Их машины стояли рядом.
Открывая дверцы машин, они продолжали разговаривать.
– Он же актер театра – какая «разведка»? – спросил переводчик.
– Никакой, – ответил следователь, снял форменную фуражку и бросил ее на заднее сиденье своего автомобиля.
– А обещанные ему четыре года тюрьмы? – удивился переводчик.
– Полная ерунда, – махнул рукой следователь. – Максимум, что ему грозит, – депортация на Восток, а оттуда – в Советский Союз. А вот уже русские ему этого не простят...
Молодой бородатый переводчик в упор посмотрел на следователя:
– Вас самого не тошнит от этого спектакля?
– Мне осталось сдерживать свой рвотный рефлекс еще ровно сто двадцать дней. – Пожилой следователь сел в свой автомобиль. – Через четыре месяца я ухожу на пенсию и, как дурной сон, постараюсь забыть этого несчастного русского мальчика. Родителей его жалко до боли в сердце...
Пожилой следователь захлопнул дверцу, завел двигатель и уехал в одну сторону...
...а переводчик сел в свою машину и уехал в другую.
ЛЕНИНГРАД. КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ. ВЕЧЕР
Фирочка и Любовь Абрамовна собирают для Толика передачу – укладывают в сумку сгущенку, мятные пряники, свитерок, теплые носки...
– Я сегодня на работе в заказе колбаску получил. Не забудьте ее Толику в передачку положить! – напоминает Сергей Алексеевич.
– Пусть до утра останется в холодильнике. Перед выездом и положим, – говорит Фирочка.
Из кухни раздается вопль Лидочки Петровой:
– Тетя Фирочка! Любовь Абрамовна!.. У меня изюм кончился!!!
– О Боже!.. – говорит Любовь Абрамовна. – Сколько же ты сырников сделала?
В большой комнате появляется Лидочка в переднике, руки в муке, волосы растрепаны.
– Семнадцать, – отвечает Лидочка.
– Ты с ума сошла, Лидка! Куда столько, максималистка?
– Так он же не один. Там вокруг него такая хевра! Он же в авторитете!.. У меня еше сырковой массы – штук на десять, а изюм кончился...
– Допаковывай, мама, – говорит Фирочка. – Я пойду на кухню, поищу Лидке изюм...
Но в это время у входной двери раздается звонок. Все удивленно переглянулись – в такой поздний час?
– Это мама за мной, – говорит Лидочка. – Она обещала зайти к вам.
Серега Самошников идет в прихожую, открывает входную дверь.
На пороге стоят два молодых человека.
– Сергей Алексеевич? – спрашивает один.
– Да, – удивленно отвечает Серега.
– Разрешите пройти? – спрашивает второй с любезной улыбкой.
– Пожалуйста, – улыбается ему в ответ Серега.
Молодые люди проходят в квартиру, вежливо здороваются:
– Здравствуйте, Эсфирь Натановна!.. Здравствуйте, Любовь Абрамовна.
Один из них смотрит на Лидочку и спрашивает:
– А ты – Лида Петрова. Да?
Лидочка держит испачканные в муке руки на отлете.
– Да, – настороженно отвечает она.
– Вот и хорошо, – говорит один и показывает красное удостоверение. – А мы из Комитета государственной безопасности...
ФРГ. ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ. ВЕЧЕР
На окраине города особенно холодно.
Голые ветви деревьев. Зябкий ветер гонит по улице опавшие листья.
Бредут по улице Лешка Самошников и Гриша Гаврилиди.
Теплые куртки, воротники подняты. У Гриши на голове вязаная шапочка с помпоном.
Лешка несет гитару в старом, протертом футляре. Гриша – видавшую виды спортивную сумку.
Гриша говорит безостановочно:
–...так этот Нема Френкель вспомнил, что когда-то кончал мариупольское культпросветучилище, и решил, что никакая эмиграция не погасит в его сердце неукротимый огонь русской культуры, который он обязан нести здесь в широкие эмигрантские и немецкие массы!.. Вот такой еврейский Данко из Мариуполя!
– Нам еще далеко идти? – спрашивает Лешка.
– Не очень, – неопределенно отвечает Гриша. – Это кафе с оригинальным названием «Околица Френкеля» на углу Фридрихштрассе и Блюменвег. Как раз напротив станции метро.
– Твою мать!.. Гришка! Какого... Почему же мы не доехали на метро именно до этой станции?! – возмутился Лешка.
– Потому, что на метро четыре остановки мы едем за одну цену, а уж больше четырех – за удвоенную! А здесь остановок было ровно шесть. Так что, нам трудно пару остановок пройти пёхом? Таки не трудно. А несколько бундесмарок на дороге не валяются! Слушай дальше... На что он купил это кафе – я тебе не скажу. Не знаю и знать не желаю! Но то, что он при своем кафе решил организовать для клиентов еще и культурный дОсуг...
– ДосУг, – поправил его Лешка. – Ударение на последнем слоге.
– Нехай – досУг. Я буду спорить? Боже упаси!.. Так дай ему Бог всего, чего захочет! Если он платит нам сорок марок за вечер – двадцать тебе, как артисту, и двадцать мне, как твоему менеджеру, – так шоб он нам был только здоровенький, этот Нема Френкель со своей «Околицей»! Я прав?
Лешка промолчал.
– Сдается мне, что ты нервничаешь, – негромко говорит Гриша. – У тебя всегда так было – перед премьерой?
– Пошел ты в жопу, Гриша, – криво ухмыльнулся Лешка.
Гриша увидел подобие Лешкиной улыбки – обрадовался:
– Уже я пошел в жопу, уже мы пришли в «Околицу Френкеля»!
И Гриша открыл перед Лешкой двери в маленькое, почти незаметное с улицы, прокуренное кафе...
КАФЕ «ОКОЛИЦА ФРЕНКЕЛЯ»
Толстый, громадный Нема Френкель сам обслуживал несколько столиков с посетителями – разносил пиво, принимал заказы, рассчитывался с клиентами...
За буфетной стойкой пивными кранами управляла худенькая и печальная мадам Френкель – жена Немы.
Она подогревала сандвичи в микроволновой печи...
...мыла посуду...
...отмеривала двадцатиграммовые рюмочки водки и...
...открывала бутылки с минеральной водой, варила кофе...
... В крохотном складском помещении, среди штабелей пластмассовых ящиков с пивными бутылками и минеральной водой и картонными коробками с соками и дешевым вином, готовились к своему выходу на публику Лешка Самошников и Гриша Гаврилиди.
Гриша достал из сумки аккуратно сложенный смокинг, снял с него какие-то пушинки и, с трудом натягивая его на себя (смокинг был ему явно мал), сказал Лешке с нескрываемой гордостью:
– Видал?! Семь марок, как отдать! Не, Леха, ты напрасно не пошел со мной тогда на фломаркт – на барахолку эту. Ну, как я выглядываю?
– Нормуль, – буркнул Лешка и стал настраивать старую гитару.
Лешка выглядел менее помпезно, чем Гриша Гаврил иди.
На нем были черные брючки и черный свитер.
Он только туфли переодел, а свои уличные башмаки положил рядом со спортивной сумкой.
Лешка посмотрел на Гришу – на его тесноватый смокинг, на бундесверовские камуфляжные брюки, на тщательно вымытые старые кроссовки – и тяжело вздохнул.
К счастью, Гриша этого не заметил. Он был возбужден и доволен собой.
– А как я эту гитарку для тебя у албанца спроворил?! Я же перед этим все наше общежитие беглых обшарил, чтоб я так жил! Поляков спрашивал, югославов чуть ли не пытал, чехи, суки, вообще не захотели со мной разговаривать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87