был очень осторожен. Сунув в рот три свежие резинки, он закурил. Дьюгэн вел машину и не говорил ни слова.
— Работать в этом округе было просто здорово, — сказал Рой, глядя на сотни негров, торчавших на улицах даже в столь поздний час. — Никто никогда не уходит домой с Ньютон-стрит. В пять утра на ней полным-полно народа. Я здесь многое понял. Был у меня напарник, звали его Уайти Дункан. Он многому меня научил. А когда я болел, он приходил меня навестить. Не слишком-то часто ко мне заглядывали полицейские, а он вот приходил проведать. Уайти появлялся раз пять или шесть и приносил мне журналы и сигареты. А несколько месяцев назад умер. Чертов пьяница. И умер от цирроза печени, как какой-нибудь чертов пьяница. Несчастный старый пьянчуга. Он тоже любил людей. По-настоящему их любил. А что может быть хуже для пьяницы? Что может скорее его прикончить? Несчастный, старый, толстый сукин сын.
Рой снова задремал, потом проверил свои часы. Когда они избавятся от алкашей и вернутся в участок, дежурство как раз подойдет к концу, тогда он сможет переодеться и отправиться к ней. Он уже не слишком жаждал ее тела, но зато глаза… Ее глазам он мог бы рассказать очень многое, он хотел им многое рассказать. На углу Двадцать второй и Центральной он увидел гигантскую толпу.
— Вот место, где ты всегда сумеешь загрузиться алкашами по самую крышу, — сказал Рой, замечая, что у него начинает неметь лицо.
Дьюгэн притормозил, чтобы пропустить пешеходов, и тут Роя посетила веселая идейка.
— Эй, Дьюгэн, знаешь, что мне напоминает этот фургон? Такой же был у одного торгаша-итальянца; когда я был маленьким, он продавал овощи на нашей улице. Может, его фургончик был малость поменьше, но тоже был выкрашен в синий цвет и закрыт, как наш с тобой. Итальяшка колотил кулаком по борту и орал: «Яб-блоч-чки, ре-ди-ска, огур-рр-чи-ки… Подбегай, налетай, раскупай!» — Рой буйно расхохотался, а беспокойный взгляд Дьюгэна заставил его уже завыть от смеха. — Поворачивай налево, быстро, и езжай на ту стоянку, где толпятся и травят байки все эти задницы. Сейчас же езжай туда!
— Но для чего, Рой? Проклятье, да ты совсем пьян!
Рой потянулся через всю кабину и, не переставая смеяться, резко дернул руль влево.
— Ладно, ладно, поедем туда, — сказал Дьюгэн, — я так и сделаю, но имей в виду: с завтрашнего вечера и навсегда отказываюсь с тобой работать, ты слышишь?
Рой подождал, пока Дьюгэн, рассекая по пути встревоженные кучки бездельников и вынуждая их плестись к следующему проезду и на улицу, не выберется на середину стоянки. Еще несколько алкашей разбежались перед фургоном во все стороны. Рой высунулся в окно, похлопал трижды по стенке синей колымаги и закричал:
— Ниг-геры, ниг-геры, ниг-геры… Подбегай, налетай, раскупай!..

Часть седьмая
«АВГУСТ, 1965»
19. Очередь
Среда выдалась препаршивая. Не веря своим ушам, холленбекские полицейские вслушивались в поток позывных, заполонивших эфир, и голоса их коллег из участка на Семьдесят седьмой, требующих помощи и содействия.
— Начинается бунт, — сказал Блэкберн. Хоть они и были с Сержем заняты сегодня патрулированием, но, сидя как на иголках в дежурной машине, не могли сосредоточиться ни на чем, кроме вестей о том, что творится сейчас в юго-восточной части города.
— Не думаю, что это будет настоящий бунт, — сказал Серж.
— Говорю тебе, он начинается, — повторил Блэкберн, и Серж подумал: может, он и прав. Обезумевшие голоса операторов посылали автомобили сразу из нескольких дивизионов на Семьдесят седьмую, где как на дрожжах росли толпы, заполонившие уже Сто шестнадцатую улицу и Авалонский бульвар. К десяти часам на углу Империал и Авалона был установлен командный пункт и сформирован патруль, занявший круговую оборону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120