Он боялся этой женщины.
– Я вижу, до вас дошло. – Ли хлопнула его по плечу и снова вернулась к остальным. – Хорошо, теперь о мерах нейтрализации. Наркотик подействовал?
– Мы впрыснули Йохансону миллилитр, – сказал Пик. – Больше – вывело бы его из строя, а в настоящий момент мы не можем себе этого позволить. Вещество работает как ластик в мозгу, оно всё стирает, но нет гарантии, что он не вспомнит.
– Как велик риск?
– Трудно сказать. Какое-нибудь слово, цвет, запах – если мозг найдёт какую-нибудь ниточку, он схватится за неё и реконструирует всю картину.
– Риск велик, – пробурчал Вандербильт. – Пока что мы не нашли такого средства, которое полностью подавляло бы воспоминания. Слишком мало знаем о способе действия мозга.
– Значит, надо за ним понаблюдать, – сказала Ли. – Как вы думаете, Мик, долго ещё Йохансон будет нам нужен?
– О, мы продвинулись сильно, – горячо воскликнул Рубин. Тут ему было чем восстановить репутацию. – Уивер и Эневек прорабатывают идею феромонного слияния. Оливейра и Йохансон тоже натолкнулись на возможность запаха. Сегодня после обеда мы будем проводить фазовый тест, чтобы получить доказательства. Если подтвердится, что слияние клеток происходит при помощи запаха, это будет хорошая перспектива.
– В случае. Если. Возможно. Могло бы. – Вандербильт запыхтел. – Когда вы получите это проклятое средство?
– Это исследовательская работа, Джек, – сказал Рубин. – Никто же не стоял над душой у Александра Флеминга и не спрашивал, когда же он, наконец, откроет пенициллин.
Вандербильт хотел возразить, но тут от пульта к ним подошла женщина и сказала:
– В CIC расшифровали сигнал.
– Scratch?
– Вроде бы. Кроув сказала Шанкару, что его расшифровали.
Ли взглянула в сторону пульта, куда поступали все картинки и разговоры из CIC. Там были видны Шанкар, Кроув и Эневек. К ним подошла Уивер.
– Значит, сейчас мы получим сообщение, – сказала Ли. – Уж разыграйте удивление, господа.
* * *
Combat Information Center
Все сгрудились вокруг Кроув и Шанкара, чтобы увидеть ответ. Уже не в форме спектрограммы, а в оптическом переложении сигнала, полученного накануне.
– Это и есть ответ? – спросила Ли.
– Хороший вопрос, – сказала Кроув.
– Что такое Scratch вообще? – спросил Грейвольф, который тоже явился в сопровождении Делавэр. – Это язык?
– Scratch, может быть, и да, но не в той форме, как он закодирован, – объяснил Шанкар. – Это как у нас с посланием из Аресибо. Ни один человек на Земле не разговаривает бинарным кодом. В принципе, это не мы послали сигнал в космос, а наши компьютеры.
– Что мы отсюда можем узнать, – сказала Кроув, – это структуру Scratch. Почему на слух она воспринимается, как звук иглы, проехавшей поперёк пластинки. Это стаккато в низкочастотном диапазоне, пригодном для того, чтобы пересечь весь океан. Низкочастотные волны преодолевают самые большие расстояния. К тому же стаккато противоестественно быстрое. Проблема с инфразвуком состоит в том, что шумы на частоте ниже ста герц мы должны во много раз ускорить, чтобы сделать их слышными. И при этом стаккато, и без того быстрое, убыстряется ещё больше. Но ключ к пониманию лежит в замедлении.
– Мы должны растянуть звук, – сказал Шанкар, – чтобы различить подробности. Вот мы его и замедлили так, что на фоне царапающего звука стала различима последовательность импульсов разной длины.
– Как азбука Морзе, – сказала Уивер.
– Примерно так это и действует.
– И как вы это изобразите? – спросила Ли. – Через спектрограммы?
– С одной стороны. Но этого мало. Чтобы не увидеть, а услышать, мы прибегли к тому же приёму, как на радарных картинках со спутников, когда картинка становится видимой через искусственное раскрашивание. В нашем случае мы заменяем каждый сигнал с сохранением его длительности и интенсивности – на частоту, которую можем слышать. Если в оригинале различные уровни частоты, то мы соответственно пересчитываем. Так мы поступили со Scratch. – Кроув набрала приказ на клавиатуре. – То, что мы приняли, звучит приблизительно так.
Звук загрохотал, как барабан под водой. Быстрая, даже чересчур быстрая, но однозначно дифференцированная последовательность импульсов разной длины и громкости.
– Звучит действительно как код, – сказал Эневек. – И что это означает?
– Мы не знаем.
– Вы не знаете? – удивился Вандербильт. – А я думал, вы его расшифровали.
– Мы не знаем, что это за язык, – терпеливо сказала Кроув, – если его произнести в нормальном виде. Мы понятия не имеем, что означают записанные за последние годы сигналы Scratch. Но это и неважно. – Она выпустила дым через ноздри. – У нас есть кое-что получше, а именно: контакт. Мёррэй, покажи им первую часть.
Шанкар кликнул компьютерную картинку. Она заполнила экран бесконечными рядами цифр. Целые колонны этих цифр были одинаковы.
– Как вы помните, мы послали им вниз пару заданий по математике, – сказал Шанкар. – Как в тестах на интеллект. Там надо было продолжить децимальные ряды, взять логарифм, вставить недостающие элементы. Мы надеялись, что они там, внизу, войдут во вкус игры и пошлют ответ, который дал бы нам понять: мы вас услышали, мы здесь, мы соображаем в математике и можем ею оперировать. – Он указал на числовые ряды: – И вот результат. С оценкой отлично. Они всё выполнили правильно.
– О боже, – прошептала Уивер.
– Это значит вот что, – сказала Кроув. – Первое: Scratch – действительно вид языка. С большой вероятностью сигналы Scratch содержат комплексную информацию. Второе – и решающее! – это доказывает, что они в состоянии так перестроить Scratch, что он обретает смысл и для нас. Это успех первой величины. Он показывает, что они ни в чём нам не уступают. Они могут не только декодировать, но и кодировать.
Некоторое время все смотрели только на колонны цифр. Царило молчание, означавшее что-то среднее между волнением и подавленностью.
– Но что именно это означает? – спросил в тишине Йохансон.
– Ясно же, – ответила Делавэр. – Что кто-то думает и отвечает.
– Да, но разве не мог этот ответ дать компьютер?
– Он прав, – сказал Эневек. – Это показывает нам, что кто-то прилежно выполнил задание на счёт. Это впечатляет, но это ещё не доказательство самосознающей, разумной жизни.
– А кто же ещё мог отправить такой ответ? – огорошенно спросил Грейвольф. – Скумбрия?
– Нет, конечно. Но подумай. То, что мы сейчас видим перед собой, – это умелое обращение с символами. Более высокий интеллект этим не докажешь. Хамелеон, примитивно говоря, проводит высокосложные вычислительные действия, когда приспосабливается к цвету окружающей среды. Но на самом деле он даже не замечает этого. Некто, не знающий, насколько хамелеон разумен, мог бы сделать вывод, что у того чёрт знает какой интеллект, если он владеет программами, подгоняющими его внешность сегодня к зелёному листку, а завтра к скале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242