Ани не было. Ее не было
- не было! не было! не было! - его любви - не было и не будет; с бессонной
отчетливой ясностью он понял, что это правда, и чуть не задохнулся от
горя.
Ключников тяжело опустился на пол и сжался, застыл, прикрыл глаза и
затих.
Уходящие вдаль улицы были просторны и пусты в такую рань. За
деревьями в логу на месте взорванного храма беззвучно взбухал над водой
белесый молочный пар. Поднимаясь, пар таял в осеннем воздухе, который
яснел постепенно и наполнялся светом.
Утренний свет набирал силу, отражался в стеклах домов и заливал
неоглядное городское пространство над крышами.
В прихожей зазвонил телефон, но Ключников не двигался с места,
телефон долго и настырно звонил, а потом не выдержал и умолк.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Послесловие автора ко второму изданию романа "Преисподняя"
Осенью девяносто второго года я в очередной раз вносил поправки в
текст романа. Поводом стали события августа девяносто первого и новая
информация, полученная из разных источников. Грех было не воспользоваться.
К тому времени прошло уже полгода как был опубликован отрывок из
романа в газете "Совершенно секретно" (март 1992 г.), вызвавший шквал
любопытства и всеобщего интереса. Работать стало невозможно.
Я укрылся на время в подмосковном лесу, по иронии судьбы моим
прибежищем стал один из закрытых пансионатов, описанных в романе. Для
номенклатуры здесь по сравнению с прежними временами ничего не изменилось,
она по-прежнему платила символическую плату, некоторые ездили и вовсе
бесплатно. Но появилось в пансионате одно новшество: за немыслимые деньги
в пышных апартаментах поселились скороспелые богачи, нагревшие руки на
спекуляции, разбогатевшие на взятках чиновники и непонятная криминального
вида публика, которую после завтрака увозили, а к ужину доставляли
роскошные лимузины. Пустили их сюда, как я понимаю, чтобы сохранить для
номенклатуры финансовые льготы: одних содержали за счет других.
Для работы условия в пансионате были неправдоподобные, можно сказать
идеальные: тишина, покой, вышколенный персонал, который никогда не докучал
и ухитрялся оставаться незаметным, прекрасная еда, позабытая большинством
населения, бассейн, спортивный зал с тренажерами.
Признаться, пансионат оказался таким, какой я изобразил в романе. Я
работал с утра до ночи, понимая, что этот рай долго не продлится: издатель
засунул меня сюда в надежде поскорее заполучить роман.
В пансионат вели закрытые шоссе, посты автоинспекции проверяли все
незнакомые машины. Попасть на территорию можно было по особым пропускам,
контрольные пункты бдили день и ночь. Корпуса неусыпно стерегла служба
безопасности, рослые накачанные молодцы следили за каждым шагом, патрули с
рациями круглые сутки прочесывали лес. Плоская крыша могла принять любой
вертолет, дороги в лесу плавно изгибались, ограничивая обзор коротким
расстоянием - от поворота к повороту.
Главная особенность состояла в том, что здания пансионата не
просматривались ни с одной точки окрестностей. Расположенный в стороне
поселок персонала был виден еще издали, за много километров, а
десятиэтажные корпуса пансионата оставались невидимыми даже с близкого
расстояния. Секрет заключался в искусственной широкой впадине, вырытой
посреди леса наподобие круглого кратера, куда опустили здания, - деревья
вокруг на склонах поднимались выше крыш.
Закрытые пансионаты наряду со многими прочими номенклатурными
привилегиями и нравами свидетельствуют о слабости перемен. Многое из того,
о чем сказано в романе, осталось незыблемым - цветет и пахнет.
Между тем публикация журнального, урезанного в несколько раз варианта
"Преисподней", на который решилась прежняя (до раскола) "Юность", то и
дело откладывалась по загадочным причинам: то исчезли пресс-формы, то
цветные вклейки, то возникали непредвиденные осложнения в типографии.
Тираж был уже отпечатан, когда вдруг пропали макеты обложки, что повлекло
за собой очередную задержку.
Тем временем в упомянутых в романе подземельях, по которым я раньше
передвигался свободно, шли спешные работы: возводились стены - я натыкался
на свежую кладку, устанавливались решетки. Один из моих информаторов
сообщил, что тоннель по ночам патрулирует дрезина с тремя автоматчиками. И
я сам в одном месте повстречал военных с рацией, в другом милицейский
пост.
После выхода романа отдельной книгой все вдруг заговорили о подземной
Москве. К моему удивлению объявились тучи знатоков, которые всегда все
знали, но почему-то до сих пор молчали. Интересно, где они были раньше?
Невесть откуда возникли клубы, кружки, юные туристы-натуралисты, появились
компании праздношатающихся великовозрастных юношей, которые для пущей
важности нарекли себя всякими иностранными словами - дигерами
(копателями), к примеру, с планеты андерграунд - о, эта неизбывная,
давняя, как мир, отечественная страсть, смесь французского с
нижегородским!
Некоторые из новоявленных любителей вычитывали из романа сведения,
извлекали подробности и детали, одолевали меня расспросами, записывали за
мной в толстые тетради, как прилежные ученики, каждое слово, чтобы потом
выдать на стороне свежеприобретенную информацию за свои изыскания. Кое-кто
из них шаманил, пускал пыль в глаза и за неимением ничего другого таскал
доверчивых журналистов в одно и то же место - к руслу Неглинки, куда
только ленивый не лазил. Кое-кто водил публику за нос, выдумывал о себе
всякие небылицы, плел в прессе, на радио и по телевидению несуразную чушь
о рыбах-мутантах, о гигантских крысах и тараканах, которых они якобы
встречали. Правда, без малейшего доказательства, в одной лишь необузданной
жажде славы.
С выходом романа странно повели себя и некоторые известные мне люди:
археологи, хозяйственники, журналисты, администраторы... Как наемные
певцы, они вдруг запели старые песни: нечего, мол, соваться, куда не
просят. Но я заранее знал, что номенклатура постарается сохранить свою
неприкосновенность, "певцы" лишь отрабатывают жалование.
Неожиданностью для меня оказался затяжной приступ профессиональной
ревности у нескольких специалистов, которым показалось, будто я вторгся на
их заповедную территорию, где они, правда, без большого успеха, промышляли
десятки лет; судя по всему, люди, скоропостижно объявившие себя
специалистами, полагали подземную Москву своей вотчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
- не было! не было! не было! - его любви - не было и не будет; с бессонной
отчетливой ясностью он понял, что это правда, и чуть не задохнулся от
горя.
Ключников тяжело опустился на пол и сжался, застыл, прикрыл глаза и
затих.
Уходящие вдаль улицы были просторны и пусты в такую рань. За
деревьями в логу на месте взорванного храма беззвучно взбухал над водой
белесый молочный пар. Поднимаясь, пар таял в осеннем воздухе, который
яснел постепенно и наполнялся светом.
Утренний свет набирал силу, отражался в стеклах домов и заливал
неоглядное городское пространство над крышами.
В прихожей зазвонил телефон, но Ключников не двигался с места,
телефон долго и настырно звонил, а потом не выдержал и умолк.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Послесловие автора ко второму изданию романа "Преисподняя"
Осенью девяносто второго года я в очередной раз вносил поправки в
текст романа. Поводом стали события августа девяносто первого и новая
информация, полученная из разных источников. Грех было не воспользоваться.
К тому времени прошло уже полгода как был опубликован отрывок из
романа в газете "Совершенно секретно" (март 1992 г.), вызвавший шквал
любопытства и всеобщего интереса. Работать стало невозможно.
Я укрылся на время в подмосковном лесу, по иронии судьбы моим
прибежищем стал один из закрытых пансионатов, описанных в романе. Для
номенклатуры здесь по сравнению с прежними временами ничего не изменилось,
она по-прежнему платила символическую плату, некоторые ездили и вовсе
бесплатно. Но появилось в пансионате одно новшество: за немыслимые деньги
в пышных апартаментах поселились скороспелые богачи, нагревшие руки на
спекуляции, разбогатевшие на взятках чиновники и непонятная криминального
вида публика, которую после завтрака увозили, а к ужину доставляли
роскошные лимузины. Пустили их сюда, как я понимаю, чтобы сохранить для
номенклатуры финансовые льготы: одних содержали за счет других.
Для работы условия в пансионате были неправдоподобные, можно сказать
идеальные: тишина, покой, вышколенный персонал, который никогда не докучал
и ухитрялся оставаться незаметным, прекрасная еда, позабытая большинством
населения, бассейн, спортивный зал с тренажерами.
Признаться, пансионат оказался таким, какой я изобразил в романе. Я
работал с утра до ночи, понимая, что этот рай долго не продлится: издатель
засунул меня сюда в надежде поскорее заполучить роман.
В пансионат вели закрытые шоссе, посты автоинспекции проверяли все
незнакомые машины. Попасть на территорию можно было по особым пропускам,
контрольные пункты бдили день и ночь. Корпуса неусыпно стерегла служба
безопасности, рослые накачанные молодцы следили за каждым шагом, патрули с
рациями круглые сутки прочесывали лес. Плоская крыша могла принять любой
вертолет, дороги в лесу плавно изгибались, ограничивая обзор коротким
расстоянием - от поворота к повороту.
Главная особенность состояла в том, что здания пансионата не
просматривались ни с одной точки окрестностей. Расположенный в стороне
поселок персонала был виден еще издали, за много километров, а
десятиэтажные корпуса пансионата оставались невидимыми даже с близкого
расстояния. Секрет заключался в искусственной широкой впадине, вырытой
посреди леса наподобие круглого кратера, куда опустили здания, - деревья
вокруг на склонах поднимались выше крыш.
Закрытые пансионаты наряду со многими прочими номенклатурными
привилегиями и нравами свидетельствуют о слабости перемен. Многое из того,
о чем сказано в романе, осталось незыблемым - цветет и пахнет.
Между тем публикация журнального, урезанного в несколько раз варианта
"Преисподней", на который решилась прежняя (до раскола) "Юность", то и
дело откладывалась по загадочным причинам: то исчезли пресс-формы, то
цветные вклейки, то возникали непредвиденные осложнения в типографии.
Тираж был уже отпечатан, когда вдруг пропали макеты обложки, что повлекло
за собой очередную задержку.
Тем временем в упомянутых в романе подземельях, по которым я раньше
передвигался свободно, шли спешные работы: возводились стены - я натыкался
на свежую кладку, устанавливались решетки. Один из моих информаторов
сообщил, что тоннель по ночам патрулирует дрезина с тремя автоматчиками. И
я сам в одном месте повстречал военных с рацией, в другом милицейский
пост.
После выхода романа отдельной книгой все вдруг заговорили о подземной
Москве. К моему удивлению объявились тучи знатоков, которые всегда все
знали, но почему-то до сих пор молчали. Интересно, где они были раньше?
Невесть откуда возникли клубы, кружки, юные туристы-натуралисты, появились
компании праздношатающихся великовозрастных юношей, которые для пущей
важности нарекли себя всякими иностранными словами - дигерами
(копателями), к примеру, с планеты андерграунд - о, эта неизбывная,
давняя, как мир, отечественная страсть, смесь французского с
нижегородским!
Некоторые из новоявленных любителей вычитывали из романа сведения,
извлекали подробности и детали, одолевали меня расспросами, записывали за
мной в толстые тетради, как прилежные ученики, каждое слово, чтобы потом
выдать на стороне свежеприобретенную информацию за свои изыскания. Кое-кто
из них шаманил, пускал пыль в глаза и за неимением ничего другого таскал
доверчивых журналистов в одно и то же место - к руслу Неглинки, куда
только ленивый не лазил. Кое-кто водил публику за нос, выдумывал о себе
всякие небылицы, плел в прессе, на радио и по телевидению несуразную чушь
о рыбах-мутантах, о гигантских крысах и тараканах, которых они якобы
встречали. Правда, без малейшего доказательства, в одной лишь необузданной
жажде славы.
С выходом романа странно повели себя и некоторые известные мне люди:
археологи, хозяйственники, журналисты, администраторы... Как наемные
певцы, они вдруг запели старые песни: нечего, мол, соваться, куда не
просят. Но я заранее знал, что номенклатура постарается сохранить свою
неприкосновенность, "певцы" лишь отрабатывают жалование.
Неожиданностью для меня оказался затяжной приступ профессиональной
ревности у нескольких специалистов, которым показалось, будто я вторгся на
их заповедную территорию, где они, правда, без большого успеха, промышляли
десятки лет; судя по всему, люди, скоропостижно объявившие себя
специалистами, полагали подземную Москву своей вотчиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98