Я даже постараюсь, чтобы вы слышали не только диалоги, но и мысли Лешки Самошникова... Мне показалось, что это может быть очень важным для вас...
– Поехали, Ангел! Поехали!.. – нетерпеливо сказал В.В.
– Только, ради всего святого, не подгоняйте меня, – сказал Ангел. – Ваши перемещения во Времени мне даются не так уж легко. Каждое ваше переселение туда, в Прошлое, и возвращение Оттуда выматывают меня так, будто я кубометра три дров переколол!
– Ну да?! – удивился В.В.
– А вы как думали? Эта штука не из легких... Это вам не джин сотворить, не чай с крекерами!
– Кстати, насчет джина...
– Вот насчет джина мы поговорим несколько позже, – решительно сказал Ангел и...
* * *
...купе скорого поезда «Красная стрела» медленно и неотвратимо стало превращаться в...
... КВАРТИРУ ЛЕШИ САМОШНИКОВА. ВЕЧЕР
В выгородке, где расположена кухня, висит календарь.
На календаре – девятое августа.
Лешка подходит к календарю. Смотрит на большие дешевые часы, висящие над календарем.
На часах ровно восемь.
В квадратике чисел, в котором стоит 10 августа, то есть завтрашний день, Лешка толстым черным фломастером ставит жирный крест..
У входной двери раздается звонок
Лешка открывает дверь, и на пороге возникает Гриша Гаврилиди с бутылкой недорогого вина.
– Чтоб я так жил, Леха, как я наконец понял, что такое родина и Советский Союз! – невесело провозгласил Гриша, садясь за узенький столик с двумя табуретками. – Дай штопор!
Лешка протягивает Грише штопор. Гриша мгновенно открывает бутылку и уверенно говорит:
– Я тебе не наливаю, да?
– Ну почему же? – возражает Лешка и выкладывает на стол сыр, помидоры и огурчики. – Полстаканчика и немного водички туда – ничего страшного. С такого коктейля – не загуляю.
Выпили, закусили. Гриша налил себе еще. Лешка отставил свой стакан в сторону, накрыл его ладонью.
– Уважаю, – сказал Гриша. – Так вот, Лешенька, я тебе таки скажу, с чего начинается родина! Таки не «с картинки в твоем букваре»! А с той секунды, когда ты звони’шь...
– Зво’нишь, – поправил его Лешка.
– Нехай зво’нишь... А тогда, когда ты звонишь соседке в дверь и говоришь: «Марь Ванна...» Или: «Софья Соломоновна! Магазин уже закрыт, а мне пара яиц нужны как воздух! Завтра верну три с процентами...» Ну так она, как полагается, пошутит, что мужик без яиц вообще не мужик, но она таки даст тебе эти яйцы!.. И тебе сразу становится радостно, что вокруг тебя живут такие веселые и хорошие люди... Вот это я понимаю – Союз! Это – Родина таки с большой буквы!..
– Очень тонкое наблюдение, – улыбнулся Лешка. Гаврилиди тут же обиделся, опрокинул стакан вина в глотку и заорал:
– А шо такое?! Не, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!.. Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!..
– Ах, Гришенька... – вздохнул Лешка и посмотрел на календарь. На зачеркнутый жирным черным крестом завтрашний день десятое августа. – Теперь это уже не так важно. И какие мы с тобой можем дать гарантии?
– О! – воскликнул Гриша и налил себе еще полный стакан. – Это ж можно просто с дерева упасть – мне все отвечали твоими же словами! Я уже просил не десять тысяч, а хотя бы пять... Я придумал, что возьмем пять, поедем в Бонн, отдадим их этому посольскому крокодилу, а про вторую половину скажем – будут у нас все документы на руках, тогда он и еще пятеру получит! С понтом – мы таки боимся за свои бабки. А как только он нам все ксивы на твой отъезд замастырит – и мы его будем видеть в гробу и в белых тапочках! Пусть попробует кому-нибудь на нас пожаловаться! Как я придумал? Детектив, бля…
– Гениально, – очень серьезно сказал Лешка. – Агата Кристи от зависти могла бы утопиться в своей ванне, а братья Вайнеры рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец... Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!..»
– Но пяти тысяч я тоже не достал... – признался Гриша.
– Я это понял, когда ты стал мне объяснять «с чего начинается Родина», – сказал Лешка. – Рад за старуху Кристи и за ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неудобств и неприятностей всем остальным.
И ВОТ ТУТ В.В. ВПЕРВЫЕ УСЛЫШАЛ, КАК ЛЕШКА ПОДУМАЛ:
«Господи... Как было бы хорошо, если бы Гриша ушел пораньше... Если сегодня, девятого августа, я ЭТОГО не сделаю, то уже завтра у меня может просто не хватить на ЭТО смелости...»
* * *
– Послушай, великий комбинатор, – вслух сказал Лешка. – Тут ты вернул мне кое-какие денежки, которые нам ссудила Лори на дорогу. На-ка, старик, забери их обратно, и когда она вернется из Италии – так ты поблагодари ее и отдай ей эти денежки.
– А у самого руки отвалятся?
– Нет, конечно. Но я хочу завтра с утра электричкой на некоторое время смотаться кое-куда. Один дружок ленинградский объявился... – легко сочинил Лешка.
– Оставь телефон дружка. Мало ли что...
– Видишь ли, Гриня... Он сказал, что будет встречать меня на вокзале. А телефон и адрес его я забыл спросить. Я тебе сам позвоню.
Гриша сгреб деньги, сунул их в карман и посмотрел на часы:
– Ё-мое и сбоку бантик! Без четверти девять!.. Помчался. Я тут с одним жутко ушлым немцем карагандинского розлива договорился встретиться. Может, он чего присоветует?
– Вполне вероятно, – согласился Лешка. – Беги, беги, Гришаня.
* * *
... Потом Лешка одетый лежал на тахте и смотрел в белый потолок, положив руку на телефон...
И СНОВА В.В. УСЛЫШАЛ ТО, О ЧЕМ В ЭТИ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ДУМАЛ ЛЕШКА САМОШНИКОВ:
«...может быть, позвонить домой, в Ленинград?.. Нет, не нужно... Пусть ждут как можно дольше. Это продлит им надежду...
... Я же столько раз видел ЭТО в кино, в театрах... В двух спектаклях я и сам... В «Утиной охоте» и в «Ромео и Джульетте». Потом, правда, я выходил кланяться... Сегодня я вряд ли выйду на авансцену... В прошлом году в театре за кулисами повесился рабочий сцены... Говорили – от ревности. Как было страшно!.. Лицо черно-синее, язык наполовину прикушен... Серая пена из ноздрей, промокшие и обгаженные штаны, носки, ботинки... Лужа мочи внизу... И жуткий, омерзительный запах...
... Нет, нет!.. Господи Боже, помоги мне уйти... Не хочу больше жить!
Я знаю как... Я не умею плавать... Я так стыдился этого с детства... А как прекрасно и бесстрашно плавал наш Толик-Натанчик! С четырех лет!..
... Наверное, нужно что-то написать... Так все делают. А кто это потом прочтет? Полиция? Вызовут переводчика – переводить последнее письмо утопленника...
... Гришу Гаврилиди будут допрашивать... Нему Френкеля. Лори... Лариску Кузнецову – умную и решительную, добрую и деловую американку... С нерастраченной бабской нежностью, не растоптанной и не стертой ежедневными профессиональными упражнениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Поехали, Ангел! Поехали!.. – нетерпеливо сказал В.В.
– Только, ради всего святого, не подгоняйте меня, – сказал Ангел. – Ваши перемещения во Времени мне даются не так уж легко. Каждое ваше переселение туда, в Прошлое, и возвращение Оттуда выматывают меня так, будто я кубометра три дров переколол!
– Ну да?! – удивился В.В.
– А вы как думали? Эта штука не из легких... Это вам не джин сотворить, не чай с крекерами!
– Кстати, насчет джина...
– Вот насчет джина мы поговорим несколько позже, – решительно сказал Ангел и...
* * *
...купе скорого поезда «Красная стрела» медленно и неотвратимо стало превращаться в...
... КВАРТИРУ ЛЕШИ САМОШНИКОВА. ВЕЧЕР
В выгородке, где расположена кухня, висит календарь.
На календаре – девятое августа.
Лешка подходит к календарю. Смотрит на большие дешевые часы, висящие над календарем.
На часах ровно восемь.
В квадратике чисел, в котором стоит 10 августа, то есть завтрашний день, Лешка толстым черным фломастером ставит жирный крест..
У входной двери раздается звонок
Лешка открывает дверь, и на пороге возникает Гриша Гаврилиди с бутылкой недорогого вина.
– Чтоб я так жил, Леха, как я наконец понял, что такое родина и Советский Союз! – невесело провозгласил Гриша, садясь за узенький столик с двумя табуретками. – Дай штопор!
Лешка протягивает Грише штопор. Гриша мгновенно открывает бутылку и уверенно говорит:
– Я тебе не наливаю, да?
– Ну почему же? – возражает Лешка и выкладывает на стол сыр, помидоры и огурчики. – Полстаканчика и немного водички туда – ничего страшного. С такого коктейля – не загуляю.
Выпили, закусили. Гриша налил себе еще. Лешка отставил свой стакан в сторону, накрыл его ладонью.
– Уважаю, – сказал Гриша. – Так вот, Лешенька, я тебе таки скажу, с чего начинается родина! Таки не «с картинки в твоем букваре»! А с той секунды, когда ты звони’шь...
– Зво’нишь, – поправил его Лешка.
– Нехай зво’нишь... А тогда, когда ты звонишь соседке в дверь и говоришь: «Марь Ванна...» Или: «Софья Соломоновна! Магазин уже закрыт, а мне пара яиц нужны как воздух! Завтра верну три с процентами...» Ну так она, как полагается, пошутит, что мужик без яиц вообще не мужик, но она таки даст тебе эти яйцы!.. И тебе сразу становится радостно, что вокруг тебя живут такие веселые и хорошие люди... Вот это я понимаю – Союз! Это – Родина таки с большой буквы!..
– Очень тонкое наблюдение, – улыбнулся Лешка. Гаврилиди тут же обиделся, опрокинул стакан вина в глотку и заорал:
– А шо такое?! Не, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!.. Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!..
– Ах, Гришенька... – вздохнул Лешка и посмотрел на календарь. На зачеркнутый жирным черным крестом завтрашний день десятое августа. – Теперь это уже не так важно. И какие мы с тобой можем дать гарантии?
– О! – воскликнул Гриша и налил себе еще полный стакан. – Это ж можно просто с дерева упасть – мне все отвечали твоими же словами! Я уже просил не десять тысяч, а хотя бы пять... Я придумал, что возьмем пять, поедем в Бонн, отдадим их этому посольскому крокодилу, а про вторую половину скажем – будут у нас все документы на руках, тогда он и еще пятеру получит! С понтом – мы таки боимся за свои бабки. А как только он нам все ксивы на твой отъезд замастырит – и мы его будем видеть в гробу и в белых тапочках! Пусть попробует кому-нибудь на нас пожаловаться! Как я придумал? Детектив, бля…
– Гениально, – очень серьезно сказал Лешка. – Агата Кристи от зависти могла бы утопиться в своей ванне, а братья Вайнеры рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец... Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!..»
– Но пяти тысяч я тоже не достал... – признался Гриша.
– Я это понял, когда ты стал мне объяснять «с чего начинается Родина», – сказал Лешка. – Рад за старуху Кристи и за ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неудобств и неприятностей всем остальным.
И ВОТ ТУТ В.В. ВПЕРВЫЕ УСЛЫШАЛ, КАК ЛЕШКА ПОДУМАЛ:
«Господи... Как было бы хорошо, если бы Гриша ушел пораньше... Если сегодня, девятого августа, я ЭТОГО не сделаю, то уже завтра у меня может просто не хватить на ЭТО смелости...»
* * *
– Послушай, великий комбинатор, – вслух сказал Лешка. – Тут ты вернул мне кое-какие денежки, которые нам ссудила Лори на дорогу. На-ка, старик, забери их обратно, и когда она вернется из Италии – так ты поблагодари ее и отдай ей эти денежки.
– А у самого руки отвалятся?
– Нет, конечно. Но я хочу завтра с утра электричкой на некоторое время смотаться кое-куда. Один дружок ленинградский объявился... – легко сочинил Лешка.
– Оставь телефон дружка. Мало ли что...
– Видишь ли, Гриня... Он сказал, что будет встречать меня на вокзале. А телефон и адрес его я забыл спросить. Я тебе сам позвоню.
Гриша сгреб деньги, сунул их в карман и посмотрел на часы:
– Ё-мое и сбоку бантик! Без четверти девять!.. Помчался. Я тут с одним жутко ушлым немцем карагандинского розлива договорился встретиться. Может, он чего присоветует?
– Вполне вероятно, – согласился Лешка. – Беги, беги, Гришаня.
* * *
... Потом Лешка одетый лежал на тахте и смотрел в белый потолок, положив руку на телефон...
И СНОВА В.В. УСЛЫШАЛ ТО, О ЧЕМ В ЭТИ ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ДУМАЛ ЛЕШКА САМОШНИКОВ:
«...может быть, позвонить домой, в Ленинград?.. Нет, не нужно... Пусть ждут как можно дольше. Это продлит им надежду...
... Я же столько раз видел ЭТО в кино, в театрах... В двух спектаклях я и сам... В «Утиной охоте» и в «Ромео и Джульетте». Потом, правда, я выходил кланяться... Сегодня я вряд ли выйду на авансцену... В прошлом году в театре за кулисами повесился рабочий сцены... Говорили – от ревности. Как было страшно!.. Лицо черно-синее, язык наполовину прикушен... Серая пена из ноздрей, промокшие и обгаженные штаны, носки, ботинки... Лужа мочи внизу... И жуткий, омерзительный запах...
... Нет, нет!.. Господи Боже, помоги мне уйти... Не хочу больше жить!
Я знаю как... Я не умею плавать... Я так стыдился этого с детства... А как прекрасно и бесстрашно плавал наш Толик-Натанчик! С четырех лет!..
... Наверное, нужно что-то написать... Так все делают. А кто это потом прочтет? Полиция? Вызовут переводчика – переводить последнее письмо утопленника...
... Гришу Гаврилиди будут допрашивать... Нему Френкеля. Лори... Лариску Кузнецову – умную и решительную, добрую и деловую американку... С нерастраченной бабской нежностью, не растоптанной и не стертой ежедневными профессиональными упражнениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87