– Не смутит, не смутит. Валяйте!
– Конечно! Что я спрашиваю?.. Вы же сами говорили, что в процессе создания фильмов вы неплохо научились смотреть еще не смонтированный материал, – вспомнил Ангел.
– Ни хрена я вам этого не говорил! Я только думал об этом...
– Ну, думали, какая для меня разница... Ложитесь, ложитесь! К Бологому я вас растолкаю. Что-нибудь приготовить к пробуждению?
– Ну, если вы будете настолько любезны... – пожал плечами В.В.
– Буду, буду, – рассмеялся Ангел.
– Тогда немного джина. Желательно со льдом... – сказал В.В.
И на этих словах В.В. купе «Красной стрелы» стало плавно превращаться в...
ПРОГУЛОЧНЫЙ ДВОРИК УГОЛОВНОЙ ТЮРЬМЫ ФРГ
Несколько человек, одинаково одетых в единую тюремную форму – недорогие джинсы и такие же рубашки с нашитыми на нагрудный карман номерами и фамилиями, ходили по кругу...
Кто-то покуривал у высокой стены...
Кто-то, сбиваясь в стайки, компанейски болтал о том о сем...
Вокруг одного, разрисованного татуировками от мочек ушей до ступней ног, стояла восхищенная компания – разглядывала синее тщедушное тело, покрытое замысловатой вязыо из драконов, голых девиц, молитвенных цитат, пальм, лиан, летающих птеродактилей и оскаленных клыков саблезубых тигров...
Медленно брели по кругу подследственный Алексей Самошников и полный человек лет сорока, который что-то безостановочно говорил Лешке, яростно жестикулируя, забегая вперед, чтобы заглянуть Лешке в глаза...
– Ты ж тупарь, Лешка!.. Ты же их в жопу должен целовать! – на чистом русском языке с явными одессизмами втолковывал он Лешке. – Я тебя умоляю! Возьми, к примеру, меня – Гришу Гаврилиди! Мне сорок один год, а я, как мальчик, сбежал из такой высокопоставленной туристической группы, чтобы только остаться здесь и никогда не возвращаться в свой вонючий Николаев! Ты знаешь, какие здесь законы?! Это ж можно обхохотаться! Клянусь мамой, если бы я в третий раз не попался на воровстве в магазине самообслуживания – я бы до сих пор был на свободе и еще кушал бы свой паек для политэмигрантов! Откуда я знал, что в обычной продовольственной лавке на потолке... Ты слышишь?.. На потолке понапиханы видеокамеры!.. Денег им девать некуда! Совсем оборзели...
– Так вы политический эмигрант? – удивился Лешка.
– Я тебя умоляю! – захохотал Гриша Гаврилиди. – Им так хочется – так я буду «политическим». Какая мне разница?! А что ты думаешь, я тебя агитирую задаром? А выкуси-ка!.. Я ж тебе – «подсадная утка»!
Конвойные на высокой стене посматривали вниз на прогуливающихся.
Неожиданно в стене отворилась неширокая дверь, оттуда вышел тюремный надзиратель и сказал по-немецки в мегафон:
– Прогулка закончена. Все по камерам.
Растатуированный натянул на себя рубашку. Все потянулись к дверям, на ходу бросая окурки в урну.
Надзиратель спокойно пересчитывал заключенных......
Потом их вели по чистеньким тюремным коридорам.
На ходу Гриша Гаврилиди говорил, не умолкая ни на секунду:
– Мне так и сказали – если я тебя убедю согласиться с ихними требованиями, таки меня тоже выпустят... Ну так слушай сюда... Люди под Берлинской стеной подкопы по триста метров роют – только бы попасть в Западную Германию! А ты кобенишься...
Они шли мимо запертых дверей нескончаемых камер.
Время от времени надзиратели открывали эти двери, возвращали заключенных в камеры и тщательно запирали их там.
– Тебе предлагают попросить политического убежища... – успел проговорить Гриша...
...но надзиратель остановил его и Лешку.
Открыл камеру, впустил туда Лешку и Гришу и запер их снаружи.
Больничная благостность западногерманской тюремной камеры не нарушалась даже наличием унитаза. Унитаз был стыдливо отгорожен намертво привинченной непрозрачной ширмой из толстого матового бронебойного стекла.
– Так шо я говорю... Тебе, можно сказать, предлагают выиграть в «лотерею жизни», а ты выгибаешься, как Конёк-Горбунёк!.. Шо ты там забыл, в этом Советском Союзе?! Такой случай, как у тебя, – раз на мильён!..
Лешка молча улегся на чистенькую коечку, уставился в потолок.
Но Гриша не умолкал:
– Один халамендрик – немец, между прочим!.. – даже подводную лодку для всей семьи построил, шобы только Шпрее переплыть! Речка такая у них в Берлине. Обживешься, подзаработаешь. Ты ж артист, Леха! Не дури. Это я тебе говорю!.. Що-то же переменится... Не может же быть так вечно, правильно? Всякие там стенки-шменки между людями... И пожалуйста, Леха, когда тебя вызовут на очередной допрос...
Лежит Лешка на своей тюремной коечке, смотрит в белый потолок.
Молчит...
Гриша еще что-то говорит и говорит, но слова его для Лешки уже сливаются в один неясный надоедливый гул, и Лешка совсем перестает его слышать...
ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОПРОСОВ ПОДСЛЕДСТВЕННЫХ
В специальной комнатке без окон пожилой полицейский следователь при помощи молодого бородатого переводчика в штатском...
...разговаривал с подследственным Алексеем Самошниковым.
Говорил он по-немецки, делая паузы для того, чтобы бородатый переводчик мог по-русски донести до подследственного смысл сказанного.
Лешка сидел на стуле повесив голову.
– Выбор у вас невелик, – по-немецки говорил следователь. – Или четыре года тюремного заключения за нелегальный переход границы с разведывательными целями...
Следователь сделал паузу и посмотрел на переводчика.
Переводчик повторил фразу следователя по-русски.
Лешка испуганно поднял голову:
– Какими «разведывательными целями»?!
– Следователь утверждает, что в суде ему удастся доказать вашу причастность к советской разведке. Короче: или вы делаете заявление о предоставлении вам политического убежища по причине... – сказал переводчик.
Он вопросительно посмотрел на следователя, спросил по-немецки:
– Какую причину он должен указать в заявлении?
– Обычную – антисемитизм. Он же наполовину еврей.
– По причине антисемитских преследований у вас на родине, – по-русски сказал Лешке переводчик.
– Но меня никто никогда не преследовал, – растерялся Лешка.
Переводчик впервые с интересом посмотрел на Лешку и спросил:
– Вы действительно хотите сидеть в тюрьме?
– Нет... Я хочу только домой, – ответил Лешка и горько заплакал, обхватив руками голову.
ТЮРЕМНЫЙ КОРИДОР
Ведут Лешку по длинному тюремному коридору обратно в камеру.
Бредет он в сопровождении выводного надзирателя мимо чистеньких, ухоженных камер, мимо автоматических замков на дверях этих камер.
Никаких ржавых засовов, облупленных стен. Никаких тусклых, грязных лампочек в решетчатых намордниках...
Повсюду чистенько, светло, почти радостно...
Если бы это была не тюрьма.
СТОЯНКА АВТОМОБИЛЕЙ У ТЮРЬМЫ. ДЕНЬ
Из тюремной проходной к своим автомобилям вышли пожилой полицейский следователь и молодой бородатый переводчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87