Вы уже поняли, что такое удушение. Да вот беда — проводить прием приходится тогда, когда вам норовят треснуть по физиономии или подмять под себя. Мне не под силу выдрессировать вас в совершенстве за какие-то тринадцать недель. И поскорее забудьте голливудскую муть. В жизни все иначе. Вы пытаетесь съездить кому-нибудь в челюсть, а вместо этого попадаете ему в маковку и ломаете себе руку. Никогда не пускайте в дело кулаки. А если ваш соперник воспользуется их услугами — что ж, вы воспользуетесь услугами дубинки и постараетесь раздробить ему запястье или коленку, этому мы вас научим. А коли кто-то схватится за нож — вы схватитесь за револьвер и вмиг с ним рассчитаетесь. Но если вдруг под рукой не окажется дубинки, а ситуация не позволит стрелять, хорошо бы вам тогда быть повыносливее сукина сына. И не удивляйтесь, когда встречаете в газетах снимки, где шестеро полицейских обрабатывают одного преступника. Зарубите себе на носу: любой мужик и даже любая баба способны, сопротивляясь, доконать нескольких полицейских. Чертовски тяжело арестовать того, кто вовсе не желает быть арестованным. Но попробуйте-ка объяснить это присяжным или своим соседям, читающим в прессе про то, как пара-тройка детин-легашей избила арестованного. Им непременно захочется узнать, отчего это вы прибегли к насилию и проломили кому-то голову. И почему не довольствовались ловким приемом дзюдо, чтобы шлепнуть его задницей о землю да тем и ограничиться. В кино ведь это делают запросто! И уж если речь зашла о такой муре, как фильмы, скажу, что Голливуд нам удружил и кое-чем еще: он создал легенду, сказку про супермена, которому раз плюнуть — продырявить выстрелом с бедра чью-то кисть и все такое в том же дерьмовом духе… Хоть я и не инструктор по стрельбе, но к самообороне отношение это имеет самое непосредственное. И вы, ребята, не вчера из пеленок, да и тут, в академии, торчите уже достаточно, чтобы знать, как непросто угодить в обычную мишень, не говоря о движущейся цели. И те из вас, кто дослужится в полиции до пенсии, будут палить мимо чертова бумажного человечка всякий раз, как придется сдавать ежемесячные нормативы по стрельбе, все двадцать лет! А ведь то всего лишь бумажный противник. Он не отстреливается. И освещение на полигоне что надо, и адреналин не заставит трястись вашу руку. А в бою-то она дрожит, как стебель лакричника на ветру! И вот, когда вы мечтали хотя бы оцарапать преступнику палец, а вместо этого разрываете ему выстрелом зад на куски, вы вдруг слышите вопрос присяжного: «А почему вы его просто не ранили? Что, обязательно было его убивать? Почему вы не выбили пулей револьвер из его руки?..»
Лицо Рэндольфа покрылось румянцем. По шее с обеих сторон бежали струйки пота. Когда он носил форменный мундир, на рукаве его красовались три полоски за выслугу, означавшие по меньшей мере пятнадцать лет, проведенных в полиции. Но что ему уже за тридцать, верилось с трудом. Ни единого седого волоска, безупречная осанка и фигура.
— Я хочу, чтобы вы вынесли из моих уроков следующее: конечно, хреновое это дело — усмирять кого-то пушкой, дубинкой или кастетом, не говоря о том, чтобы марать о мерзавца собственные руки. Но нужно всегда быть в форме и не обрастать ленивым жирком, и тогда вы его одолеете. Для этого любые средства сгодятся. Сумеете применить ту пару захватов, которым я вас обучу, — применяйте. А нет — так огрейте его кирпичом или чем потяжелее по затылку. Одолейте поганца, поставьте его на колени — и тогда встретите свою двадцатую годовщину в полиции целыми и невредимыми и вам останется только подписать со спокойной душой пенсионные ведомости. Для того я и сгоняю жир с ваших задниц…
2. Стресс
— Чего психую — ума не приложу, — сказал Гус Плибсли. — Небось для того и предупредили заранее насчет этого собеседования, чтоб мы завелись.
— Не бери в голову, — сказал Уилсон. Он стоял, прислонившись к стене, и курил, тщательно следя за тем, чтобы не испачкать пеплом свое курсантское хаки.
Ослепительный глянец на черных уилсоновских ботинках приводил Гуса в восторг. Прежде Уилсон служил в морской пехоте. Кто-кто, а он умел заставить обувь блестеть, а курсантов — подчиняться на строевой своим приказам. По мнению Гуса, командир отделения обладал многими полезными качествами из тех, что можно приобрести только в армии. Кабы я был ветераном войны с должным опытом за плечами, пожалуй, мне не пришлось бы так нервничать, думал Гус. Наверняка бы не пришлось. Хоть он и был лучшим в классе по физподготовке, но сейчас совсем не поручился бы, что у него хватит сил ворочать языком во время собеседования. Еще в школе, всякий раз, как нужно было делать устный доклад, его заранее бросало в дрожь. А в колледже однажды, перед тем как произнести трехминутную речь на уроке по ораторскому искусству, он влил в себя полпинты разбавленного шипучкой джина. Тогда он вышел сухим из воды. Хорошо бы справиться с волнением и теперь! Да только на сей раз ему держать экзамен перед офицерами полиции. Перед профессионалами своего дела. Им-то ничего не стоит учуять спиртное по запаху или понять все по его глазам, говору и даже походке. Их на мякине не проведешь.
— Да у тебя поджилки трясутся! — сказал Уилсон и предложил Гусу сигарету. Пачку он достал из носка, как и подобало бывшему вояке.
— Нет-нет, большое спасибо, — промямлил Гус, отказавшись от курева.
— Послушай, этим гадам только и нужно вывести тебя из себя, — сказал Уилсон. — Я тут болтал с одним парнем, он еще в апреле отсюда выпустился. Так вот, на собеседованиях они попробуют малость попарить тебе мозги. Ну там, спросят про твои успехи по физподготовке или стрельбе или, может, про то, как тебе живется в академии. Пощупают, как ты подкован в теории. Но, черт возьми, Плибсли, с тобой ведь все в порядке, а что касается физкультуры — так тебе здесь и равных нет. К чему же они смогут придраться?
— Не знаю. Понятия не имею. Вроде бы не к чему.
— Взять, к примеру, меня, — продолжал Уилсон. — Стреляю так хреново, что скорее угожу в цель, если просто швырну в нее пистолетом. При случае меня им всегда есть за что четвертовать. Только не надо мне заливать, что они решатся признать меня непригодным из-за того, что я лишний раз не явлюсь на стрельбище, а предпочту хорошенько закусить. Все это чушь и дерьмо. Я даже не беспокоюсь. Разве ты не понял, как срочно требуются этому городу легавые? А через пяток-другой годков дело вообще будет дрянь. Парням, что заступили на эту службу сразу после войны, пора будет уходить на пенсию. И попомни мои слова: прежде чем мы сами распрощаемся с полицейским управлением, всем нам успеют нацепить капитанские нашивки.
Гус внимательно оглядел Уилсона. Коротышка, еще меньше меня, и даже волосы короче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Лицо Рэндольфа покрылось румянцем. По шее с обеих сторон бежали струйки пота. Когда он носил форменный мундир, на рукаве его красовались три полоски за выслугу, означавшие по меньшей мере пятнадцать лет, проведенных в полиции. Но что ему уже за тридцать, верилось с трудом. Ни единого седого волоска, безупречная осанка и фигура.
— Я хочу, чтобы вы вынесли из моих уроков следующее: конечно, хреновое это дело — усмирять кого-то пушкой, дубинкой или кастетом, не говоря о том, чтобы марать о мерзавца собственные руки. Но нужно всегда быть в форме и не обрастать ленивым жирком, и тогда вы его одолеете. Для этого любые средства сгодятся. Сумеете применить ту пару захватов, которым я вас обучу, — применяйте. А нет — так огрейте его кирпичом или чем потяжелее по затылку. Одолейте поганца, поставьте его на колени — и тогда встретите свою двадцатую годовщину в полиции целыми и невредимыми и вам останется только подписать со спокойной душой пенсионные ведомости. Для того я и сгоняю жир с ваших задниц…
2. Стресс
— Чего психую — ума не приложу, — сказал Гус Плибсли. — Небось для того и предупредили заранее насчет этого собеседования, чтоб мы завелись.
— Не бери в голову, — сказал Уилсон. Он стоял, прислонившись к стене, и курил, тщательно следя за тем, чтобы не испачкать пеплом свое курсантское хаки.
Ослепительный глянец на черных уилсоновских ботинках приводил Гуса в восторг. Прежде Уилсон служил в морской пехоте. Кто-кто, а он умел заставить обувь блестеть, а курсантов — подчиняться на строевой своим приказам. По мнению Гуса, командир отделения обладал многими полезными качествами из тех, что можно приобрести только в армии. Кабы я был ветераном войны с должным опытом за плечами, пожалуй, мне не пришлось бы так нервничать, думал Гус. Наверняка бы не пришлось. Хоть он и был лучшим в классе по физподготовке, но сейчас совсем не поручился бы, что у него хватит сил ворочать языком во время собеседования. Еще в школе, всякий раз, как нужно было делать устный доклад, его заранее бросало в дрожь. А в колледже однажды, перед тем как произнести трехминутную речь на уроке по ораторскому искусству, он влил в себя полпинты разбавленного шипучкой джина. Тогда он вышел сухим из воды. Хорошо бы справиться с волнением и теперь! Да только на сей раз ему держать экзамен перед офицерами полиции. Перед профессионалами своего дела. Им-то ничего не стоит учуять спиртное по запаху или понять все по его глазам, говору и даже походке. Их на мякине не проведешь.
— Да у тебя поджилки трясутся! — сказал Уилсон и предложил Гусу сигарету. Пачку он достал из носка, как и подобало бывшему вояке.
— Нет-нет, большое спасибо, — промямлил Гус, отказавшись от курева.
— Послушай, этим гадам только и нужно вывести тебя из себя, — сказал Уилсон. — Я тут болтал с одним парнем, он еще в апреле отсюда выпустился. Так вот, на собеседованиях они попробуют малость попарить тебе мозги. Ну там, спросят про твои успехи по физподготовке или стрельбе или, может, про то, как тебе живется в академии. Пощупают, как ты подкован в теории. Но, черт возьми, Плибсли, с тобой ведь все в порядке, а что касается физкультуры — так тебе здесь и равных нет. К чему же они смогут придраться?
— Не знаю. Понятия не имею. Вроде бы не к чему.
— Взять, к примеру, меня, — продолжал Уилсон. — Стреляю так хреново, что скорее угожу в цель, если просто швырну в нее пистолетом. При случае меня им всегда есть за что четвертовать. Только не надо мне заливать, что они решатся признать меня непригодным из-за того, что я лишний раз не явлюсь на стрельбище, а предпочту хорошенько закусить. Все это чушь и дерьмо. Я даже не беспокоюсь. Разве ты не понял, как срочно требуются этому городу легавые? А через пяток-другой годков дело вообще будет дрянь. Парням, что заступили на эту службу сразу после войны, пора будет уходить на пенсию. И попомни мои слова: прежде чем мы сами распрощаемся с полицейским управлением, всем нам успеют нацепить капитанские нашивки.
Гус внимательно оглядел Уилсона. Коротышка, еще меньше меня, и даже волосы короче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120